Елена Гайворонская - Пепел звезд
– Взял.
– Правильно, а то, наверно, это милиция…
– Или мой… – Лена прильнула к стеклу и, вскрикнув, в ужасе отпрянула.
Старик двигался к дому. Медленно, неестественно прямо. Следом за ним, шаг в шаг, как тень, ступал Ник.
– Где она? – оттолкнув старика, он безумным взглядом обшаривал кухню. Из рассеченной кожи на лбу все еще сочилась кровь. В правой руке подпрыгивал серый пистолет. Уже без глушителя.
– Господи, – прошептала, взявшись за сердце, женщина. – Коля, ты что?
– Во-первых, мое имя Ник, – тонкие губы сложились в хладнокровную улыбку палача, – а во-вторых, я никому не желаю зла. Как-никак, мы соседи… Пусть моя жена выйдет ко мне, и мы расстанемся по-хорошему.
Женщина открыла было рот, но осеклась, одернутая суровым взглядом мужа, который твердо произнес:
– Мы не знаем, о ком ты говоришь. Здесь никого не было.
– Вот как? – улыбка Ника не предвещала ничего хорошего, – а французскими духами «Диориссимо» кто из вас пользуется? Ты что ли, старый пердун?
Он вышел в прихожую, сдернул с вешалки разорванную голубую дубленочку «авто-леди», пихнул ногой ботиночки со скошенным мыском так, что они разлетелись в разные стороны.
– Лена! Выходи, твоя мать, или хуже будет!
Старик покосился на ружье. Оно осталось в коридоре, прислоненное в угол. Каких-нибудь пара шагов… Один…
– Лена! – Ник ворвался в комнату.
Никого.
– Стой! – раздался сзади повелительный окрик старика. – Брось оружие!
Выстрел был слишком громким для такого маленького и хлипкого дома, аж заходили ходуном стены и задребезжали стекла.
Охнув, старик схватился за живот, роняя ружье. В его остановившихся глазах застыл немой вопрос, он упал, сперва на колени, а потом на бок, скрючившись на дощатом полу.
– Я не люблю, когда в меня целятся, – сказал Ник и, перешагнув через старика, не обращая внимания на вопль бросившейся к мужу старухи, прошел в другую комнату. Потянул носом воздух. Никого.
Только хлопают на ветру занавески. Ник свесился в раскрытое окно.
– Раздетая и босиком? Ну и дура! Так далеко не уйдешь, – он залез на подоконник, спрыгнул в отпечатавшийся след. Голова слегка поплыла. «Здорово ударила, сука. Ничего, сейчас ты свое получишь… Будущая госпожа Португал…»
– Выпей, Юрик. И будешь, как новенький, – Костя заботливо поднес к губам Фролова чашку с мутным коричневым пойлом.
Зная, что его ожидает, Фролов глубоко вздохнул, как перед прыжком с моста в горную реку, зажмурился и, залпом проглотив содержимое, выпучив глаза, дохнул, как огнедышащий дракон: «Ха!»
Кишки скрутило, точно в них пропустили электроды, но голова приобрела необычайную ясность, а тело легкость. Точно и не пил вовсе, а лишь пробку нюхал.
– Ну, че, мужики, я поехал. Здесь два километра, через кольцо. Жаль оружие, блин, дома оставил.
– Пойдем, – вращая руками колеса инвалидного кресла, Костя подкатил к кособокому шкафу. – Туда, наверх залезь. На антресоли. Коробку видишь полосатую? Доставай.
Пахнуло затхлой пылью. Прелостью старых вещей, которыми давно не пользуешься, а выбросить рука не поднимается.
В ладонь Фролова привычно лег пистолет Макарова калибра 7,62.
– Оттуда?
Инвалид кивнул.
– Мать от меня прячет. Боится…
– Спасибо, лейтенант, – сказал Фролов, – я верну.
– Может, мы с тобой? – предложил кто-то.
