Белва Плейн - Рассвет
– Я ненавижу их, – сказал он сквозь стиснутые губы. – Ненавижу. И я не буду встречаться с ними. Никогда!
– Давай поговорим об этом в другой раз, поздно уже. Спокойной ночи, дорогой мой мальчик.
«Я могу жить как затворник, – думал Том. – Заменю Бэда – возьму на себя его работу по дому и в саду. Буду помогать маме ухаживать за Тимми. Буду читать, заниматься астрономией, а когда-нибудь, окончательно придя в себя, найду работу, самую простую, в отдаленной обсерватории в глухой провинции».
Да, он понимал, что люди переживают худшие беды. Носят клеймо неизлечимой болезни, как бедняжка Тимми. Но если у человека болит сломанная нога, то разве для него утешение – узнать, что кто-то другой сломал обе ноги?
И вдруг в темной комнате перед ним словно вспыхнуло видение – лицо Маргарет Кроуфильд. Такое живое и памятное, а ведь он не хотел его запомнить, видит Бог, не хотел. И все-таки видел и ее темные волосы, и золотые серьги в виде маленьких ракушек, полуприкрытых темными локонами. Круглые щеки, растерянные глаза… Губы, накрашенные бледной красновато-коричневой помадой…
– Будь они прокляты, те недоумки из больницы, которые девятнадцать лет назад направили меня сюда! И будь они благословенны за то, что направили меня сюда…
В дверь позвонили, когда Том и Лаура в молчании сидели за столом, накрытым к завтраку. Том пошел открыть дверь. Перед ним стояли двое мужчин.
– Томас Райс? – спросил один из них.
– Да, в чем дело?
Щелкнула камера, засняв испуганного, растерянного Тома с полураскрытым ртом.
– Вот газета, наверное, у вас ее еще нет, – первый протянул ему сложенный газетный лист. Том сразу увидел крупные заголовки:
– Детей перепутали в больнице… Тайна открылась девятнадцать лет спустя… – Сердце его бешено забилось.
– Мы хотели бы взять интервью, – вежливо улыбнулся журналист с фотокамерой.
– Нет! – вскричал Том.
На крик прибежала Лаура; с одного взгляда ей все стало ясно.
– Том, иди в комнату, – мягко сказала она. «Она этого ждала», – подумал Том, отходя от двери.
– Никаких интервью, – спокойно сказала Лаура. Снова щелкнула камера.
– Но это же сенсация, мадам.
– Может быть, но это и человеческое страдание.
Журналист, невозмутимо глядя на Лауру, достал блокнот и ручку.
– Вы были здесь недавно, когда был убит мой муж, – я запомнила вас. Перестаньте же мучить нашу семью!
– Публиковать сведения о сенсациях мой служебный долг, и я его выполняю.
– А мой долг – оградить моего сына. Я не позволю вам причинить ему боль!
– Но ведь он – не сын вам, миссис Райс. Что вы почувствовали, узнав это через девятнадцать лет? Это был удар для вас?
– Сейчас вы почувствуете удар, я с размаху приложу дверью по вашему бессовестному лицу! Напишите об этом.
Она с силой толкнула дверь, журналист отскочил. Том увидел в окно, как оба газетчика поспешно удаляются.
– Я думал, что они не уйдут и будут заглядывать в окна! – нервно сказал он.
– К сожалению, Том, они вернутся, и репортеры из других газет тоже наводнят наш дом и дом Кроуфильдов. Будь уверен!
– В газетах уже напечатали, – сказал он, передавая ей листок, – что же им еще нужно?
– Человеческое любопытство иссякает не так быстро, сенсации хватит на пару недель. Но как они узнали? Я позвоню мистеру Фордайсу.
Том прошел в библиотеку и сел, опустив голову и зажав лицо в ладонях. Подняв ее снова, он встретился взглядом с глазами «Черного ирландца» на портрете, глазами своего предка… как он считал раньше.
– Человеческое любопытство, – думал он, – не такое уж плохое свойство, пока не становишься его объектом. Он слышал голос Лауры, которая разговаривала по телефону на кухне:
– Я думала, что вам удастся этого избежать, мистер Фордайс… понимаю, что вы не могли гарантировать… Да, но это так ужасно для Тома… сразу после смерти отца… Я рада, что здесь нет Лилиан и Сесилии… Все Пайге так чувствительны к огласке. Все уляжется? Конечно, со временем…
Послышался щелчок, – Лаура положила трубку. Через минуту она появилась в дверях библиотеки, Том напряженно ждал ее рассказа. Она не сразу заговорила.
– Сообщение поступило по телефону. Издатель газеты не публиковал его до вчерашнего дня, но информация просочилась, и он не мог ничего поделать. Теперь появятся публикации по всей стране.
– Кто же сообщил? – спросил Том.
– Молодой женский голос, она не назвалась. Сообщила все детали; больницу, где родились оба ребенка, фамилии, результаты тестов ДНК, – словом, все. Больница подтвердила сведения.
– Предательница! – воскликнул Том. – Это она, конечно.
Лаура положила руку на его плечо и сказала утешающе:
– Она не только тебя предала, Том, она предала человеческое доверие. Как она смеет думать, – голос Лауры зазвучал страстным обвинением, – что она – выше других людей, таких как Бетти Ли, или Кроуфильды, или… ты, Том? Как ты не разглядел ее!
– Она была такая яркая, умная, способная… такая необыкновенная… – грустно ответил Том.
– Так ведь среди пособников Гитлера были люди талантливые и образованные… доктора философии… но все они были люди без сердца и совести.
Зазвонил телефон, и Лаура встала со словами:
– Ты сегодня к телефону не подходи! – Он слышал ее голос: – Да, это миссис Райс. Нет, он не может подойти, я ему передам.
Она бросила трубку, и телефон сразу зазвонил снова.
– Кто это? – спросил Том.
– Грязные свиньи, – мрачно ответила она. – Мальчишки из колледжа.
Да, он мог себе представить издевательские голоса парней из «Независимого голоса»: «А ну-ка, Том Райс, отбейся, попробуй-ка!»
Телефон продолжал звонить, словно подлое любопытство всей Америки сфокусировалось на нем, Томасе Райсе. Но Лаура взволнованно говорила с кем-то, – значит, звонит знакомый:
– Эта ужасная девица, эта нацистка… Он не хочет ходить в колледж…
Том вышел из столовой, обошел весь дом и заперся в своей комнате. Он глядел в окно на груду камней над могилой Графа и вспомнил Бэда. Клан, призывы стрелять и проливать кровь. Том вспомнил, как он слушал ночью эти призывы с боязливым любопытством, но не принимая их всерьез. Так же слушали другие. А Бэд играл всерьез. Том вспомнил, что он поклялся отомстить за отца, и с горечью понял, что он не сдержал своей клятвы. «Теперь уже не узнать, почему ку-клукс-клан привлек и втянул Бэда, а вот Робби он может понять, – подумал Том. – Раздоры между родителями, – отец сбегал куда угодно от матери, неряхи и ворчуньи, – заброшенность девочки стали причинами ее озлобленности на семью и на весь свет».
