Николь Фосселер - Под шафрановой луной
– Здесь немного, – объявил он, вернувшись с охапкой сухого хвороста, – но на кофе хватит.
Они молча сидели у скудного огня, пили кофе и жевали кусочки похожего на резину лаваша. Лошади устало фыркали, и Майя начала понемногу приходить в себя.
– Куда мы едем? – спросила она, когда тишина стала невыносимой.
– Мы огибаем Рамлат эс-Сабайтан, нам нужно выиграть время. Потом вернемся на дорогу ладана. Если все будет в порядке, там мы встретимся с вашими людьми.
Его немногословность поразила Майю в самое сердце, и она не решилась спросить, что будет, если что-то пойдет не так. Она смотрела поверх своей кружки в темноту, где на черном ночном небе красовалась полная луна теплого шафранового оттенка. Взгляд передвинулся дальше, Майя запрокинула голову. Сияли звезды, такие яркие, ясные и роскошные, словно их можно было собрать – стоит лишь протянуть руку.
– И Аллах сказал, – послышался рядом тихий голос Рашида, – если бы не ты, Мухаммед, я не создал бы небосвод.
Майя замерла, позволив его словам, его голосу эхом отзвучать в окружившей их грандиозной, тревожной красоте небосвода и пустыни, и у нее на глазах выступили слезы. Слезы грядущего блаженства и мучительной тоски. «Три дня… Нет, всего два… А потом? Мы, наверное, никогда не увидимся…» Услышав, как зашевелился Рашид, она повернулась. Араб вытащил что-то из-за пояса и протянул ей.
– Это ваше.
Майя взяла монету времен Химьяров, и кончики их пальцев соприкоснулись. За одно мгновение успела вылететь искра, она поразила Майю в самое сердце. Она услышала, что Рашид задержал дыхание, заметила трещинку в его неприступной броне, прежде чем он с озабоченным видом успел отвернуться.
– Спасибо, – смущенно пробормотала она, зажав монету в кулаке, и плотнее завернулась в накидку. – Спасибо, – с ударением повторила Майя, – спасибо за все.
– Вам нужно поспать, – отстраненно ответил Рашид, – палатка – для вас. Ночью станет еще холоднее. А завтра утром мы продолжим путь.
Майя кивнула, поставила пустую кружку и молча встала. Уже у входа в палатку она замешкалась. «Еще два дня… Ведь никто не узнает». На какое-то мгновение Майя подумала о Ральфе, чувство вины легкой судорогой пронзило ее насквозь, но она отбросила его прочь. «Ведь никто не узнает…»
– Если, – начала она, сглотнула, поразившись собственной отваге, но потом собрала все свое мужество, – если сегодня ночью будет так холодно, то вы тоже могли бы…
Она осеклась, вглядываясь туда, где за слабым пламенем костра виднелся силуэт. Ничего не услышав, она закусила губу и скользнула в палатку, гневно отшвырнула сапоги, бросилась на расправленное Рашидом одеяло и спрятала пылающее лицо в ладони. Ее переполнил мучительный стыд. «Какая ты дура, Майя!»
Рашид так сильно вцепился в кружку, что глина в любой момент могла с треском разлететься на куски. Несколько мгновений назад он был уверен, что решился на этот риск только из-за рафига. Но пустыня, хотя и сама нередко бывает обманчива, не терпит лжи. Недаром она издревле притягивала святых и пророков, возжелавших принять слово и путь Господа. Пустыня предлагает лишь правду или безумие, и ничего между. Рашид, сын Фадха, сын сына Хусама аль-Дина из племени аль-Шахин, так и не разобрался, что именно он обрел, когда поставил кружку, встал и пошел к палатке, впервые в жизни следуя не чести и долгу, а своему сердцу, что завело его далеко за границы добра и зла.
Должно быть, Майя задремала, борясь с чувством вины, потому что она вздрогнула, услышав шорох и тихое шуршание. Замерев, среди ударов собственного сердца она смогла различить чье-то мягкое дыхание. Она протянула руку в кромешную тьму. Ладонь защекотало что-то теплое. Уголки ее рта неуверенно дернулись и растянулись в улыбку. Она протянула руку дальше и глухо вскрикнула, когда ее схватили за запястье и потянули к источнику заманчивого тепла. Майя искала его дыхание, склонив голову, она осторожно прижалась к его губам, сделав паузу, прежде чем подарить поцелуй.
Рашид лежал неподвижно, Майя было подумала, что он прогонит ее, но араб ответил на ее ласки. Сначала резко и грубо, словно обороняясь. Но Майя так увлекала и ласкала Рашида, что его губы стали мягче и наконец приоткрылись, чтобы слиться в горячем поцелуе. Она резко втянула воздух, когда он обвил ее плечи, ласково провел кончиками пальцев от шеи до локтей. Араб прижал ее к себе и затем отстранил, чтобы снять с ее головы платок, расчесать пальцами ее волосы, что застревали на его загрубевших от кожаных поводьев руках, как на репейнике. Прильнув ртом к его шее, она почувствовала его учащенный пульс, она купалась в его запахе, тяжелом, как у пропитанной морской водой древесины. Она испугалась, когда ее пальцы натолкнулись на холодный металл патронной ленты, из которой он сразу вылез. Майя услышала тонкий перезвон, когда он отложил ее в сторону, и замерла. Этот звук показался ей знакомым, хотя в последний раз она слышала его уже давно, и она беззвучно рассмеялась, когда вспомнила где. «Мой сон. Как во сне…»
Они раздевались, пока не осталась лишь обнаженная кожа. Майя легла на Рашида, прикрыв его своей наготой. «Какая нелепость, – пронеслось у нее в голове, – что же мы делаем?» Но эта мысль разлетелась на кусочки от блаженного стона, что вырвался из ее груди, когда его губы и руки блуждали по ее коже.
Как они встретились? Что было позади и ждало в их будущем? Все это стало неважно в маленькой палатке посреди пустыни, под шафрановой луной. Здесь были только мужчина и женщина, жаждущие друг друга. Когда он вошел в нее, сердце и дыхание Майи на мгновение остановились, прежде чем снова поддаться быстрому ритму, тому ритму, с которым они вместе двигались друг в друге. И Майе казалось, что с его рук она соскальзывает в пропасть: медленно и порывисто, в хрупком равновесии лежит на краю утеса, делает глубокий вдох и падает вниз, в глубокое, глубокое море.
На следующее утро она проснулась одна, ее нагота была заботливо прикрыта. Майя быстро оделась, но минуту неподвижно просидела в палатке, прежде чем выбраться наружу. Рашид стоял к ней спиной и загружал на лошадь последний наполненный водой бурдюк. Майя испугалась, что вчерашнее происшествие для него ничего не значит и при свете дня на смену ночному дурману пришло отрезвление. Но когда Рашид обернулся, она поняла, что все ее страхи напрасны. Его долгий взгляд и улыбка убедили ее: он чувствует то же, что и она.
Они провели вместе два дня и ночь. В эти дни они продирались сквозь пустыню на лошадях, от колодца к колодцу, в песке и пыли, встречая по дороге ящериц и змей. Они не разговаривали, потому что оказались за пределами всяких слов. Им хватало взглядов, того, как иногда сближались их лошади и касались колени. Как рука Рашида на мгновение сжимала ее руку. Ночью они прикосновениями сказали друг другу все, что могли. Мужчина и женщина, в стороне от мирских понятий добра и зла, за пределами границ, созданных людьми. Две души, что нашли друг друга, хотя и не искали. Рай среди песков, жары и пыли.
