Мэри Бакстер - Правосудие во имя любви
— Ну, а как то, главное дело? — спросила Кейт. — Я знаю, ты не потому приехал, но все-таки…
— Скоро смогу тебе дать ответ. Нам нужно раскопать записи об усыновлении в монастырских книгах. — Сойер пересказал ей свой разговор с Ральфом.
— Думаешь, эти записи сохранились? — жалобно спросила она.
— Думаю, что да. Скажи, — спросил вдруг Сойер, — ты простила меня за то, что я ворошил твое прошлое?
— Нет.
Он тяжело вздохнул.
— Я так и думал.
Наступило долгое молчание.
— Значит, тебе все известно? — спросила Кейт.
Решимость изменила ей.
Ответом ей было громкое биение его сердца. Потом он опять повернулся так, чтобы видеть ее лицо.
— Да, мне все известно.
Кейт хотела что-то сказать, но ее душили слезы. Ее боль передалась Сойеру. Он осторожно обнял ее и поцеловал в макушку.
— Пойми, я не мог иначе. Мне нужно было знать о тебе все. Я одержимый.
Кейт с трудом заговорила:
— Когда я приезжала к тебе домой и мы повздорили, я почувствовала, что ты недоговариваешь. Это меня так разозлило, что я не выдержала и сорвалась.
— Я получил по заслугам, — нехотя признал Сойер.
Кейт смотрела на него с безграничной грустью.
— Насколько я понимаю… тебе также известно, что Томас — отец этого ребенка.
— Я был в этом уверен, хотя не нашел доказательств.
— Она была… такая крошечная, такая нежная. Я так ее любила. — Слезы покатились по щекам Кейт. — Но ему не нужна была ни она, ни я.
— Не надо. Тебе тяжело говорить об этом.
— Нет, я скажу. — Она не могла остановиться. — Томас требовал, чтобы я сделала аборт.
— Вот сукин сын, — не выдержал Томас.
— Когда я отказалась, он пообещал, что его отец, который тоже был проповедником, найдет для девочки любящую семью, и я ему поверила. — Кейт содрогалась от рыданий.
— Прошу тебя, успокойся.
— Не могу.
— Можешь. Нельзя себя так казнить.
— Все годы я думала о своей дочке. Я дала ей имя Сэйра. Мне хотелось сойти с ума, уничтожить всех и вся. Я думала, что никогда больше ее не увижу. Томас не имел права так поступать. Я была такая молодая, такая глупая…
— Ш-ш-ш, все будет хорошо.
— О, Сойер, я уже ни во что не верю. Но я тешу себя надеждой, что не совершила подлости: я думала, что так будет лучше для ребенка.
Он покрыл поцелуями ее мокрые щеки.
— Потом я решила разыскать ее — и ни о чем другом уже не могла думать. Я представляю, как иду по улице незнакомого города, вижу ее, но не могу подойти, обнять, сказать, что я ее люблю.
— Как это тяжело, — тихо произнес Сойер, прижимая ее к груди. — Как тяжело.
Он не отпускал ее, пока она не успокоилась. В эти минуты она поняла, что любит его, что полюбила раз и навсегда. Но это осознание не обрадовало, а еще сильнее опечалило ее.
— Ты можешь себе представить, как мне страшно? Я не знаю, как посмотрю в глаза своей дочери.
Он обнял ее крепче.
— Я все понимаю. Эти чувства мне знакомы. Так можно свихнуться.
— А что, если… — слова застряли у нее в горле.
— Ничего не говори. Не надо переживать заранее. Посмотрим, что у нас получится. А теперь постарайся заснуть.
Кейт прильнула к Сойеру, но даже исходящее от него тепло не могло растопить ледяной страх, поселившийся в ее сердце. Избавить от этого страха могла только встреча с дочерью.
* * *Через некоторое время Кейт проснулась и посмотрела на мирно спящего Сойера. Она осторожно провела пальцем вдоль его лица. Зачем судьба свела ее с этим человеком-загадкой?
Он открыл глаза.
— Ты не сердишься, что я тебя разбудила?
— Нисколько. Я могу заснуть в любое время, — ответил он, гладя ее руку.
Кейт прижалась щекой к его груди; жесткие завитки волос щекотали ей лицо. Она услышала, как бьется его сердце, и заглянула ему в глаза:
— Расскажи мне о себе. Теперь твоя очередь.
Он посуровел.
— Вряд ли тебе это будет интересно.
— У тебя было трудное детство?
Он безрадостно рассмеялся:
— Если это можно назвать детством.
— У меня тоже хорошего было мало. — Ее поразил ответ Сойера. Неужели он и вправду произнес эти слова? Хотя что в этом удивительного?
— Расскажешь мне о своей юности? — спросил Сойер.
— Разве ты еще не все вызнал?
— За это я уже свое получил.
Она заговорила не сразу.
— Мой отец пил. Он считал любое проявление человеческих чувств едва ли не заразой.
— Это свойственно многим людям.
— Он поколачивал маму.
— Рассказывай, — мягко торопил ее Сойер.
— Рассказывать особенно нечего. Мама меня по-своему любила, хотя у нее не всегда это получалось. В общем, детство у меня было беспросветное. А когда Томас меня предал, я поклялась, что не позволю больше ни одному мужчине обмануть меня.
Сойер гладил ее шелковистые волосы. От ласкового прикосновения его рук она немного успокоилась.
— Теперь ты рассказывай.
Он убрал руку. К нему вернулось прежнее напряжение.
— Моя история ничем не лучше твоей, — сказал он.
Лунный свет падал на его лицо. Сбоку казалось, что оно разгладилось и лишилось горького отпечатка пережитого.
— Я так и думала.
— Странно, что ты не навела обо мне справки.
— Ну почему же, я прочла все, что о тебе писали в газетах, — слабо возразила она.
Он засмеялся:
— И то слава Богу.
— Но я нашла только самые поверхностные сведения. Твой отец был полицейским; он умер, когда тебе исполнилось пять лет. Вскоре умерла и мать. Потом — сплошное белое пятно, вплоть до поступления в полицейскую академию.
— После маминой смерти меня взяли к себе тетка с мужем. Они вечно попрекали меня, что я испортил им жизнь, да еще покалечил их сына. — Сойеру трудно было говорить. — Их сын страдал слабоумием. Он приревновал меня к своим родителям. Чтобы досадить мне, он наносил себе разные увечья, а потом жаловался маме с папой, что я его избиваю. Им и в голову не пришло усомниться.
— Какой ужас…
— Потом они выставили меня из дому и стали переводить из одного приюта в другой. Пока я не завербовался во флот, жизнь у меня была, прямо скажем, паршивая. — Он перевел дыхание. — Я никому не позволю отнять у меня то, чего я добился. Ни за что.
На глаза Кейт снова навернулись слезы. Он простонал:
— Дорогая, я не стою твоих слез. Разреши мне просто быть с тобой рядом, любить тебя.
Кейт приблизила к нему губы:
— Мне больше ничего и не нужно.
* * *Они снова и снова предавались любви. Сойер был ненасытен. Но он понимал, что обладание ею для него не главное. Он жаждал той близости, которая наступает потом. Он отдавал ей не только свое тело, но и сердце.
