Ольга Арсеньева - Самая желанная
Забравшись в ванну, Кристина расслабилась, мысленно перебирая варианты вечернего туалета, и чуть не задремала в душистой пене. Телефон зазвонил неожиданно, бодро. И понятно: в трубке звучал бархатный тенор Санты, умевший принимать нежнейшую, обольстительную окраску.
— Синьорина Ларина? Вас беспокоит сам «сливочный» маэстро, встревоженный отсутствием вестей. Вы принимаете мой ультиматум? Брависсимо! По этому случаю я вношу в вокальную программу некоторые изменения — специально для вас, прелестнейшая.
— Гимн Советского Союза или песню «Подмосковные вечера»? Не стоит, синьор Бельканто, я предпочитаю классику.
— А я — послушных, но храбрых малышек! Вот что, детка… — Он перешел на обычный дружески-небрежный тон. — Имел великодушные намерения «пасти» тебя завтра весть день. Все-таки прощание с Римом. А ты еще не посетила его главные достопримечательности — центральную свалку и колонию бомжей, живущих в старых баржах. Там целое бандитское логово! Очень хотелось прогуляться с тобой в криминогенной обстановке, вспомнить былое. К несчастью, дела. Прости. Только одна, пожалуйста, туда не суйся. Это не аристократическая забегаловка «Лиловая свинья». Слышишь, детка, постарайся сохранить свою мордашку без фингалов.
— Будет не просто, но я найму телохранителя, — ответила Кристина с двойственным чувством.
Ее радовала забота Санты и его намерение, пусть не реализовавшееся, провести последний день вместе. Но этот насмешливый тон, намеки о синяках, о тяге к бесконечным авантюрам… Очевидно, для Санты Кристина Ларина навсегда останется легкомысленной девчонкой, ввязывающейся в сомнительные переделки, каким бы ни был официальный вердикт. Из всех передряг скандального процесса Кристина вышла победительницей — жертва «оборотня» Лиджо, сумевшая спастись из его сетей и помочь правосудию схватить злодея.
«Героиня, а не обвиняемая» — так называлась одна статья, основанная на интервью с Паолой и семейством Коруччи, давших Кристине самые лестные характеристики. В заключительном слове прокурор грозно вздымал длань в сторону подсудимых, говоря о нравственном растлении невинных созданий, и при этом обращался к синьорине Лариной, так что присутствующие в зале свернули шеи, пытаясь разглядеть девушку. «К счастью, — провозгласил прокурор, — чувство достоинства и чести живо в юных душах, к какой бы нации они ни принадлежали и какую бы веру ни исповедовали». Представительницы женских союзов, различных общественных партий чествовали Кристину как героиню.
Но Санта… Как зажечь в его глазах огонек восхищения, загоравшийся тогда, на берегу, в обществе избитой, храброй беглянки? «Поздно и безнадежно», — решила Кристина, с болью вспоминая их безрадостное свидание в отеле. Из опасных, будоражащих кровь приключений, из чудесного уединения в сказочном краю заколдованные путешественники вернулись в реальность. Чары рассеялись, обнаружив неприглядную правду: Тинка, подружка Надин-Белоснежки, не пара отпрыску аристократического рода делла Форте.
С тех пор как безродный авантюрист по прозвищу Санта превратился в Романо делла Форте, Кристина стала называть его «Маэстро», «Бельканто», избегая звучащего с многозначительным подтекстом имени Романо и громкой дворянской фамилии.
Очевидно, понятие «социальной дистанции» не выдумка победившего пролетариата, возмечтавшего «стереть границы» между слугами и господами. Девушка из семьи «новой советской интеллигенции» начинала испытывать что-то вроде комплекса плебейства в присутствии не столько особ аристократической крови, сколько в атмосфере их барственного окружения. Дворцы и поместья, мажордомы, горничные, шоферы и садовники с неизменным выражением довольства и угодливости на лице, заставляли щемить сердце простой «соц. служащей», совсем недавно пылесосившей московский офис.
Не имея привилегий богатства или происхождения, Кристина стремилась к превосходству в честной борьбе, зная, что далеко не обделена природой. Собираясь в аристократически-богемный клуб, она приложила все усилия, чтобы превратить себя в принцессу — соблазнительную, небрежную, уверенную в своей притягательности юную леди. Зная стиль «Клубники со сливками», она остановилась на длинном платье из тонкого бархата цвета темного вина. Облегающее фигуру, с узким глубоким вырезом на груди, платье выглядело классически-непретенциозным и в то же время изысканным. К нему она могла надеть свой любимый гранатовый браслет, словно делавший ее причастной к традициям иной, великой культуры, к иному, возвышенно-романтическому идеалу женственности.
Легким движением пальцев Кристина взбила крупные локоны «а-ля Шиффер» — именно такую прическу соорудил ей Эудженио Коруччи для первой фотопробы в агентстве «Стиль». И медленно, со значением, надушила запястья, шею, затылок новыми для себя духами «Фам».
«Да, я русская. И горжусь этим. У меня никогда не было прислуги, и я не привыкла пить кофе в постели. Но я достаточно образованна, чтобы не ударить лицом в грязь в обществе королевы, и вполне терпима, чтобы не заставлять краснеть в моем присутствии невеж и снобов… Да, я ошибалась, была наивной, доверчивой, слабой. Но теперь я повзрослела, стала большой и сильной», — сказала Кристина своему отражению в зеркале и убедилась, что это не ложный самогипноз. Она действительно стала другой, умеющей постоять за себя и посмеяться над своими ошибками. Этот новый блеск в глазах стоит дюжины ушибов и царапин. «Аванти, бамбина!» — подмигнула себе Кристина и сплюнула через левое плечо.
Санта в черном смокинге встречал ее у входа в клуб. Он, видимо, не раз выскакивал из-под светящегося козырька над дверьми к подъезжающим машинам — его волосы и костюм осыпал дождевой бисер.
— Наконец-то! Уже запсиховал, думал, тебя опять украли. — Подхватив под локоть девушку, Санта повел ее к сверкающему огнями подъезду.
Этот властный жест мужчины-хозяина окатил тело Кристины горячей волной. Она благодарно коснулась губами его щеки, ощутив прилив праздничной радости.
— Ну как, синьор Бельканто, ваши условия выполнены? — Кристина небрежно повернулась перед зеркалами в фойе, демонстрируя свое несомненное великолепие. Санта застыл в восхищении, не решаясь притронуться к своей даме, и она сама протянула ему руку.
— Приятно завладеть самой прекрасной дамой в этом клубе. Даже на один вечер. — Санта неожиданно смутился.
— Мне не понравился комплимент без итальянской широты и цыганской цветистости. Ты думаешь, что в масштабах Рима у меня могут быть соперницы? И зачем сразу заявлять об одном вечере, когда впереди целая вечность!
