Салли Боумен - Секстет
– Пусть Роуленд с ним поговорит, – сказала она. – Джини, не ходи туда. Роуленд ему все объяснит, он скажет, что не знал, что ты здесь будешь. О, Джини, мне так жаль! Я не знала, что Роуленд здесь появится, клянусь, не знала. Я бы никогда этого не допустила… Пошли наверх. Пальто у меня в номере.
И Линдсей устремилась вверх по лестнице. Джини следовала за ней. Войдя в номер, Линдсей с облегчением увидела, что в ее отсутствие горничные уже навели там порядок, во всяком случае, кровать была аккуратно застелена. Но на двух подушках лежали две шоколадки, на спинке одного стула висела рубашка Колина, а на спинке другого – чулки Линдсей. Комната прямо-таки вопила о любовной близости, и Линдсей густо покраснела.
Джини вошла вслед за ней. Было видно, что она встревожена и напряжена. Она взглянула на нелепые шоколадки, на подушки, постель. Не говоря ни слова, подошла к окну, раздвинула шторы и посмотрела на улицу.
– Снег все еще идет, – бесцветным голосом сказала она. Она вздохнула, повернулась к Линдсей. Линдсей заметила, что у нее дрожат руки, а глаза лихорадочно блестят.
– Значит, Роуленд рассказал тебе о Париже? – спросила она.
– Нет, конечно, нет. – Линдсей еще гуще покраснела. – Он бы никогда этого не сделал. Но в то время я тоже была в Париже, и все было видно без всяких слов.
– Правда?
– О, Джини, ты же знаешь, как это бывает. Достаточно было одного взгляда на его лицо, на твое лицо. Не будем об этом говорить, это не мое дело, к тому же прошло уже столько времени…
– Я любила Роуленда. По-своему. Я просто голову потеряла тогда. Никакая сила не могла меня удержать. Паскаль почувствовал, что со мной что-то случилось. Господи! Как я металась тогда, я не знала, что мне делать! С тех пор я его больше не видела. – Джини беспомощно развела руками. – А теперь… Паскаль будет в ярости. Он так до конца и не простил меня. Ты знаешь, что ему все стало известно? Он застал нас в номере отеля. – Она помолчала в нерешительности. – Сцена была дикая, я боялась, что они бросятся друг на друга. Это я решила положить конец нашим отношениям, а не Роуленд. Роуленд был в отчаянии. А сегодня он со мной почти не разговаривал.
– Пожалуйста, Джини, я не хочу это слушать. Я… Послушай, сейчас мне надо позвонить Тому в Оксфорд. Я пытаюсь ему дозвониться весь вечер. А потом мы должны идти к Эмили. – Она прошла к телефону и стала набирать номер. В Оксфорде была ночь. Линдсей ждала довольно долго, прежде чем повесить трубку.
– Все это было так сложно. И очень болезненно. Самое ужасное время в моей жизни. – Джини говорила так, словно не слышала Линдсей. В глазах у нее стояли слезы. Линдсей растерянно поглядывала на нее и жалела, что не может дозвониться до Тома. Она знала, что один лишь его голос принесет ей успокоение и облегчение.
– Что мне теперь делать? Что я скажу Паскалю? – Джини закрыла лицо руками. – Линдсей, он такой ревнивый.
– Просто скажи ему правду, – посоветовала Линдсей. – Ведь существует очень простое объяснение, Джини. Он поймет. Послушай, извини, но я должна идти.
– До сих пор не могу понять, как я допустила, чтобы все это произошло, – говорила Джини, пока Линдсей открывала шкаф и доставала свое пальто. – Я оглядываюсь назад и не могу ничего понять – ведь в какой-то момент я должна была принять решение, сказать себе «да». Но зачем? Это принесло столько горя. Может быть, он оказался рядом в какое-то особенное время? А может быть, все дело в его внешности? – После минутной паузы она продолжала: – Надеюсь, что не только. Но он так красив. Я уже забыла, как он красив.
– Дело не только в его внешности. – Линдсей отвернулась. – Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Джини, перестань травить себе душу.
– Думаю, что я могла бы полюбить его. Однажды я это ему сказала. – Теперь ее лицо было мокрым от слез, она сидела на кровати. – Но иногда мне кажется, что это неправда, я говорила это в оправдание себе, а сама его просто использовала.
– Джини, я уверена, что это не так. Ты была просто больна, такие вещи случаются. Любовь к одному человеку не всегда предохраняет от влечения к другому.
– Может быть. – Джини с сомнением взглянула на Линдсей. – Но после моего романа с Роулендом у Паскаля изменилось отношение ко мне. Он испугался. Он боялся меня потерять и согласился на ребенка. Может быть, я просто использовала Роуленда для того, чтобы манипулировать Паскалем? – Она безнадежно махнула рукой. – О, я все-таки надеюсь, что это не так. Эта мысль просто невыносима. Самое ужасное, что Паскалю это теперь представляется именно таким образом. Сегодня… Знаешь, что он сказал мне сегодня? Он сказал, что у меня железная хватка и я всегда добиваюсь того, чего хочу.
– Он так сказал? Джини, перестань реветь. – Линдсей взяла ее за руку. – Почему он так считает?
– Потому что я все-таки уговорила его расстаться с работой. – Джини отвернулась. – Я всегда обещала себе, что никогда этого не сделаю. Но когда родился Люсьен, все изменилось. Я тогда так боялась! Мне снились жуткие сны – со снайперами, минами, бомбами. Я хотела уберечь Паскаля. Я хотела, чтобы он оставался рядом, когда Люсьен будет расти.
– Любая женщина этого хочет, – мягко проговорила Линдсей. – Ты не должна себя винить. Даже если бы ты ничего не говорила, Паскаль не мог не знать, что он должен сделать выбор.
– Я вынудила его. Он прав, получается, что я добиваюсь того, что хочу.
– Глупости! Да и что в этом плохого?!
– Но он это видит именно так. Его первая жена потребовала того же, и вот теперь я. Я для него превращаюсь во вторую Элен. Я всегда боялась, что это произойдет. – Она опустила голову и снова заплакала. – О, Линдсей, я боюсь. Я сейчас сидела там внизу и все время боялась. Я смотрела на Роуленда, вспоминала о своем решении, и мне казалось… – Она запнулась. – Мне казалось, что я ни в чем не уверена – ни в мотивах, которые мной руководили, ни в том, что я сделала правильный выбор.
– Ты пожалела, что не осталась с Роулендом? – тихо спросила Линдсей.
– Может быть. – Джини встала и отвернулась. – И чувствовала себя виноватой из-за того, что мне это пришло в голову. У меня есть сын. Я люблю Паскаля. Но… – она снова замолчала, пожала плечами. – Любовь, любовь, любовь! Я всегда уделяла ей слишком много внимания. Так всегда говорил мой отец.
Наступило молчание. Линдсей глядела на подругу с сочувствием и некоторым испугом.
– Разве же это неправильно? – медленно проговорила она. – Разве любовь не самое главное?
– Вспомни, сколько преступлений совершалось во имя любви. – Голос у Джини стал жестким. Она вытерла слезы. – Линдсей, скажи мне честно, ты любишь Роуленда? Он любит тебя? Что означала эта сцена?
