Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам
Лена обомлела.
– Ты что, не думаешь, что это надо как-то остановить?!
Мать скинула котлеты в эмалированный тазик, вымыла руки и встала прямо перед Леной:
– А как ты, доченька, это остановишь? Ты посмотри на этих людей, посмотри и на самого Димку! Вспомни Валерия, наконец. От него же больше ни слуху ни духу! А ведь это все от него, в принципе, зависит! Не может быть, чтобы он не знал, что они сюда приехали.
Лена подошла к двери и посмотрела на Димку. Рот у него в улыбке растянулся до ушей:
– Дедушка, а ты меня на рыбалку еще успеешь свозить? – Димка сочно откусил яблоко, и во все стороны брызнул сок.
– Успею, успею, – дед, торопясь, увязывал приготовленную женой сумку.
– Бабушка! А ты мне ранец купила?! – Димка переводил взгляд на Валерину мать.
– Купила! Самый лучший. Давай одеваться, а то опоздаем!
– Куда это одеваться?! – Лена подошла и посадила мальчика к себе на колени. – Ему надо ужинать и спать!
– Вот в поезде и поужинает, и отоспится!
– Мы же уезжаем домой! – радостно прокричал ей в самое ухо Димка и кинулся к деду: – Ты мой рюкзак с игрушками не забыл?
– Поезд у нас через два часа… Вот же билеты купейные… Я же вам показывал… – неловко суетясь и вместе с тем вежливо, но настойчиво все повторял одно и то же Валерин отец и между тем выносил и выносил сумки в коридор. Бабушка уже надевала на Димку новую курточку, купленную Леной.
Из кухни вышла Ленина мать с сумкой, набитой продуктами.
– Вот огурчики. Помидорчики. Здесь пирожки, здесь котлеты. Здесь курица… Вот в бутылке вишневый компот, если Димочка пить в дороге захочет…
– Мама, я не пущу! – вдруг заревела Лена в голос и попыталась поймать Димку за руку. – Димочка, останься!
– Я хочу домой! – изо всех сил завопил тот.
Лена заметалась между матерью и будущей свекровью.
– Мама! Валерий сказал, чтобы мы его дожидались! Мы, может, еще к морю поедем! – Мать и свекровь опустили глаза. – Ну хоть вы-то скажите! Валерий нас любит! – не зная, куда еще обратиться, кинулась Лена к Валериному отцу.
– Какое там море, уж август к концу! – неловко отворачиваясь, пробормотал тот.
– Димка, не уезжай! Не уезжай! – закричала вдруг Лена. Мальчик, уже одетый, спрятался за деда.
– Не надо его пугать, – Ленина мать обняла ее.
– Ну, люди добрые, спасибо вам за все! – по-деловому Валерина мать осматривалась кругом, все ли взято и ничего ли не забыто. – Присядем на дорожку!
Лена искала все Димку взглядом, но Димка с хитрой улыбкой прятался от нее и даже хотел превратить все в игру. То наскакивал несколькими шагами на Лену, то отступал. И взвизгивал – вдруг его схватят?
– Спасибо вам! – сердечно поклонился Лениной матери Валерин отец. – И тебе, доченька, спасибо! Пора нам. Прощайте!
– До осени, Димка! – Она присела перед мальчишкой на корточки и вытирала мокрые щеки. – Увидимся с тобой! Ты уже в школу сюда приедешь… Приезжай скорей! – И Димка, по-деловому напялив свой рюкзачок, вышел первым на лестничную клетку.
– Как же вы поедете, когда набралось столько вещей! Мы сейчас вас проводим! Леночка, одевайся! – сказала деловито Ленина мать.
– А мы объявление у вас на входе в подъезд сорвали и такси уже вызвали, пока вы там на кухне заняты были! – все так же смущаясь, пояснил Валерин отец.
– Какая оперативность! – вдруг тихо, но с горькой иронией сказала Лена. – Позвольте хоть до машины вас проводить.
– Не обижайся, доченька! Вот понеси-ка сумку! – сунула Лене в руки свекровь чуть ли не самый тяжелый баул, и вся нагруженная компания выкатилась на улицу встречать такси.
На прощание уже усевшийся между бабушкой и дедом Димка все-таки позволил Лене, сунувшейся в машину, себя поцеловать, и отъезжая, махнул сквозь стекло рукой. Этих знаков внимания в сгустившейся уже августовской темноте Лена не заметила. Вернулись они с матерью домой в полном молчании.
– Есть будешь? – Мама, бледная от усталости, села в комнате на первый попавшийся стул. Лена окинула взглядом свое знакомое до малейшей мелочи разгромленное жилье.
– Прости, мама, – сказала она и подобрала с пола обрывки веревки.
– Если не будешь, давай тогда спать.
Мать улеглась, бросив на кухне грязную посуду. Лена немного походила, все прибрала, помыла и ушла в ванную. И если бы кто-нибудь стал прислушиваться снаружи к току бегущей из душа воды, то, несомненно, разобрал бы короткое, емкое слово «предатель!». Но, собственно, к кому это слово относилось, без дополнительных вопросов понять было невозможно.
* * *Мне самой эти осетинские события, в принципе, оказались до лампочки. Конечно, неприятно было сознавать, что в глазах цивилизованного мира мы опять представали какими-то дикарями, которые все время попадают в странные, сложные, двусмысленные истории. Однако даже под пыткой, сейчас, в моем интересном положении, я не стала бы влезать в детальное изучение этого вопроса. Кто прав, кто виноват, в контексте осетинской войны волновало меня мало. И даже мнение «цивилизованного» мира не могло изменить состояние моего тела. Я была уже не то что беременна – я была уже на сносях. И этим все было сказано. Я изучала специальные сайты, общалась в Интернете с такими же, как я, «девушками» и, должна сказать, находила в этом определенный интерес.
Совершенно неожиданно на работе меня повысили в должности. По этому поводу я должна была быть благодарна в первую очередь Лене. Как я потом узнала, сделать маленьким начальничком над всеми нами должны были ее, но она как раз в это время взяла дополнительный отпуск по личным обстоятельствам, а когда ее стали спрашивать обо мне, сказала, что я – отличный работник. О моей беременности французскому начальству она умолчала. А нашим было все по фигу. Назначили, уволили – можно было найти много новых претендентов. Мне прибавили зарплату, я чувствовала себя неплохо и стала находить в работе еще один интерес.
Лена же, напротив, выглядела очень неважно. Я видела, что ее что-то сильно тяготило. Но она теперь не особенно раскрывалась передо мной, да и встречаться нам с ней где-либо, кроме работы, было некогда. Но, насколько я понимала, не только физическая усталость тяготила Лену. Я как-то раз было попробовала заикнуться при ней о Париже, но она посмотрела на меня так мрачно и так умоляюще, что я пообещала себе больше в эти воспоминания при ней не вдаваться.
Но вдруг в один из не очень веселых для нее августовских дней (погода как раз испортилась – после небывалой жары пошли дожди) Лена позвонила мне и пригласила посидеть в кафе. Я обрадовалась этому приглашению. Не знаю, как Лена, а я-то как раз все время вспоминала Париж. Я скучала по нему. И снова много бы отдала, чтобы посидеть на той самой заветной скамейке возле Нотр-Дам. Однако приходилось зарабатывать деньги.