Джилл Мансел - Мой лучший любовник
Холмы были совсем безлюдными. Прошло немного времени, и Сюзи заметила Люсиль; она бежала навстречу по Джулиан-роуд с насквозь промокшей афганской борзой, весело прыгающей рядом.
Сюзи подвинулась к окну, высунула голову из машины и крикнула:
— Люс, это я, извини меня, я не хотела говорить тебе те ужасные вещи прошлой…
Передние фары машины осветили серьезное лицо Люсиль, которая пробежала мимо, стараясь не встречаться взглядом с глазами Сюзи.
Сюзи повернулась на сиденье и открыла рот от удивления.
Тебе не положено так поступать. Распахнув дверь машины, Сюзи выпрыгнула на дорогу, но Люсиль — с собакой на буксире — уже мчалась в сторону Холмов. Сюзи знала, что их не догнать.
Только не пешком.
Ладно, раз уж назвалась груздем… Запрыгнув обратно в машину, Сюзи выполнила быстрый тройной разворот. Помчавшись на большой скорости в конец Джулиан-роуд, она пересекла Роклиз — ух, нет машин, — выехала на газон и поехала через Холмы догонять Люсиль.
Конечно, Сюзи сильно нарушила правила. Если бы полиция ее сцапала, она бы на месяц попала за решетку. Но главное, что таким образом она догонит Люсиль.
Сюзи догнала их моментально.
— Уезжай, — крикнула Люсиль, когда машина Сюзи поравнялась с ней.
— Я хочу извиниться.
— Ну а я не хочу тебя слушать. И не хочу тебя видеть.
— Пожалуйста, — просила Сюзи, — я чувствую себя ужасно. Хотя бы выслушай меня.
— Нет.
— Прошу тебя.
— Назови хотя бы одну причину, почему я должна тебя слушать.
— Потому что я свинья.
— Ха! — воскликнула Люсиль. — Я это уже поняла.
Она резко свернула в сторону, и Сюзи ударила по тормозам. Тут нужна была другая тактика. Подкуп… шантаж… похищение?.. Да, подойдет.
Сюзи порылась в отделении для перчаток и достала большой пакет «Эм-энд-Эмз», который хранила для экстренных случаев, и разорвала его. Распахнув дверцу машины, она высыпала конфеты в свою раскрытую ладонь. В пятидесяти метрах от нее афганская борзая навострила уши.
— Вот, мальчик, беги сюда, вкусно, шоколад!.. — крикнула Сюзи.
Люсиль только что спустила собаку с поводка, она твердо произнесла:
— Картер, сидеть. Место.
Картер колебался, безнадежно разрываясь на части. Он знал и любил Люсиль, но она не шла ни в какое сравнение с перспективой получения шоколада.
— Картер, иди сюда, малыш, смотри, что у меня есть, — взывала Сюзи, соблазняя его конфетами.
Картер оказался в положении девчонки, которая попала под ливень со своим скучным приятелем, когда вдруг появился красавец в «феррари» и предложил ее подвезти. В следующее мгновение Картер уже мчался по траве к Сюзи, высунув розовый язык и работая пушистым хвостом, как метроном.
— Нет! — закричала Люсиль, бросаясь следом.
Да, торжествующе подумала Сюзи, втащила пса на пассажирское сиденье машины и скормила ему целую пригоршню «Эм-энд-Эмз».
Когда Люсиль добежала до машины, внутренние кнопки замков уже были опущены.
— Ты не можешь так поступать, — предупредила Люсиль через закрытое стекло.
— Ты опоздала. Я уже все сделала.
Люсиль уперлась руками в бока. Ее лицо ничего не выражало.
— Наверное, ты считаешь себя умной.
— Вообще-то, да, — заявила Сюзи.
— Это похищение.
— Знаю. Здорово получилось, верно? — Сюзи позволила себе улыбнуться, но ответной улыбки не последовало. — Пожалуйста, Люс, ведь собака у меня. Ты должна меня выслушать.
— По моему мнению, — холодно заметила Люсиль, — ты уже сказала более чем достаточно.
Поняв, что не может разговаривать через стекло, Сюзи открыла дверь, выскользнула наружу и быстро снова все заперла. Ледяной дождь, как хвост мокрой пикши, хлестнул ее по лицу.
— Ладно, я все же скажу, — объявила она. — Вчера я вела себя как десятилетняя девчонка, и мне ужасно, просто ужасно стыдно за себя. Я снова увидела вещи мамы, и это жутко на меня подействовало. Прости, что я столько тебе наговорила. Я никогда ничего такого не думала. И я не вынесу, если ты переедешь. Знаю, мы еще не привыкли друг к другу, но ты моя сестра, и я люблю тебя.
И мне правда стыдно, что я была такой большой свиньей.
— Ну, ты действительно одна из них, — согласилась Люсиль. Дрожа, она засунула руки поглубже в карманы своей немодной водоотталкивающей куртки.
— Бланш всю жизнь лгала нам, — Сюзи пыталась объяснить, — а тебе она не врала. Вчера я убирала ее вещи и вдруг почувствовала себя такой… дурой. Как одна из тех женщин, которая вдруг обнаруживает, что последние двадцать лет ее муж имел бурный роман на стороне.
Последовала долгая пауза.
Наконец Люсиль произнесла:
— Я могу это понять, — и медленно добавила: — Но моей вины здесь нет.
Немного воодушевившись, Сюзи поспешно заверила:
— Знаю, знаю, ты не виновата! Просто я была в таком состоянии, вот и все… честное слово, я хотела отрезать себе язык, когда поняла, как…
— И я не охочусь на твоего бывшего мужа.
— Я это тоже знаю и ни секунды не думала, что это так! — выкрикнула Сюзи, смахивая дождь с ресниц и понимая, что ее одежда совсем не соответствует погоде.
Ее темно-синий шерстяной свитер насквозь промок, и от него чесалось тело, а джинсы ужасно испачкались. Она бы почувствовала себя лучше, если бы разделась до бюстгальтера и трусов, но Люсиль и так считала ее ненормальной.
— Ты плачешь? — спросила Люсиль.
— Что? Я? Конечно нет!
Сюзи с ожесточением вытерла лицо, чтобы Люсиль не успела попробовать, не соленое ли оно.
— Ты плачешь.
— Не говори глупости, я никогда не плачу. Это ты плачешь. — Она указала пальцем на Люсиль.
На лице Люсиль появилась неуверенная, слабая улыбка.
— Нет, я не плачу. Так ты меня любишь?
Не в состоянии говорить, Сюзи поджала губы и закивала.
— Так это была одна из тех ссор, которые происходят между сестрами и о которых ты предупреждала?
— Вроде того. Это одна из тех ссор, которые бывают, когда одна из сестер полная кретинка.
— Ты имеешь в виду себя, — уточнила Люсиль, — а не меня.
— О да. Конечно себя. Сестры обнялись.
— Если за нами кто-нибудь наблюдает, — невнятно проговорила Сюзи, — то думает, что мы страшно полаялись.
— Все равно. Но мы действительно страшно полаялись. — Люсиль улыбнулась и снова вытерла глаза. Утверждая, что не плачет, она слишком часто вытирала глаза.
— Вернешься домой?
— Мне еще надо побегать с собакой. Он сегодня очень мало шевелился. — Люсиль повернула голову и взглянула на Картера, чей длинный, аристократический нос прижимался к стеклу «роллса», как будто он всю жизнь так делал. — А тебе нужно извиниться перед женихом.
