Арина Холина - Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!
— Когда ты два года назад скрывалась у меня от мужа, я ничего тебе не сказала, когда ты обляпала ковер соевым соусом! — орала Варя.
— А когда твой Гия лез ко мне под юбку, и я тебе все рассказала, кто был «сукой» по твоим словам — я или он? — вопила Лиза. — Ты всегда меня во всем обвиняешь…
— Слушайте, — прервала их Маша. — Я все-таки беременна. Имейте уважение.
— Шантажистка! — хором заявили Лиза с Варей, но запал уже перегорел.
Варя удивленно посмотрела на Лизу и сказала, извиняясь:
— Нервы…
— Да уж… — согласилась Лиза. — Ладно, пойдемте, посмотрим Машкины шмотки…
Спустя пять минут Лиза держала двумя пальцами серо-розовую кофточку с бисером и смотрела на нее так, словно на той ползали червяки.
— Но это же «Морган»… — с отвращением произнесла она.
— Я перехожу в экономический класс, — сообщила Маша.
— Ты что, решила рожать? — ахнула Лиза и выпустила кофточку.
— Не в этом суть. — Маша отвлеклась от пышной юбки и села на ручку кресла. — Просто мы совершенно ошалели. Покупаем на последние деньги дорогие вещи, тратим кучу денег на рестораны…
— Бла-бла-бла… — произнесла Лиза. — Я с тобой полностью согласна, дорогая подруга, только вот это… — она пнула ногой пакет, — дешевка! И ты с этим ничего не можешь поделать. Даже если я и согласна это носить, то я не согласна считать это одеждой!
— Сама ты дешевка! — завелась Маша. — Ты просто не можешь понять, что наступило время измениться! Нам дали шанс задуматься о том, как мы живем…
— Я уважаю твою позицию! — Лиза говорила на повышенных тонах. — Но не надо сейчас читать мораль — прости, милая, но я к этому не готова!
Третий по счету скандал разгорался на ровном месте.
Варя закатила глаза и под шумок надела Лизину юбку от «Блюмарине» с роскошными ажурными воланами.
— А ты что думаешь? — накинулись на нее подруги, когда спор о тряпках застопорился на уровне: «Да ты ничего не понимаешь!», «Кто бы говорил!»
— Что я могу сказать, если на мне твоя юбка за пятьсот долларов? — Варя развела руками.
— Правду! — хором воскликнули подруги.
— Правда в том, что мы теряем время, — заметила Варя. — Мы и так в тупике, а тут еще вы со своими дебатами…
И только в машине, когда они уже въезжали в город, Варя раскололась:
— Ты, Лиза, зажралась!
— Что?
— Машка права, мы все немного потеряли систему координат, — продолжила Варя. — На этом Денис нас и подловил.
— Остановите самолет… — простонала Лиза. — Дайте парашют… Не надо, пожалуйста, не надо снова разводить всю эту философию! Меня это сбивает.
— С чего? — удивилась Маша.
— С мыслей о чистой и светлой любви! — отрезала Лиза и перевела громкость радио на максимум.
Подруги принялись на нее орать, но что-то случилось с приемником — громкость заклинило, и они не смогли сделать потише. Ко всему прочему он отказывался выключаться, пока не заглушишь машину, так что до места девушки ехали под грохот хитов восьмидесятых.
На Курском они оставили машину на платной стоянке, поймали такси и поехали в «Лето».
— Какие предчувствия? — беспокоилась Маша.
— У меня хорошие! — воскликнула Лиза.
— Не знаю… — Варя пожала плечами. — Меня что-то беспокоит. Не пойму что, но как-то на душе не очень…
— Да брось ты! — отмахнулась Лиза. — Вечно ты паникуешь.
Если бы Лиза не забыла, что Варя в последнее время чутко предугадывает то, что случится в будущем, она бы насторожилась. Но ей было недосуг — она наконец-то вышла в свет, и был шанс найти любовь всей своей жизни — хотя бы на эту ночь. В ней взыграл охотничий азарт…
В клубе они влились в толпу стильно одетых людей и прорвались к бару, где заказали текилу, потом еще текилу и еще текилу — пока не почувствовали себя свободными от неуверенности и предрассудков.
Глава 34
Головные боли становились все сильнее. Денис перепробовал все возможные средства, но ничего не действовало. «Ненавижу Землю… — стенал он, прикладывая ко лбу ледяной компресс. — Боль, смерть, глупость…»
Но больше всего он ненавидел женщин — особенно этих трех идиоток. За ними, конечно, смешно было наблюдать, как они трепыхаются, но все-таки утомительно. В стремлении казаться искренним, любящим и заботливым он слишком близко их подпустил к себе — это же надо было так лопухнуться!
Как вообще эти самки, которые годны лишь для того, чтобы продолжать род человеческий, род Адама, могли столько о себе возомнить? «У женщин после родов нужно забирать детей, пока они не успели их испортить!» — думал он.
Денис не понимал, отчего мужчины церемонятся с этими нервными, нелепыми созданиями, отчего находятся в такой зависимости от их грудей и задниц, которые, едва только этим отродьям Евы исполнится двадцать пять, начинают увядать, зарастать жиром, и на них уже невозможно взглянуть без отвращения!
Он ведь сначала думал, что и он — как все. В пятнадцать лет Денис уже знал, что мать — глупое, никчемное существо, которому нужно говорить, что делать. В шестнадцать ощутил себя главой семьи, а в семнадцать узнал, что его отец — властелин мира. Денис с презрением наблюдал за ровесниками, которые бегали за девицами и наивно полагали, что задача настоящего мужчины — жениться на какой-нибудь кулеме и родить сына. Но все-таки сына, не дочь! Девочки! Их отдают в чужую семью, у них нет собственной фамилии, они могут лишь заниматься грязной работой — убирать, стирать, в лучшем случае — готовить.
Денис присматривался к ним, наблюдал, как загораются их глаза, когда на них похотливо смотрят мужчины, следил за тем, сколько те болтают с подружками — бездарная, как и вся их жизнь, трата времени, — видел, как они покупают одежду — с какой алчностью, с каким тщеславием… Он не мог представить себе, что возьмет одну из них в жены, будет говорить о любви, чтобы потом стесняться ее так же, как своей матери.
Всю жизнь, тысячу лет, он посвятил тому, чтобы женщины знали свое место. Но эти сучки оказались живучие, а уж то, что творилось сейчас, он и в страшном сне представить не мог.
— Почему же Он сразу не сделал их равными мужчинам? — кричал Денис однажды отцу. — Если они и правда этого заслуживают!
— Бог умеет терпеть, — отец пожал плечами. — Ты еще не понял, что Адам — несовершенство? Первый избалованный ребенок, слишком агрессивный, слишком эгоистичный. Ева — его любимое творение.
Последнее замечание Денис пропустил мимо ушей — решил, что отец в своей излюбленной манере смущает его, проверяет на прочность. Отец появлялся редко, и Денис очень старался угодить ему, он был уверен, что остальные его дети — ничтожества, не умеющие мыслить широко. Он хотел быть лучшим, хотел доказать всей Вселенной, что законы бытия несовершенны, что они устарели. Даже люди талдычат о новом мессии, так пусть он явится — в его, Дениса, лице. Никто ведь не обещал, что мессия придет с той стороны.
