Холли Петерсон - Нянь, или мужчину вызывали?
— Сука, — сказал Чарльз.
«…Итак, дамы и господа, я официально заявляю и клянусь душой моей, дорогой покойной мамочки, что у меня никогда не было романа с конгрессменом Хьюи Хартли. Я никогда не занималась с ним содомским грехом…»
Еще с минуту мы слушали сладкую патриотическую пропаганду, потом экран потемнел, и на нем возникла физиономия Уильяма О'Шонесси, который с торжественным видом приступил к обсуждению содержания записи; на губах его играла самодовольная улыбочка.
Кто-то ударил кулаком по столу с такой силой, что мне пришлось отодвинуть трубку от уха.
Теперь Билл Магуайр обратился к своей команде.
— Джейми, Чарльз, Гудмэн, Эрик. Нас, друзья мои, поимела чертова шлюшка из захудалой забегаловки. Чтобы через тридцать минут у меня на столе был всем пресс-релизам пресс-релиз. Нет, через двадцать минут. Слушайте меня: это война. И нам нужно серьезно врезать блоггерам-партизанам. Если уж нам погибать, то только в бою, с мечами наголо и высоко поднятой головой. Всем до свидания. — Он захлопнул за собой стеклянную дверь кабинета Эрика. Я представила, как он шагает по студии, полной молчащих сотрудников.
Я негромко всхлипывала, не в силах говорить. Наконец, из трубки послышался голос Чарльза.
— Джейми? Ты тут?
Я с трудом отозвалась:
— Да.
Моя жизнь превратилась в какой-то сюрреалистический ужастик.
Тут заговорил Эрик:
— Джейми, найди компьютер. Нам придется составлять черновой вариант прямо сейчас. Потом им займутся юристы. — Он помедлил, размышляя. — Джейми, твое имя пойдет первым. Ты ведущий продюсер сюжета. Потом Гудмэн, потом я как представитель руководства. Чарльза упоминать не будем. Он ездил туда проверять информацию, но это не его сюжет и никогда не был его.
— Ну уж нет, Эрик, — сказал Чарльз. — Я в этом по уши замешан, я, в конце концов, консультировал Джейми.
— Вот именно, что в конце. Сюжет не твой, а наш. Мы трое породили это чудовище. Ты просто помогал. На пресс-релизе твоего имени не будет. Если можно чью-то карьеру спасти, мы так и сделаем.
Так вот Чарльза и не бросили львам на съедение.
— Давай-ка не заходить слишком далеко, Эрик, — сказал Гудмэн. — Я на этом канале двадцать пять лет. Я не допущу, чтобы эта история погубила четверть века отличной работы.
— Гудмэн, сядь. Она-таки погубит четверть века отличной работы. Привыкай. Единственное утешение, что мы с Джейми вляпались в это вместе с тобой; может, это смягчит…
— Еще чего, — звенящим от напряжения голосом отозвался Гудмэн. — Я только дважды с ней встречался, и я…
— Только не разыгрывай тут все эти штучки с бедным невинным ведущим, Гудмэн. Все мы это утке видели; сейчас ты тут будешь изображать, что всю информацию изучал твой продюсер, а ты ничего не знал.
— Ну, всю информацию и правда я изучала, — самоубийственно признала я.
— Вот, видишь, она сама сказала, — вставил Гудмэн. Слизняк. Десять лет я на него пахала ради того, чтобы он выглядел лучше и умнее, чем на самом деле. Такого я от него не ожидала. Мне стало жарко, и я сорвала свитер.
— Помолчи, Гудмэн. Мы все в одной лодке, — уверенно сказал Эрик. — Все трое.
— Но расследование-то проверял я, Эрик, — вставил Чарльз. — Тогда уж четверо…
— Хватит, Чарльз! — заорал Эрик. — Кого можно не впутать, того я не стану впутывать. Нам грозит катастрофа, и я не хочу губить тех, кого можно спасти.
Питер погладил меня по спине. Кажется, я даже к нему прислонилась. Он не знал, что сказать, да и что сделать тоже. Он просто начал обмахивать меня желтой атласной подушкой.
Эрик начал сначала:
— Джейми, я сижу тут за компьютером, и я хочу, чтобы ты вспомнила по порядку все свои действия в этом кошмаре с Терезой, с самого начала.
Я сглотнула несколько раз подряд, чтобы успокоить желудок. Питер прижал к моему лбу холодный стакан с имбирным элем и помассировал шею сзади.
— Джейми, что было сначала? Ее адвокат Леон Розенберг позвонил нам и сказал, что она готова с нами поговорить, или ты ездила в Перл, пытаясь уговорить ее самостоятельно? Я уже не помню, он устраивал интервью или я тебя послал ее обхаживать? — Эрик остановился. — Джейми? Ты меня слушаешь?
— Я… я не могу, Эрик…
— Джейми. Держись, девочка. У нас семнадцать минут на то, чтобы с этим разобраться. Ну, вспоминай же, не так это сложно.
— Да нет, Эрик, не в этом дело. — Сейчас меня стошнит! — Я… Я… Извини…
— Джейми!
Я прижала к лицу леопардовую подушку. Перелезая через журнальный столик, я опять потеряла равновесие, но удержалась и не влетела в комнату с гостями, в очередной раз демонстрируя свою неуклюжесть. Питер обежал вокруг стола и схватил меня за локоть, но я его оттолкнула. Все и так было паршиво, я не хотела, чтобы в довершение меня еще и стошнило на него. Мне хотелось умереть. Всю следующую неделю эта история будет занимать первые страницы газет, каналу придет конец, Гудмэн лишится должности ведущего, я потеряю работу и репутацию. Всю мою жизнь на меня будут указывать со словами: «Вон она, та, которая поверила байкам официантки насчет…»
При кабинете Тома ванной не было, я чуть не влетела в шкаф с его папками, слишком резко распахнув дверь, и еще крепче прижала к лицу леопардовую подушку.
— Детские вниз по коридору, — сказал Питер, дернув меня за рукав, — там наверняка есть ванная.
Я еще раз стукнула его по руке, но он не отставал. Тогда я побежала по коридору, не отрывая руку от стены, чтобы сохранять равновесие. Я сунулась еще в одну дверь. Там была кладовая с бельем. Я уже чувствовала во рту вкус сандвича с помидором, который съела за чаем. Через несколько секунд меня стошнит прямо на прекрасный ковер в коридоре Сюзанны на глазах у всех светских дам с их отделанными ракушками зубочистками.
Я бросилась к последней двери в конце коридора. Дверная ручка застряла, хоть и не была заперта, но Питер шагнул вперед и толкнул ее со всей силы. Наконец-то детская. Кроватка в виде кролика, детская каталка, тоже с кроликом, сервант с серебряными чашками. Я огляделась в поисках двери в ванную. Посмотрела направо. Ничего. Посмотрела налево. Кое-что. Кое-что ужасное.
На полу лежала женщина; юбка ее задралась до живота, изящные ноги были подняты кверху буквой «у», пурпурные крокодиловые туфли на шпильках смотрели в потолок; руки она раскинула по сторонам. Между ног у нее была голова мужчины. Он лихорадочно лакомился добычей, словно африканский лев, только что поймавший зебру. Он стоял на коленях, отставив зад, но на нем, слава богу, были черные костюмные брюки. Полы крахмальной рубашки в желтую полоску вылезли из брюк, пиджак валялся на полу. Женщина стонала:
