Фиона Уокер - Море любви
– Мы сейчас говорим не обо мне, – оборвала его мать, смущенно посмотрев на большую бутылку джина, которая торчала из-за тостера.
– Так вот, в тот момент мне было все равно, что будет с моей жизнью. Если она вам нужна – возьмите ее, так я рассуждал. Я блудный сын, это моя профессия.
– Ты хороший сын, – с нажимом сказала леди Белль. – Ты преданный сын.
– В молодости мне было наплевать на чувство долга, фамильную честь и ответственность перед семьей. – Шпора обернулся к Эллен. – Я считал это пережитками прошлого. В этих драконовских школах тебе вечно твердят, кто ты такой и какую фамилию носишь, словно личность человека не имеет никакого значения по сравнению с его происхождением и родословной. Это миссия, видите ли, – даже в наше время. От имения ни черта не осталось, земли нету, управлять больше нечем, но быть Константином – высокое призвание.
– Ты же Беллинг, – пробормотала Эллен.
– Наш род – род Константинов! – гордо заявила хозяйка. – Константины владеют Оддлоудским поместьем уже триста лет.
Шпора устало посмотрел на мать.
– Прости меня, мама, но я никогда ничего этого не хотел – ни фамильной истории, ни этого дома, ни этого образа жизни. Я вернулся в этот дом, чтобы спасти его, потому что не знал, какой еще смысл можно придать моей жизни и… твоей смерти.
– Моей чему? – Она вытаращила глаза.
Сын отвел взгляд.
– Не стоит скрывать правду, мама. Я все знаю.
– Что именно?
Эллен подумала, что леди Белль прекрасная актриса. Вид у нее был совершенно обескураженный.
Шпора подошел к матери.
– У меня в руках случайно оказалось письмо. Я перечитывал его раз сто и выучил наизусть. «С большим прискорбием сообщаю Вам, что медицина бессильна в данном случае, учитывая, что процесс находится в последний стадии. Мы сделаем все возможное для облегчения страданий, но боюсь, летальный исход предрешен, и скрывать это от Вас было бы верхом непрофессионализма с моей стороны». Почему ты ничего не сказала нам с папой?
Леди Белль моргала, чтобы скрыть слезы, и пыталась удержать сдавленное рыдание.
– Это письмо от твоего врача? – спросил Шпора. – Конец был оторван.
Леди Белль прижала пальцы с перстнями к зубам и кивнула, ее полные слез глаза метались, не находя себе места. Она страдала из-за того, что ее секрет раскрыт. У Эллен сердце разрывалось от жалости к обоим – и к матери, и к сыну.
– Там почему-то советуют обратиться к Хилари Блэку. Это, кажется, известный ветеринар из Слринглоуда?
– В таком положении человек хватается за соломинку. На него была моя последняя надежда.
– Доктора ничего не могут сделать?
– Похоже, нет.
Леди Беллинг сделала шаг назад и, словно ища поддержки у своих лабрадоров, погладила их по теплой мягкой шерсти, а потом прижалась лицом к седой морде старшей собаки и что-то прошептала. Эллен послышалось что-то вроде «прости меня».
– «Уповаю на то, что оставшиеся месяцы принесут в ваши сердца радость и примирение, которые хоть немного облегчат неизбежную боль расставания». Так заканчивалось это письмо, – сказал Шпора. – Я постарался внести свою лепту, чтобы радость и примирение стали возможны. Ты очень хотела, чтобы я женился на Годспелл, и я дал свое согласие.
– Твое согласие так много значит для меня. – Мать прижалась губами к крутому лбу собаки, потом прокашлялась, и голос ее зазвучал почти обыкновенно: – Это мое предсмертное желание.
– И ты от него не откажешься, даже если оно сделает меня несчастным на всю жизнь? – мягко спросил сын.
Леди Белль сощурила глаза и, распрямившись, метнула серебристую молнию в Эллен.
– Я не допущу, чтобы эта… тварь вмешивалась в нашу жизнь.
– Она уже вмешалась! – рассмеялся Шпора. – Если бы не Эллен, я бы не согласился на этот брак. В тот роковой вечер, она была рядом – сидела за столиком неподалеку, и с нее капало, словно она только что вышла из моря. – Он покачал головой при этом воспоминании, словно заново удивляясь. – Я все время наблюдал за ней, пока вы с Эли талдычили про великие союзы и семейные узы. Эллен не замечала, что я смотрю на нее. Мне хотелось выпрыгнуть из собственной шкуры и очутиться рядом. А вас оставить делить мою шкуру, как вам будет угодно. Ведь больше ничего ни вам, ни Годспелл от меня не надо. Душа-то моя вам только помеха, правда?
Эллен припомнила тот мучительный ужин с Ллойдом. Она и не подозревала, что Шпора за ней наблюдает. Ей казалось, что он даже не узнал ее. Вспомнила его спор с матерью и то, как побледнела леди Белль, когда Шпора отказался подчиниться ее воле. Если бы Эллен знала тогда, о чем они спорят, то она устроила бы дебош и перевернула все столики в «Утиной протоке». И еще какое-то воспоминание, связанное с тем вечером, зашевелилось в потемках ее смятенного сознания, но девушка уже не смогла его ухватить.
– Ты не представляешь себе, мама, в тот вечер я готов был плюнуть на все и навсегда уехать подальше от вашего Оддлоуда, от вашей жизни, от ваших желаний. Я прочел это письмо, и земля ушла у меня из-под ног. Затем согласился на этот дикий брак, потому что был пьян, измучен и на моих глазах девушка, которую я люблю, кокетничала с другим.
– Не будь дураком! – прорычала леди Белль.
– Это правда. – Шпоря стоял перед Эллен и смотрел на нее в упор. – Я люблю тебя с той самой минуты, когда ты вместо туалета вломилась в наш шкаф с серебром. Я всю жизнь искал тебя, и, когда потерял надежду и уже решил, что тебя на самом деле не существует, как не существует Бога и Деда Мороза, ты – вот она, передо мной. Потом я долго не мог поверить, что ты тоже любишь меня.
– Я тоже люблю тебя с самой первой минуты, – призналась Эллен.
Они не обращали внимания на возмущенное рычание леди Белль. Как во сне, Шпора бессознательно обнял Эллен и прижал к себе. Он гладил ей волосы и смотрел ей в глаза.
– Расстаться с тобой – хуже, чем умереть. А рядом с тобой я согласен даже умереть, хоть сию секунду.
Эллен схватилась за его руку, чтобы не упасть.
– Не надо умирать. Я хочу жить с тобой долго-долго. Я только начала жить.
– Я не хочу и не буду потакать этому детскому бреду! – прогремела хозяйка. – Ты женишься на дочери Гейтса, Джаспер, и хватит об этом. Эта тварь уедет из города и никогда не вернется. А умирать, вы забыли, буду я.
– Нет. Я не могу этого сделать.
– Но ты обещал мне, Джаспер! Константины никогда не нарушают своих обещаний. Ты помнишь девиз нашего рода?
– «Нарушить клятву – потерять честь», – без выражения произнес Шпора, и руки его опустились.
– Только трус и слабак не держит своего слова! Только слабак не исполняет перед смертью матери, которая всегда ему верила, ее последнего желания. Только слабак ищет в жизни одних удовольствий и следует эгоистичным порывам, зная, что кости предков не обретут из-за него покоя. Если ты нарушишь свое обещание, Джаспер, ты разрушишь нашу семью. Ты докажешь, что остался таким же жалким слабаком, каким был всю жизнь!