– Да вы че, мужики? – рассмеялся Фролов, – не на Шамиля Басаева иду. Всего лишь один обкуренный псих, и то уже наших вызвали. Небось, к шапочному разбору приеду. Еще вернусь к вам допивать.
Мороз крепчал. К ночи обещали до минус двадцати пяти.
Скорчившись в каком-то овраге, Лена пыталась согреть дыханием хотя бы пальцы рук, но ничего не получалось. Стужа пронизала тело тысячей острых маленьких иголок. Как заправский садист.
– Лена!
Это был голос Ника. Он ударялся о мерзлые стволы деревьев, отлетая от них гнусавым эхом.
– Лена! Я найду тебя, тварь! Выходи, сука! Я ничего тебе не сделаю! Я люблю тебя, слышишь! Иди сюда, чертова шлюха!
Лена съежилась в болезненный комок, вдавливая себя глубже и глубже в сугроб. Блондинка в белом джемпере и светлых брюках, она слилась со снегом, предпочитая замерзнуть, нежели попасть в лапы сумасшедшего наркомана-убийцы. А до этого ей послышался звук выстрела…
Постепенно Лена привыкала к морозу. И лес уже не казался страшным. Наоборот, он стал ее союзником. Деревья нашептывали ей скрипучую колыбельную… Скоро приедет милиция… И Димка… И кошмар закончится… Она закрыла глаза, и провалилась в удивительный, зеленый жасминовый май в нестерпимо-ярком оранжевом солнечном свете…
Калитка дома N 14 была распахнула настежь. На цепи хрипел, бесновался пес. Из дверей навстречу Дмитрию кинулась заплаканная пожилая женщина:
– Помогите! Вы врач? Он ранил моего мужа!
– Я не врач. Где девушка?
– Она в лесу! И он тоже там! У него пистолет. Он стрелял в моего мужа!
Сейчас Дмитрий заметил бурые пятна на скрипучем дощатом полу. Он беспомощно огляделся по сторонам, высматривая какое-нибудь орудие возможной защиты. Или нападения…
– Ружье заряжено?
– Да… Толя… Мой бедный Толя… За что?!
– Вы вызвали «Скорую»?
– Да…
Схватив ружье, Дмитрий выбежал из дома.
Он не умел стрелять. Лес был тих. И пуст. Дмитрий сделал несколько шагов, провалился по пояс. Вылез. Взобрался на какой-то пригорок. Отвратительная тишь. Черно-белая. Как в морге. Он метался, не зная, куда идти и что делать. Где Лена? Где Ник? Только лунища над головой. Здоровая, круглая, как глаз циклопа.
И вдруг сзади негромкое яростное:
– Стоять.
Дмитрий резко обернулся. Он сразу понял, что перед ним именно тот, кого упрямо, повинуясь лишь шестому чувству, почти наитию, он искал все это время. Высокий, красивый, темноволосый парень в дорогом стильном пальто, с белым лицом и блуждающей улыбкой на неровно-подергивающихся губах.
Дмитрий не видел его глаз, но знал заранее, они тусклые, без выражения… Он прежде видел таких ребят в суде. Наркоманов со стажем. Убивавших за деньги на грамм героина или просто ради развлечения. Без жалости. Без сострадания. Их мозг и сердца пусты. Они отравлены страшным ядом медленной наркотической смерти.
– Ты, кажется, хотел меня видеть? Зачем? А ну брось ружье, или я тебе мозги вышибу… – в руке парня в облегающей черной перчатке блестел в неровном свете Луны стальной пистолетный ствол.
Оглушительное «Ба-бах!» разнеслось, когда Фролов уже приближался к дачному поселку Переделкино. Лопнул правый передний баллон.
Утратив равновесие, «девятка», словно необъезженный конь, понеслась вбок. Фролов что есть силы вдавил тормоз, выравнивая крендель руля. Машина, жалобно завизжав, остановилась в полуметре от кювета.
