Джоджо Мойес - Серебристая бухта
А потом она стала кричать на маму так громко, что даже я слышала. Лицо у мамы стало серым, она застонала, а я обхватила ее за коленки, чтобы они не дрожали.
Мама все повторяла:
– Что я наделала? Что я наделала?
Это была самая долгая ночь из всех, что я помню. Мама разбудила меня, когда стало светать. Я заснула прямо на полу, поэтому очень замерзла, и у меня затекли руки и ноги. Мама странным голосом сказала, что мы должны уехать. Я спросила, а как же Летти? А она ответила, что была авария, машина Стивена разбилась, и Летти умерла в больнице. Мама говорила, что это она во всем виновата, у нее так стучали зубы, как будто она плавала в бассейне с ледяной водой.
Что было дальше, я плохо помню. Мы ехали в такси, потом летели в самолете, а когда я плакала и говорила, что не хочу уезжать, мама сказала, что только так может меня защитить. Помню, я плакала каждый раз, когда мама уходила в туалет, потому что боялась, что она тоже исчезнет и я останусь совсем одна. Потом помню, тетя Кэтлин стояла возле ограждения в аэропорту. Она обняла меня как родную, хотя мы никогда и не виделись.
И все это время мне хотелось спросить маму: «Как мы могли оставить Летти?» Я думала: «Вдруг она не умерла и ждет нас в больнице?» И даже если Летти умерла, мы должны были взять ее с собой, а не оставлять там, так далеко, что мы не сможем положить цветы на ее могилу, чтобы она знала, что мы не перестали ее любить. Но я так ни о чем ее и не спросила. Потому что мама еще очень-очень долго не могла вообще ни одного слова сказать.
Вот что я рассказала Майку в то утро, когда увидела, что он обнимает маму. Я рассказала ему об этом, после того как мама ушла, хотя до этого не могла рассказать никому, даже тете Кей, только не всю историю. А Майку рассказала, потому что почувствовала, что что-то изменилось и мама не будет против, если он все узнает.
До этого я никогда не видела, чтобы мужчина плакал.
21
Майк
На следующий день, пока в отеле все отсыпались, а залив притих под ясным синим небом, в нескольких милях от Сильвер-Бей, в наполненной тихим гудением палате больницы Порт-Саммера, Нино Гейнс пришел в себя.
Кэтлин сидела, тяжело облокотившись на подлокотник синего кресла, в ногах его кровати. Она уехала из отеля сразу, как только уложила всех спать. Потом она скажет, что хотела рассказать своему старому другу о том, что произошло в тот незабываемый вечер. Ближе к рассвету усталость одолела ее, и она немного вздремнула. Потом она читала газеты за предыдущий день, иногда, когда ей казалось, что новость может быть интересна Нино, она читала вслух. В тот момент это был репортаж об открытии ресторана человеком, которого они с Нино хорошо знали.
– Это катастрофа, – прохрипел Нино.
Кэтлин была так измотана после пережитого страха за Ханну и кошмара с блуждающей сетью, что не сразу поняла, что произошло, и продолжала читать вслух.
Он, конечно, был еще очень слаб и плохо ориентировался, но этот человек в белой больничной рубашке, со всеми подключенными к нему проводами и трубками, определенно был тот самый Нино Гейнс. И вся община Сильвер-Бей благодарила за это Бога. Врачи провели полный осмотр больного – Нино ворчал, что это пустая трата времени, – сделали сканирование мозга и кардиограмму, сверились со своими руководствами и наконец объявили, что он в отличном состоянии, принимая во внимание его возраст и то, что он столько дней пролежал без сознания. Ему разрешили садиться, вытащили из рук трубочки, и ручеек посетителей постепенно превратился в сплошной поток. Кэтлин позволили сидеть у него в ногах – обычно такой привилегии удостаиваются только супруги. Со своей стороны, она обещала врачам, что не будет волновать больного, дабы у него не поднялось артериальное давление.
– Она поднимает мое давление уже больше пятидесяти лет, – сказал Нино медсестре прямо при Кэтлин. – И ни черта не происходит.
А Кэтлин сияла от счастья. После того как Нино очнулся, она все время улыбалась.
Не многие с молодых лет знают, в чем их предназначение. Люди ищут свое призвание, для одних это религия, для других искусство, для третьих мир собственных историй, а для кого-то заклание священных коров. Ранним утром в самом начале австралийской весны маленькая девочка взяла меня за руку и доверила мне свою большую тайну. Вот когда я наконец понял, для чего живу. С этого момента я знал, что положу все силы на то, чтобы защитить эту девочку и ее маму.
Теперь, откручивая назад события тех дней, которые последовали за появлением в заливе блуждающих сетей, я понимаю, что испытывал тогда почти шизофренические эмоции. Я был в эйфории оттого, что влюбился – влюбился, возможно, в первый раз в жизни – и мог открыто выражать свои чувства. И Лиза, казалось, тоже любила меня. Она боялась, что после того, как они с Ханной рассказали мне о Летти, я стану относиться к ней по-другому. Как к безответственной матери, или как к обманщице, или, хуже того, как к убийце.
Я нашел Лизу в ее комнате. Она сидела у окна, и я видел, как она страдает. Взяв себя в руки (когда я заплакал, Ханна обняла меня, и это было невыносимо трогательно), я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Подошел к Лизе, опустился на колени и обнял ее. Я ничего не говорил, потому что верил, что мое присутствие скажет все за меня. Только спустя какое-то время я понял, почему она мне об этом рассказала.
– Я не думаю, что тебе следует это делать, – сказал я.
Лиза подняла голову с моего плеча.
– Я должна, Майк.
– Ты наказываешь себя за то, что не совершала. Откуда ты могла знать, что он так отреагирует? Откуда тебе было знать, что он попадет в аварию? Господи, да он же тебя избивал, ты была в стрессовой ситуации. Ты можешь сказать, что ты… – тут я запнулся, чтобы подыскать верное слово, – что ты временно потеряла рассудок. Так говорят в подобных случаях. Я видел в новостях.
– Я должна это сделать. – Глаза у нее припухли от слез, но были ясными и полными решимости. – Фактически я убила свою дочь. Из-за меня и ее отец мог погибнуть. Я сдамся и использую эту возможность, чтобы рассказать о том, что здесь происходит.
– Этот поступок может ни к чему не привести. А для тебя все закончится катастрофой.
– Тогда дай мне поговорить с твоей знакомой из СМИ. Она скажет, поможет это или нет.
– Лиза, ты не понимаешь. Если все так… как ты рассказала, тебя посадят в тюрьму.
– Ты думаешь, я об этом не знаю?
– А как с этим справится Ханна? Разве мало потерь она пережила?
Лиза высморкалась.
– Пусть лучше она потеряет меня на несколько лет, пока у нее еще есть Кэтлин. А потом мы сможем начать все сначала. Я смогу начать все сначала. И потом, может, кто-нибудь меня услышит.
