Елена Гонцова - Ниточка судьбы
— Я спрашивала, когда ты приехал.
— Не сегодня, — ответил Тульчин. — А разве ты знала, что это буду я? Впрочем, какая разница. Мне важно было не только встретиться с тобой, но понять еще одну трудную для меня вещь.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — опустила глаза Вера. — Для тебя важно понять, как это меня угораздило здесь оказаться. Как это я позволила так над собой надругаться? Меня вышвырнули из страны на ночном аэроплане.
— Видишь ли, они не могли иначе.
— Они? — спросила Стрешнева. — Я боюсь этого слова с некоторых пор. Да, именно так — «они». Или еще «мы», когда кто-то говорит от «их» имени. Мы наблюдали за вашим развитием и пришли к выводу, что вы на опасном пути. Примерно так. Или — «мы» слышали, как виртуозно она играет, но чувствуется, что это как бы случайно, что тут есть какая-то подмена, а это страшно… страшно…
Тульчин словно бы не слушал ее. Он думал о другом.
— Меня все еще подозревают в краже документов и денег? Я ума не приложу, как и когда я могла это сделать? Это ж… я не знаю, как это назвать…
— Да никак, — ответил Алексей, улыбаясь. — В том-то и дело, что их взял другой человек. Потому что он до предела алчен. Или безумен. Выбирай, что тебе больше по душе. А пока возьми то, что тебе по праву принадлежит.
Тульчин взял свой стильный портфель, который Вера помнила еще по Лефортову, вынул оттуда конверт из плотной темной бумаги и маленькую шкатулку и протянул все это Вере.
Она посмотрела на Алексея растерянно, разорвала конверт, обнаружив там свои документы, а потом открыла шкатулку. И тут же все поняла. Даже не увидела, а сначала ощутила таинственный блеск старинного камня. Это был ее любимый перстень.
— Мама была права, это кольцо нельзя потерять. Как же так?
— А разве ты хотела проверить справедливость этого утверждения?
— Похоже, что да.
— Этот человек, имя которого я даже и называть не хочу, оказывается, охотился за твоим талисманом. Он считал, что все твои музыкальные успехи связаны с этой вещицей. Однажды он даже сумел украсть перстень, при помощи твоей злополучной квартирной хозяйки. Это случилось нынешней весной, как раз перед конкурсом в Норвегии. Но вынужден был вернуть, потому что непростая Марья Степановна стала его откровенно шантажировать, запугивать. А за услугу запросила слишком много.
— Это правда, — грустно отозвалась Вера. — Он принес мне перстень, сказав, что я оставила его на пюпитре после репетиции. А кто вообще такая эта Марья Степановна? То-то она была такая проникновенная в последний свой визит ко мне.
— Кровавая Маруся, — усмехнулся Тульчин. — Специфический экземпляр.
— Да, ведь она работала в кремлевской канцелярии…
— И одновременно была видным осведомителем и провокатором.
— Сейчас по ней не скажешь.
— Да все они перелицевались. Знаешь, как это делается со старой одеждой? В этих людях произошли трагикомические перемены. Вероятно, из ревности к тем, кто сейчас занял их место. Они сделались либералами. И для Марьи Степановны семья дипломата Даутова стала очередной кормушкой.
— Откуда ты все это знаешь? — изумилась Стрешнева. — Мне интересны не столько эти чудовищные подробности…
— Они нам сами это рассказали. Старушка и пианист.
— Это была очная ставка?
— Что-то в этом роде, только в частном, так сказать, порядке. Они топили друг друга как могли. Знаешь ли ты, что с самого начала твоей учебы твоя хозяйка шпионила за тобой, получая от Даутова, то есть от его семьи, зарплату?
— Этого не может быть!
— Было, — ответил Тульчин. — Но самое смешное произошло позже. Однажды ты познакомилась с этим богатырем, Владимиром Осетровым. И Марья Степановна безответно влюбилась в него. Это случается с пожилыми дамами.
— Бедный Вовка, — вздохнула Вера. — Отчего же она не отравила меня?
— Она считала, что ты наперсница ее тайны. Это также бывает с пожилыми дамами, прежде работавшими в Кремле. Она решила, что ты ее человек. Старушка продолжала исправно получать деньги от Даутова, но начала всячески вредить ему.
— А он нанял других…
— Да, — ответил Алексей. — Постепенно ты стала главной угрозой существования пианиста Даутова.
— Так это Марья Степановна украла фотографию, где я стою рядом с Крутицким?
— Нет, — возразил Тульчин, — она существо по-своему благородное. В известных пределах. Это сделала другая дама, если ее можно так назвать. Неудавшаяся театральная звезда, одна из пассий пианиста Даутова…
— Похожая на булгаковскую Геллу?
— Не просто похожа, но будто ее специально стилизовали под ведьму или такую своеобразную кикимору.
— Да кому это надо? — все больше изумлялась Вера.
— О, в Москве все надо, — засмеялся Тульчин. — Это такой поход за чужой славой. Но к Даутову ее приставил не кто иной, как…
— Владимир Павлович Третьяков, — вставила Стрешнева, чтоб хоть как-то поучаствовать в открывающейся феерии.
— Ну да, он на протяжении многих лет был эдаким гуру для юного пианиста Даутова, превратил его в свое автономное сознание, причем сильно откорректированное. Он хотел видеть в нем себя, как всякий учитель в своем ученике. Но презирал Даутова, как всех прочих людей. И потому сильно уполовинил своего глиняного человечка.
— Я хочу есть, — ответила Вера, — эта страшилка пробудила во мне зверский горный аппетит. А то нас не поймут гостеприимные хозяева.
— Поймут, — сказал Тульчин. — Они уже поняли и помогли нам с тобой. Ведь в Сетубале были гости из Лиссабона. Они приезжали за тобой. И уехали сильно потрепанные. В доме Хуана все эти дни находились вот эти милые люди, похожие на пиратов. Им пришлось объяснить визитерам, что к чему.
— И все-таки мне совершенно непонятно, отчего так много шума по ничтожному поводу.
— Повод самый серьезный, потом расскажу. Но я тебя умоляю — не надо ничего бояться. Абзац, как говорят военные.
Они шли от источника по извилистой тропинке между высокими дубами, шумное веселье в доме друзей было слышно издалека. С приходом Веры и Алексея застолье сделалось еще более громким. Повод затеять удалую пирушку выдался просто замечательный.
Тульчин произнес длинный тост по-французски.
Катарина слушала, улыбаясь, и переводила соотечественникам речь гостя. Из нее следовало, что Россия и Португалия сестры. А связано такое предположение с общим укладом жизни — гостеприимством, доблестью мужчин и красотой женщин. Компания Хуана встретила этот эмоциональный спич, который Алексей сопровождал эффектными дирижерскими жестами, с восторгом.
Тульчин осушил старинный кубок, наполненный другим бородачом, отчасти похожим на русского, и только тогда Вера почувствовала, что за все это время он не отдыхал ни секунды.