Элис Клейтон - Уолбэнгер (ЛП)
Спустя какое-то время он выглядел таким же дерганным, как и я себя чувствовала. Но все же я была настроена высказаться. Он пытался остановить меня, пока я ходила, но я одернула его руки, чуть не свернув миску с нарезанным пекано, которую я все равно уронила, пока ходила по кругу. Я продолжала ходить, невзирая на весь этот беспорядок.
Я сделала последний круг, бормоча:
— Испанская сказка с креветками, — когда я поскользнулась на кексе и упала ему в руки.
Он держал меня крепко, дышал одновременно со мной, целуя меня в лоб.
— Кэролайн, малышка, ты должна мне рассказать что происходит? Это твое бормотание? Оно, конечно, милое, но я, по правде говоря, ничего не понял, — он положил руки мне на поясницу и не отпускал. Я немного отстранилась, не разрывая его объятия, и заглянула ему в глаза.
— Как ты узнал? — спросила я.
— Да ладно, иногда парни просто знают.
— Нет, серьезно. Как ты узнал? — переспросила я.
Он поцеловал меня в нос.
— Потому что неожиданно ты перестала быть моей Кэролайн.
— Я сымитировала это, потому что у меня уже тысячи лет не было оргазмов, — невзначай сказала я.
— Повтори?
— Сейчас я пройду по коридору и начну пинать твою дверь, — выдохнула я, отойдя от него, и пробираясь через рассыпанный сахар.
— Подожди, подожди, ты что? У тебя не было чего? — он дернул меня за руку, когда я отвернулась от него, раскрывая правду.
— Оргазма. Саймон. Оргазма. Большой «О», кульминации, счастливого конца. Никаких оргазмов у этой Куколки. Кори Вайнштейн дал мне пяти процентную скидку, как-будто я в ней нуждалась, а в замен он забрал мою «О», — всхлипнула я, из глаз побежали слезы. — Так что, можешь вернуться к своему гарему. А я, как и прежде, вернусь к монашеской жизни, — я сломалась и снова заплакала.
— Монашеской? Что? Пожалуйста, иди ко мне. Тащи сюда свою истеричную задницу, — он втащил меня на кухню, и обнял. Он покачивал меня из стороны в сторону, пока я продолжала глупые вопли и рыдания.
— Ты такой... такой... замечательный, а я не могу... не могу... ты такой хороший... в постели... и во всем другом... а я не могу... не могу... боже, ты такой горячий... и когда ты кончил... так сексуально... и ты приехал домой... а я испортила бриошь... и мне кажется... мне кажется... я тебя люблю.
Так стоп. Дыши. Что я только что сказала?
— Кэролайн, эй, перестань плакать, ты такая превосходная девушка. И не могла бы повторить последнюю часть?
Я только что призналась Саймону в любви. Пока пачкала соплями его свитер. Я вдохнула его запах, затем отошла от него, и отвернулась к стене, на которой еще остался кусок теста. Нервы ожили, впервые в жизни в самый нужный момент. Могла ли я начать отрицать? Могла ли я сослаться на них?
— Какую часть? — спросила я у стены, и Клайва, который перестал играть с орехами.
— Самую последнюю, — я слышала, как он ответил, его голос был четким и ясным.
— Что я испортила бриошь? — предположила я.
— Ты, правда, думаешь, что я интересуюсь именно этой частью?
— Эм, нет?
— Попробуй еще раз.
— Я не хочу.
— Кэролайн, подожди, какое у тебя второе имя?
— Элизабет.
— Кэролайн Элизабет, — пригрозил он, его низкий голос заставил меня хихикать.
— Бриошь очень вкусный, конечно, если он не со вкусом известки, — выпалила я, и моя усталость вперемешку с моим признанием смешались в непонятное потряхивание. Но если честно, мне стало даже немного легче.
— Пожалуйста, повернись ко мне, — попросил он и я послушалась. Он расстегнул и снял испачканный кардиган. — Я немного не выспался, так что давай быстро подытожим. Во-первых, если я правильно понял, ты не испытываешь оргазмов?
— Да, — бубнила я, глядя как он раздевается, и бросает одежду на стул.
— Во-вторых, бриошь очень сложно приговорить, я прав?
— Да, — выдохнула я, не в силах отвести от него глаз. Под кардиганом была обычная белая рубашка. Которая сама по себе была замечательной, но вот с закатанными рукавами? Это нечто.
— И в-третьих, тебе кажется, что ты меня любишь? — спросил он, его голос низкий, успокаивающий, как мед и патока, как теплое одеяло.
— Да, — прошептала я, зная, что эти слова 100% правда. Я любила Саймона. Этого большого, настоящего мажора.
— Тебе кажется или ты знаешь?
— Я знаю.
— Так, хорошо. Есть о чем подумать, да? — ответил он, и его глаза забегали, когда он подошел ближе. — Ты, правда, не догадывалась? — Он опустил руки мне на ключицы, и погладил пальцами верх моей груди.
Мое дыхание участилось, тело вернулось к жизни.
— О чем не догадывалась? — пробубнила я, позволяя ему прижать меня к стене.
— Как сильно ты завладела мной, Куколка, — последнюю часть он прошептал у самого уха. — И я знаю, что достаточно сильно тебя люблю, чтобы подарить тебе твой счастливый конец.
И потом он поцеловал меня. Сердце было в раю, а он целовал меня также как в нашей сказке, вот только в этой сказке, я была вся в тесте, и с котом, у которого в лапах застряли орехи. Но это нисколько не остановило меня от ответного поцелуя, такого, словно от него зависела моя жизнь.
— Ты хоть понимаешь, что я запал на тебя в ту ночь, когда ты долбилась в мою дверь? — спросил он, целуя мою шею. — Я ни с кем не был, с тех пор как мы начали общаться.
Я всхлипнула.
— Но я думала, то есть, я видела тебя...
— Я знаю, о чем ты думала, но я говорю правду. Как я мог спать с другими, когда был влюблен в тебя?
Он любил меня! Но подождите, что происходит? Он отодвинулся... куда он пошел?
— А сейчас, я должен сделать то, о чем никогда даже не думал. — Он выдохнул, глядя на весь хлеб, разложенный на столе. Одним резким движением, он скинул все на пол. Хлеб разлетелся во все стороны, и я готова поклясться, что слышала, как Саймон взвизгнул, пока делала это. Но затем он повернулся ко мне, его глаза потемнели, и таили опасность. Он схватил меня, посадил на стол прямо перед собой, развел мои ноги и встал между ними.
— Ты хоть понимаешь, какое веселье тебя ждет? — спросил Саймон, засовывая руки мне под фартук, гладя мой живот своими теплыми и немного шершавыми руками.
— Ты сейчас о чем?
— Твоя «О» пропала, и я готов к вызову, — улыбнулся он, притягивая меня к краю стола, прижимая к себе. Положив одну руку мне под колено, он обернул мою ногу вокруг своей талии, снова целуя меня, его губы и язык были горячими, настойчивыми.
— Все не так просто. Она сильно потерялась, — протестовала я между поцелуями, расстегивая пуговицы на его рубашке, открывая вид на его испанский загар.
