Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого
— А каким образом ты проверишь это? — пошутил Джори, который не знал подробностей отъезда Лэнса. Он бросил на Мелоди тяжелый взгляд. Она держала на коленях Дэррена, а я Дайдр. Обе мы кормили малышей из бутылочек, сидя перед горящим камином.
Малыши росли быстро. Мне казалось, что даже Барт был отчасти умилен и заворожен их очарованием. Во всяком случае, когда я несколько раз просила его подержать кого-нибудь из детей, я видела даже гордость в его глазах.
Мелоди положила Дэррена в большую колыбель, которую Крис отыскал в антикварном магазине и отреставрировал так, что она выглядела почти как новая. Мелоди качала колыбель ногой и пристально глядела на Барта. Она по-прежнему мало говорила и не выказывала никакого интереса к своим детям. Точно так же она не проявляла никакого интереса ни к кому из нас, а также к нашим делам и заботам. Детей же брала будто для показа.
Джори регулярно заказывал по почте ей разнообразные подарки, которые должны были удивить и восхитить ее, но она лишь слабо улыбалась, раскрывая очередную коробку, и кивком благодарила. Временами коробка даже оставалась нераскрытой. Мне было больно видеть, как Джори печально усмехался, а иногда опускал голову, пытаясь скрыть выражение своего лица. Ведь он старался наладить отношения — отчего же было не попытаться и ей?
С каждым днем Мелоди, к моему изумлению отдалялась не только от мужа, но и от своих детей. Ее любовь была не сильной, не жертвенной, будто пламя свечи, которое мог погасить своими крылышками мотылек. Не она, а я вставала среди ночи, чтобы покормить детей. Не она, а я мерила шагами комнату, пытаясь убаюкать двух малышей подряд и переменить двум подряд подгузники.
Это я бежала опрометью на кухню, чтобы приготовить смесь для кормления, а после кормления гладила их вздувшиеся животики. Это я пела им песенки, чтобы они заснули, а они глядели на меня голубыми глазенками и с великой неохотой смежали ресницы. Но по их полуулыбкам я понимала, что они довольны. И я переполнялась радостью, видя, как они все более и более походят на Кори и Кэрри.
То, что мы жили изолированно от соседей, не избавляло нас от сплетен, которые прислуга приносила к нам из окрестных мест. Я часто перехватывала эти шепоты и сплетни, когда наблюдала, как на кухне чистят лук и овощи или когда готовила вместе с прислугой пироги и десерты, которые у нас в семье все любили. Я знала, что горничные любят слишком долго убирать залы и слишком рано, пока еще не ушли хозяева, заправлять кровати. Не подозревая об их присутствии, мы предоставляли им возможность подслушивать наши разговоры и тем самым подпитывали сплетни и слухи.
Чем больше знали они, тем больше задумывалась я. Барт редко бывал дома, и я временами была ему благодарна за это. Когда его не было, не с кем было заводить споры. Джоэл оставался в своей комнатушке и молился, во всяком случае, я так полагала.
Однажды утром я решила последовать примеру прислуги и подслушать, о чем говорят в кухне. Повар и горничные невольно, но щедро поделились со мной всей информацией, которой была богата соседняя деревня. Барт, как я узнала, имел множество связей как с замужними, так и с незамужними женщинами всей округи, не обошел вниманием ни одну признанную красавицу. Одно замужество из-за него было расстроено. Я знала это семейство: оно было в числе приглашенных на неудавшийся Рождественский бал. Я узнала также, что Барт часто посещал известный бордель, расположенный в десяти милях отсюда.
У меня имелись свидетельства правдивости этих слухов. Я часто заставала его подвыпившим и в мечтательном добром настроении. Каюсь, что я даже пожалела, что он не всегда бывает таким. Только в этом состоянии он мог улыбаться и смеяться.
Однажды я решилась его спросить:
— А что ты делаешь все эти долгие ночи, когда тебя нет дома?
Будучи в подпитии, Барт легко и очаровательно усмехался. Усмехнулся он и в этот раз:
— Дядюшка Джоэл говорит, что лучшие евангелисты всегда были наибольшими грешниками. Он говорит, что стоит изваляться в дерьме, чтобы понять, как хорошо быть чистым, и спастись.
— И это то самое, чем ты занимаешься ночами — валяешься в грязи?
— Да, мама, милая моя мама. Потому что не знаю, что значит быть чистым, быть спасенным.
Весна наступала постепенно, робко. Холодные ветры сменились теплыми южными бризами. Небо стало того голубого оттенка, который делает тебя вмиг молодым и полным надежд. Я часто выходила в сад, чтобы сгрести старую листву и выдернуть появившиеся кое-где сорняки, которые просмотрели рабочие. Я трепетно ждала того момента, когда в лесу проклюнутся крокусы, когда выйдут из-под земли тюльпаны и нарциссы, когда я увижу белые и розовые фиалки, пробудившиеся к жизни, когда зацветет кизил. Азалии, которые позже повсюду зацветали в нашем саду, делали мою жизнь сказочной. Я с восхищением глядела на деревья, которым неведомы такие человеческие состояния, как депрессия или одиночество. Как многому мы могли бы научиться от природы, если бы хотели.
Я брала Джори с собой на прогулки по саду, и мы уходили как можно дальше, куда только могли проехать колеса его каталки.
— Надо что-то придумать, чтобы ты мог ездить в лес, — рассуждала я. — Если положить везде щебень, это будет хорошо до поры до времени. Зимой он замерзнет и начнет выдавливаться из земли. Хоть я и не люблю асфальт, придется настелить его. Как ты думаешь?
Джори рассмеялся, как будто я сказала глупость.
— Красный толченый кирпич, мама. Это так красочно и опрятно. Я привык к своему креслу, мне нравится передвигаться в нем. — Джори с удовольствием огляделся и подставил лицо лучам солнца. — Я только молю, чтобы Мел приняла, как неизбежность, то, что случилось со мной, и больше интересовалась детьми.
Что я могла сказать на это, если я уже много раз пыталась заговорить с Мелоди на эту тему. И чем больше усилий я прилагала, тем неохотнее она выслушивала мои доводы.
— Это моя жизнь, Кэти! — кричала теперь она на меня. — Моя, а не ваша!
Ее лицо превращалось в красную маску гнева.
Врач Джори обучил его, как садиться в кресло самостоятельно. И Джори помог мне посадить кусты роз. Его крепкие руки действовали сильнее и увереннее моих.
Садовники охотно рассказывали Джори, как и когда удобрять, обрезать и мульчировать декоративные растения. И для меня, и для него работа в саду и теплице стала не просто хобби, а необходимостью, спасающей от безумия.
Теплица была расширена нами, чтобы выращивать там всякие экзоты, и теперь у нас был собственный, подвластный нам мир, полный тихих радостей. Но деятельная натура Джори требовала большего. Он решил попробовать себя в искусстве.
