Элизабет Лорд - Похищенные годы
Дэвид, видя улыбку старика и его хитрые глаза, подавленно молчал. Он знал, что проиграет еще до того, как начнет бороться.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Летти сняла накидку из меха лисы и бросила ее на кресло. Приподняв занавески, она высунулась из окна, чтобы посмотреть, что творится внизу. Весь день Оксфорд-стрит неистово веселилась. Как и весь Лондон. И вся Великобритания. Флаги развевались в солнечных лучах, в окнах выставлены фотографии членов королевской семьи, в витринах магазинов – смесь красно-бело-синего, изделия из золота и серебра. Последнего особенно много, так как это соответствует серебряному юбилею короля Георга и королевы Мари.
Уже вечер, хотя все еще довольно светло – каждый магазин сверкает разноцветными лампочками, а Селфридж залит светом прожекторов, не говоря уже о фейерверках во всех парках города.
– Светло, как днем, – прошептала Летти, пока Дэвид снимал свой белый шелковый шарф и шляпу, которые потом небрежно бросил поверх ее накидки.
Наступила полночь, но толпы гуляк все еще бродили по улицам, не в силах распроститься с этим замечательным днем.
Сегодня они с Дэвидом тоже были в толпе, которая шла по Чаринг Кросс Роуд к Странду, желая одним глазком увидеть проезжающих короля и королеву, вместе с наследником трона принцем Эдвардом, герцогом и герцогиней Йоркскими и их двумя прелестными дочерьми – Элизабет и Маргарет-Роуз, и другими членами королевской семьи. Кареты блестят, всадники поражают роскошью нарядов и позвякивают стременами, оркестр играет веселый марш, и вокруг довольные и счастливые люди. Как замечательно!
Этим майским вечером они танцевали в Валдорфе и Трафальгарской площади, где их чуть было не затолкали до смерти. Затем пили шампанское. И, вернувшись домой, Летти чувствовала себя немного пьяной и уставшей до изнеможения.
Дэвид встал сзади, положив руки ей на плечи. Она почувствовала их тепло через тонкую ткань сатинового вечернего платья, он повернул ее к себе, чтобы поцеловать.
– Не много ли для одного дня? – спросил Дэвид, прерывая поцелуй, чтобы опустить занавески. Летти ощущала его дыхание, слегка пахнувшее шампанским.
– Ты мне никогда не приедаешься, Дэвид, – прошептала она в ответ.
Он снова склонился к ней. Внизу по-прежнему шли толпы людей, из радиоприемника доносился голос диктора, описывающего события дня, но Летти едва ли слышала хоть слово, когда стояла, обняв Дэвида и прижавшись своими губами к его.
– Не слишком устала? – шепотом спросил он. Она покачала головой, и, продолжая обниматься, они пошли от ярко освещенного окна в спальню, выключив по дороге радио, – и звуки внешнего мира полностью исчезли для них.
Она должна была быть счастливой. И она была бы счастливой, если бы не удручающие мысли о его здоровье. Прошло шесть месяцев, прежде чем Дэвид сказал ей о результатах медицинского обследования. Сужение артерии, что может вызвать серьезную болезнь в старости. А сейчас он должен принимать таблетки, чтобы уменьшить боль, и стараться избегать неприятных переживаний. Это смешно, думала Летти. У Дэвида вся жизнь была сплошным «неприятным переживанием», учитывая, как с ним обращалась Мадж. Иногда Летти казалось, что та все делает специально. Дэвид рассказал ей, как чуть было не ушел из дома перед Рождеством. Остановило его только вмешательство тестя, пригрозившего в этом случае передать дочери свой пакет акций из фирмы.
Летти тогда ужасно рассердилась, упрекая Дэвида в слабости, обвиняя в том, что для него бизнес значит больше, чем она. Не слушая никаких объяснений, она замолчала, только когда заметила, как Дэвид схватился за сердце.
Начиная с того дня в апреле, она больше не заговаривала об этом. Просто не осмеливалась. Частенько лежа без сна, Летти пыталась представить, какой будет ее жизнь без Дэвида, и, в ужасе от страха, давала себе слово сделать его жизнь как можно более спокойной, клялась избегать всего, что может вызвать волнение Дэвида. Если бы это могло улучшить его состояние, Летти бы даже одобрила его возвращение к жене. Как-то раз она попыталась поделиться с ним своими мыслями, но Дэвид лишь рассмеялся в ответ, заметив, что «это» невозможно.
Даже после десяти лет они могли встречаться только по выходным. Небольшим утешением было, что так же поступают многие пары, действительно состоящие в браке. Летти по-прежнему активно занималась своей галереей, хотя со временем работа потеряла для нее свою притягательность, романтика исчезла. Деловая жизнь Дэвида ограничивалась контролем над хорошо отлаженной работой больших магазинов. Летти понимала, что большее она вряд ли сможет получить, и построила свою жизнь, основываясь на этом – она была счастлива тем, что есть.
Лето тысяча девятьсот тридцать шестого. Прошел год, но здоровье Дэвида, слава Богу, не ухудшилось, как этого боялась Летти. Она философски подходила ко всему, даже к отсутствию изменений в их совместной жизни. И ее поражало, как быстро течет время.
Кругом сплошные изменения. В январе умер король Георг, и нация погрузилась в траур. Как и большинство людей, Летти чувствовала ужасную грусть и вспоминала его речь, которую передавали все радиостанции, совпавшую с ее юбилеем. «Как я могу выразить, что творится в моем сердце? Хочу только сказать вам, мои очень дорогие люди…» Его все любили.
Эдвард VIII был популярен, красив и имел тот взгляд потерянного маленького мальчика, который немедленно находил отклик в сердцах женщин, как старых, так и молодых. Летти не была исключением, и ей пришлось даже выслушать насмешки Дэвида, когда она однажды слишком долго восхищалась новым королем.
– Помилуй Бог! Тебе сорок шесть, Летти. А ему только сорок один.
– Это имеет какое-то значение? – рассмеялась она.
Да, ей действительно сорок шесть. Она все еще худенькая, с гладкой шеей. Однако при сильном освещении уже можно заметить морщинки вокруг глаз и пряди седых волос среди коротко стриженных каштановых кудрей.
Волосы Дэвида тоже отливали сединой. К счастью, это очень шло ему, придавая вид солидного делового человека, каким он в сущности и был. Если бы он не выглядел таким изможденным…
А причиной была непрекращающаяся боль в сердце. И он снова начал курить. Хотя для мужчины пятидесяти шести лет Дэвид выглядел совсем неплохо. Глаза все еще темные и ясные, мягкая улыбка. Как же она любила его!
Генри Ламптон слабел с каждым месяцем, и страх Дэвида, что Мадж повлияет на отца при составлении завещания, только ухудшал его состояние. Летти понимала, что сейчас развод будет стоить Дэвиду всего, ради чего он так долго страдал. Она знала, что он надеется в будущем передать свою долю Крису, его единственному наследнику. И эта надежда вместе с желанием сохранить имя отца в названии фирмы стали у Дэвида почти навязчивой идеей.
