Александр Трапезников - Подари мне жизнь
— Не нравится мне все это, — произнес Костя.
— Что именно? — спросил друг.
— Все. И то, что веселимся преждевременно. И то, что к Ольге пока не пускают. И то, что Антошку готовят к операции.
— Брось, все теперь обойдется.
— А куда твоя Катя делась? Только что тут была.
— У нее здесь медсестра знакомая, пошла узнать.
Константина и Митю вновь за руки втащили в тесно сплоченный круг друзей и родственников. Очередной тост приготовился произнести Вольдемар. Предварительно он долго откашливался и оглаживал бороду.
— А кто это? — тихо спросил Митя.
— Лев Толстой, не видишь, что ли? Пешком, из Ясной Поляны притопал. Сейчас еще должен Мусоргский подтянуться, со своим стаканом.
А в это время с неба упали первые капли дождя. Затем где-то вдалеке над городом сверкнула молния и прогремел гром.
— Быть грозе, — произнес Вольдемар. И никто пока не понял: то ли это прогноз синоптика, то ли замысловатый тост.
Но тут из больничных дверей выбежала Катя. Ее испуганный вид не предвещал ничего хорошего.
— К Ольге сегодня никого не пустят, — произнесла она. — Вновь пошла кровь. Сейчас ее увезли в реанимацию.
И Антон также находился в реанимации, лежал под капельницей, а возле него равномерно попискивали и мерцали приборы. Константин смотрел на него через идеально чистое стекло. Рядом стоял Вильгельм Мордехаевич и объяснял:
— Сейчас он получает ударный блок химиотерапии. Она полностью подавит его иммунную систему, чтобы та была не в силах сопротивляться новому органу. Также будет начисто убит его собственный костный мозг. Это будет длиться около двух недель, в течение которых любое соприкосновение с внешним миром для него смертельно. Теперь он практически зарождается заново.
Врач говорил обыденным тоном, слегка устало, а Костя все равно ничего не понимал. Застряли в голове лишь эти слова: «подавляет, убит…».
— А что потом? — вяло спросил он.
— Потом анализы, — ответил Попондопулос. — И если все будет хорошо — станем вводить препарат из плаценты брата. Затем начнется постепенное развитие в организме нового костного мозга.
— Можно мне пройти к нему? — попросил Костя.
— Нет, — отрезал врач. — Это невозможно. Любой микроб может его убить. Там абсолютно стерильно.
— Но я должен, должен!.. — отчаянно вырвалось у него. — Я должен ему сказать… Он обязан знать, что я — его отец.
— Он тебя все равно не услышит. Скажешь потом.
— А если… если… Какие у него шансы?
— Пятьдесят на пятьдесят, — прямо ответил врач. — Видишь ли, химиотерапия — штука совсем не безобидная. Она разрушает практически все внутренние органы. Мы никогда не знаем, чем может закончиться…
Попондопулос посмотрел на Костю, который не сводил глаз с мальчика, лежавшего за стеклом. Он ободряюще приобнял его за плечи и добавил:
— Ступай-ка ты в мой кабинет и выпей еще одну мензурку спирта. Я разрешаю.
Но Константин продолжал стоять неподвижно и отрешенно. Он ничего не слышал и почти ничего не видел. Только белое пятно впереди, которое то исчезало, то обретало четкие очертания — это было лицо сына. И еще ему чудилась далекая, тихая, непонятно откуда проникающая сюда музыка, сливающаяся с собственным шепотом…
Эпилог
Прошло два с половиной месяца, приближался Новый год. Будет ли он хуже или лучше — кто ж знает? Но люди всегда надеются и чего-то ждут. Загадывают желания, веселятся, пьют шампанское, поздравляют друг друга, стараясь обхитрить судьбу. Но каждый в конечном итоге получает все, что заслуживает. Возможно, иному кажется, что с ним обошлись не слишком справедливо, чего-то недодали или, напротив, много отняли по высочайшему указу из небесной канцелярии, но это не так. Там не ошибаются. Взяток не принимают. И воздают по делам и помыслам…
— Ну, ты собираешься? — раздраженно спросила Елизавета Сергеевна мужа, который продолжал смотреть телевизор. — Нас ведь ждут!
— Лизонька, может быть, не пойдем? — отозвался тот. — Поехали к ним завтра, первого января.
— Вот еще новость! — сказала она резко и выдернула шнур из розетки. — Там досмотришь свой цирк!
— Так ведь это Валера был с Милой, — вздохнул муж и стал покорно одеваться, менять домашние тапочки на ботинки.
Через час они уже были на месте и звонили в дверь. Открыла Наталья Викторовна в фартуке.
— Проходите, проходите, — радушно сказала она. — Сейчас будем накрывать на стол.
Петр Давидович вручил торт и шампанское.
— А где — все? — спросил он, оглядываясь.
— Кто надо — подтянется, — ответила Наталья Викторовна и убежала на кухню. Елизавета Сергеевна сняла шубку и пошла ей помогать.
Из комнаты выглянул Вольдемар. Теперь он был без толстовской бороды, но с пышными бакенбардами и походил почему-то на Пушкина.
— Наташа велела сменить имидж, — сконфуженно произнес он. — Партию в шахматы?
— С удовольствием, — ответил Петр Давидович.
Пока они расставляли фигуры и делали первые ходы, на столе начали появляться различные блюда и закуски. До Нового года оставалось еще два с половиной часа.
— Что-то наши задерживаются… — пробормотал «Пушкин», выдвигая коня.
— А где они?
— А-а! — неопределенно махнул рукой Вольдемар и надолго задумался.
Тем временем зазвонил телефон. Петр Давидович испуганно встрепенулся. Этот резкий звонок неожиданно напомнил ему те тревожные и страшные дни в середине октября, когда они все пребывали в ожидании чуда. Трубку сняла Наталья Викторовна. Поговорив, она коротко бросила:
— Сестра звонила. Сказала, что не приедет. Хотела вас всех с ней познакомить. Но она теперь женщина свободная, у нее есть магниты попритягательней.
Елизавета Викторовна внесла в комнату блюдо с жареным гусем. Следом вошла бабушка с пирогами.
— Ну, к столу, что ли? — спросила Наталья Викторовна. — Ждать не будем? Это безобразие, что их до сих пор нет.
— Да, надо их наказать, — согласилась Елизавета Сергеевна.
Но тут как раз и раздался звонок в дверь. Петр Давидович первым бросился открывать. За ним в коридор высыпали и остальные. Замок как-то заело, но Наталья Викторовна сама, не очень-то деликатно отодвинув плечом чужого мужа, отворила дверь.
— Позд-рав-ля-ем!!! — весело прокричали те, кто ожидал у порога. Это были Костя, Ольга, а между ними Антошка. Но еще и из детской коляски к этим радостным возгласам добавился писк Никоса. Возможно, он тоже хотел поздравить своих бабушек и дедушек, но, вероятнее всего, просто хотел спать. Что ему до этих взрослых игр да и до самого Нового года?..
