Андрей Матвеев - Летучий голландец
Тот отпил и вернул бутылку обратно Марко.
В раю стало припекать. Тень от пальмы поползла змеей и скрылась в зарослях.
Ни бабочек, ни птиц, ни жуков.
Мертвый рай с потрясающе синим морем!
Банан все пытался вспомнить, когда он мог слышать странные строки, внезапно возникшие в голове.
Но они исчезли так же, как появились.
Осьминог полз по дну возле берега и подмигивал Банану.
Банан попытался его поймать, но тот ускользнул и, вслед за тенью, растворился в мангровых кустах.
В открытой консервной банке лежало несколько кусочков осьминожьего мяса. Банан посмотрел на них и брезгливо поморщился.
— Ешь, дурачок! — очень знакомым голосом сказала Надя, кто-то и когда-то говорил с ним таким же голосом, но еще там, в другой жизни.
Черный подцепил последний кусочек и отправил в рот.
— Вот он — хороший мальчик, — тем же голосом сказала Надя, — посмотри, все съел!
Банан посмотрел.
Вилли действительно съел все.
«Как его зовут?» — подумал Банан.
Черный улыбнулся и не ответил.
— Тебе надо поесть, — сказала Надя, — обязательно!
Банан стал брать из банки кусочки и класть в рот.
Марко и Вилли радостно хлопали в ладоши.
«Чикса…, — внезапно подумал Банан, — скоро должно появиться слово «чикса!»»
Он протянул банку Марко и посмотрел на Вилли.
Тот послушно выпалил в ответ:
Oh yeah, the biggest shot I am, but to the Realm of the Ghost
I had departed from the Planet with no offspring to boast!
So when you come to native grounds look for the gadget of glass
And the glamour chick who owns all gametes of first class…
— Сумасшедшее место, — сказала Надя, — мы здесь все уже тронулись!
Банан пытался понять, что протарабанил сейчас черный: Да, я круче всех на свете, только в царство теней Я ушел, а на планете не оставил детей! Как вернешься ты домой, найди стеклянный предмет И шикарную чиксу с крутым набором гамет….
По отдельности каждое слово было знакомым, но смысла он не разбирал.
— Надо искать еду, — сказал Марко, — еду и воду, кто пойдет со мной?
Кто ушел в царство теней? Что за стеклянный предмет?
Вилли улыбнулся и вслед за Марко потащился в сторону зарослей.
— А мы по берегу, — сказала Надя, — там должны быть съедобные ракушки!
Она шла впереди, Банан смотрел на ее спину.
Спина женщины в раю.
В мертвом раю, утраченном раю, так и не обретенном раю.
Надя была в шортах и майке, уже высохших и прилипших к телу.
Банан чувствовал, что начинает понимать смысл утраченных слов.
Можно ничего не вспомнить, но открыть для себя заново.
Чикса с крутым набором гамет…
Банана лихорадило, он убыстрил шаги, догнал Надю и сильно схватил за руку.
— Ты с ума сошел! — сказала та, посмотрев в его обезумевшие глаза.
Банан ничего не ответил, притянул ее к себе и сунул правую руку под майку.
— Эй, — сказала Надя, — совсем рехнулся! Мы все тут скоро погибнем!
Банан вновь ничего не ответил. Смущенно, будто впервые в жизни, чуть прикасаясь кончиками пальцев, он гладил ее грудь — чикса наконец-то нашлась, вот она, рядом, только ничего, совсем ничегошеньки не понимает!
— Хорошо, — тихо сказала Надя, — может, в последний раз… — И добавила: —Я сама!
Сняла майку, бросила на песок, потом стянула шорты и кинула рядом.
Банан смотрел на ее худенькое, загорелое тело и вдруг почувствовал, как по щекам потекли слезы: он любил эту женщину всю жизнь, а нашел лишь перед смертью, — слово «смерть» пульсировало в голове и заставляло плакать.
Они улеглись на белый коралловый песок, рядом с лениво плещущими волнами Андаманского моря.
Надя оплела его ногами. Банану было уютно в ее лоне, том самом, которого он ждал всю жизнь.
Он смотрел на ее лицо с закрытыми глазами и думал, сколько раз еще сможет так же нежно и на всю глубину входить в нее, — наверное, столько же, сколько они пробудут здесь, в этом Богом заброшенном раю, с двумя спутниками, пробирающимися сейчас по джунглям к самой вершине острова, только сейчас ему не до спутников. Надя еще сильнее обхватила его ногами и задрожала, Банан не смог сдержаться и начал изливаться в нее, а она принимала его семя с какой-то странной, благодарной улыбкой на успевших припухнуть от поцелуев губах.
Банан замер. Она попыталась столкнуть его с себя, а потом сказала:
— Слезь, мне тяжело!
И засмеялась.
Банан встал.
— Чикса! — сказал он. — Ты — моя чикса!
— Если пробудем здесь долго, то я тебе рожу! — засмеялась Надя.
— Мы не протянем долго, — сказал Банан, — если нас никто не спасет…
— Здесь нас никто не спасет, ты не представляешь, где мы…
— Где? — спросил Банан.
— Судя по всему, где-то у побережья Бирмы, — ответила Надя, — а если это так, то мы можем быть лишь на одном из островов архипелага Мергуи…
— Ну и что? — недоуменно проговорил Банан.
— В этом архипелаге около восьмисот островов, — сказала Надя, — и лишь маленькая часть из них обитаема, а туристические катера не заходят дальше границы с Таиландом…
— Значит, будем ждать! — сказал Банан.
— Не хочу, — ответила Надя, — не хочу больше ждать!
И она опять потянулась к Банану.
Тот не противился, лег рядом и позволил ей ласкать себя, чем, как не любовью, заниматься в этом странном и таком одиноком раю?
Он принимал ее ласки и смотрел в безмятежно синее небо, и ему казалось, что белесые облака, изредка проплывающие в вышине, складываются в бессмысленный набор слов, которые и так постоянно мельтешат у него в голове, а смысл так и неясен, хотя смысл всегда бывает неясен, наверное, для этого Бог и создал мир — чтобы попытаться понять, зачем он это сделал и почему…
— Я — красивая? — спросила Надя, приподняв голову.
— Очень! — сказал Банан, подумав, что он давно уже никому не говорил правды, а значит, пора. Только странно, что происходит это именно здесь и сейчас, в последние то ли минуты, то ли часы, то ли дни его жизни…
— Если мы спасемся… — сказала Надя и замолчала.
— Спасемся! — произнес Банан и добавил: — Иначе и быть не может!
— А где мы тогда будем жить? — тихо спросила Надя.
— Где захочешь! — ответил Банан.
— Ты не хочешь обратно?
Банан попытался понять, о чем она говорит, и не смог.
Слово «обратно» ничего не значило, он опять не мог вспомнить, в голове снова появилась неприятная тяжесть.
— Нет, — на всякий случай ответил он, — обратно я не хочу.
Надя провела рукой по его животу, потрепала волосы на лобке и сказала:
— Кажется, я люблю тебя!
