Наталия Миронина - Дочь мадам Бовари
– Привет, а вот и я с пломбиром, морской капустой и письмом для тебя. – Вадим подошел к дивану, на котором Берта рассматривала фотографии. Она оторвалась от альбома, схватила мороженое, конверт и, небрежно разорвав его, вытащила какие-то бумаги. Берта их развернула и стала читать. Вадим тем временем склонился над старыми фотографиями.
– Кто это? – он вдруг указал на снимок миловидной женщины.
– Где? Это? Это моя мама. Но я ее почти не помню, она умерла, когда я была совсем маленькой. Там какая-то история была, только мне никто ничего не рассказывал, а фамилия у нее была другая, – рассеянно ответила Берта. – Ты знаешь, я должна тебе что-то сказать…
– Я тоже…
– Сначала я, потому что это намного важней, чем ты себе представляешь. Я, кажется, снова владелица «Алмазного полумесяца». Вот, прочитай, – Берта сунула Костину под нос бумаги из конверта. Вадим прочел слово «Договор дарения», потом шло еще очень много всего, в конце стояла подпись какого-то Михайличенкова. Но Вадим только делал вид, что читал. Его волновал не конверт, а снимок, который он только что увидел в альбоме Берты. На снимке была Лариса Гуляева.
Эпилог
Через четыре месяца у Костиных родилась дочь. Девочка была с беленькими волосами и такая длинноногая, что акушерка, естественно, сразу же определила ее в балерины.
– Костина, – обратилась она к Берте, – уж не знаю, в отца, что ли, она такая…
– Какая? – сквозь дремоту спросила Берта.
– Какая, какая… Породистая.
Берта усмехнулась. Ее муж умел производить впечатление на женщин, а уж подружиться с младшим медицинским персоналом родильного дома сам бог велел. Всю неделю, которую провела здесь Берта, она только и слышала, как ей повезло с мужем.
– Мы – тоже ничего. Мы – красивые, – Берта зевнула и провалилась в сон.
Дочь назвали Лилей. В честь крестной – Лили Сумароковой. В подарок крестнице та преподнесла старинное серебряное перо. «Девочка должна стать писательницей. Я уж позабочусь об этом!» Лиля Сумарокова была полна решимости взять воспитание тезки в свои руки.
Ее собственная журналистская карьера после Риги «поблекла». Сказались переезд в другую страну и прочие обстоятельства. Винила ли она в этом Костина? Пожалуй, нет. Лиля не была великодушна, но отличалась практичностью. Она понимала, что есть и другой виновник: время – эпоха-перевертыш, которая вдруг обесценила одно и возвеличила другое. Еще она понимала, что сумела сохранить главное – семью. Кроме того, она создала свое дело, а это удалось лишь немногим ее ровесникам. А Георгий Николаевич, на которого она ворчала и жаловалась с прежним пылом, оказался надежной опорой, выдержавшей всю тяжесть случившихся перемен.
Лиля Сумарокова, безотчетно почувствовав в Берте родственную душу, полюбила ее как дочь и считала своим долгом оберегать от всевозможных жизненных невзгод. То обстоятельство, что Берта вышла замуж за Костина, делало миссию Сумароковой еще более важной.
– Не позволяй ему играть собой!
– Не буду, – соглашалась Берта, не задавая лишних вопросов. Она давно поняла природу непростых в прошлом отношений Вадима и Лили. Но Берта не была любопытна, а потому сумела сделать так, что эти люди сплотились вокруг нее, но уже на совершенно другой эмоциональной основе.
– Лиля, у тебя «коробка» стучит. Оставь ключи, я твою машину своим ребятам покажу, – эту и подобные заботы Вадим благородно брал на себя. «Она очень умна, энергична и вполне могла бы обойтись без помощи посторонних, но уж очень много взвалила на свои плечи», – говорил Костин жене.
Лиля же, даже не пытаясь сдержать свое высокомерие, могла запросто сказать:
– Вадим, твои рукописи надо править и править. Столько словесной шелухи. До зерна порой не доберешься…
Вадим великодушно молчал – он был перед Лилей виноват и прошлым, и настоящим.
Когда дочке исполнилось два месяца и Берта, отвергшая с порога всевозможных нянек, смогла хоть ненадолго отлучаться из дома, она первым делом съездила к господину Михайличенкову.
Их встреча произошла в маленьком кафе неподалеку от Пушкинской площади.
– Василий Степанович, я хотела бы вас поблагодарить… – начала было Берта, но Михайличенков замахал руками.
– Не за что, ваше дело было не таким сложным, вы же сотрудничали со следствием и, что самое главное, ничего не утаили из имущества, а заплатили по искам. Всего один разговор и понадобился. А вас хорошо знали, не могу сказать, что любили – характер у вас, сами знаете, какой, но тем не менее… Я рад был вам хоть немного помочь! Тем более что в некоторой степени я виноват в ваших проблемах. Не надо было мне тогда начинать все это. Вы бы сейчас и дом достроили, и бед бы не приключилось.
Василий Степанович вспотел от напряжения. Ему Берта нравилась не только из-за красоты. Он уже давно в полной мере оценил ее коммерческую хватку, фантазию и размах.
– Вы креативно мыслите и умеете считать деньги. Это редкое сочетание. У вас очень яркое будущее.
Берта его слушала и понимала, что именно ему она обязана мягким приговором. Оказывается, он поднял на ноги всех своих влиятельных знакомых, чтобы помочь ей.
– Вы ни в чем не виноваты, иски мне предъявили другие люди. Вы здесь ни при чем. А за такую помощь я вам должна быть благодарна до конца жизни. Но подарок ваш принять не могу. Даже не спрашивайте почему. Лучше вы достройте этот дом. Мне будет приятно видеть, что наконец там начнутся работы. А то он по вечерам наводит такую тоску своими пустыми окнами.
– Нет, этот дом по праву ваш. Я заплатил за него совсем немного, – Михайличенков вдруг лукаво улыбнулся, – немного хитрости, немного связей и… деньги. Поверьте, я это делал для вас с удовольствием. Вы не отказывайтесь от него. И не обманывайте сами себя – вы не сможете сидеть сложа руки. Я знаю, что у вас родилась дочь. Вот для нее и достройте «Алмазный полумесяц». Я наблюдал за вами. Очень скоро вы опять вернетесь в бизнес.
– Я вас даже отблагодарить сейчас не могу, – Берта поняла, что Михайличенков, сам того не подозревая, нашел самый веский аргумент – дочь.
Отец, который не был на свадьбе, приехал на крестины маленькой Лили и, к удивлению Берты, почти не общался с Костиным. Берту это расстроило, но допытываться она не стала, подумав, что все дело в возрасте – ее муж и ее отец были практически ровесниками. «Отец, наверное, не одобряет мой выбор и свое недовольство вымещает на Вадиме. Ну, что ж. Папу понять можно… Придется мне лавировать между ними», – вздыхала Берта. Но отец вскоре уехал – ему было тяжело видеть Костина. И хотя в Риге они знакомы не были, но история с книгой, самоубийство его бывшей жены Ларисы Гуляевой и все последующие события сделали его непримиримым врагом Вадима. Он и брак дочери предотвратил бы, если бы только знал, за кого она выходит замуж. Но Берта поступила так, как поступала всегда – сначала сделала, потом обо всем ему рассказала.
