Анна Берсенева - Флиртаника всерьез
– Смотри, какой пророк выискался! – сердито воскликнула она.
– Ну не сердись. – Игорь подсунул руку Галинке под плечи, приподнял, поцеловал ее в нос и снова положил ее голову к себе на колени. – А хочешь, сердись – красиво у тебя выходит. Пророк… Я сейчас не то что на будущее, на текущую минуту ничего не понимаю. Но все-таки временно могу соображение включать.
– И что ты, интересно, соображаешь своим соображением?
– Что тебя мужики должны бы уже до тошноты заговорить.
– Почему? – удивилась Галинка.
– А как не пожалиться на свою горькую судьбу, когда такой веселящий газ под боком? Ты – веселящий газ, – уточнил он.
– Практически наркота, – хмыкнула Галинка. – Брось глупости говорить, свет ты мой ясный. – Она назвала его так с насмешливой интонацией, но тут же почувствовала, как он вздрогнул, и повторила: – Ну да, свет ты мой ясный. А как еще? Я, знаешь ли, привыкла правду-матку в глаза резать.
– А я, знаешь ли, подумал: не ширнуться ли еще разок на ночь, если уж я такой ценный наркотик раздобыл? Что ты на это скажешь?
– Ничего не скажу.
Она в самом деле не произнесла больше ни слова. Во всяком случае, во все долгие минуты после того, как поцеловала Игоря в тот самый уголок губ, где, никому не видимая, жила улыбка, и до того, как упала на его ходуном ходящее плечо.
Да и после этого они не разговаривали тоже, потому что наконец уснули.
Как только Галинка попала на Лансароте, ей показалось, что вулканов на этом небольшом острове, как в подмосковном лесу грибов. А теперь она думала, что все лансаротские вулканы, наверное, зародились на совсем уж крошечном участке – вот здесь, в Тиманфайе. А потом разбежались отсюда куда глаза глядят.
Лансароте в самом деле был маленький, но при взгляде на Тиманфайю начинало казаться, что остров не имеет границ. Поля, покрытые черной вздыбленной лавой, расстилались сколько хватало взгляда. Как будто прошел по земле гигантский плуг и навеки ее вспахал. Или, вернее, не по земле – так, как Тиманфайя, наверное, выглядела планета Марс.
– Мрачно? – спросила Галинка, отрывая взгляд от этого космического пейзажа.
Они стояли на горе, и вся Тиманфайя разворачивалась перед ними, как холст с непонятным рисунком.
– Да нет, хорошо, – ответил Игорь. – Ничего лишнего. – Галинка засмеялась. – Что? – спросил он.
В его голосе не было ни тени той самолюбивой обиды, которой слабые люди встречают любые проявления чужих чувств, подозревая, что эти чувства призваны их оскорбить.
Он смотрел с интересом: ему хотелось знать, почему Галинка смеется.
– Да просто… Ты же все про этот остров сказал, – объяснила она. – Я вот не понимала, почему он мне таким необычным кажется. А оказывается, все про него просто: ничего лишнего.
– Ну, положим, все непросто. – Он улыбнулся своей невидимой улыбкой. – После тридцати лет думать, что в жизни все просто, могут только идиоты.
– Я и не думаю, что в жизни все просто, – обиделась Галинка. – И вообще, мне еще нет тридцати. Но это же правда! – запальчиво добавила она. – Здесь же правда ничего лишнего.
– Это-то и непросто. Чтобы в десяти линиях было все, что можно сказать о мире… Хватит, Галинка! – вдруг засмеялся он. – Если я еще одно слово в таком духе изреку, то идиотом должен буду считать не кого-то абстрактного, а себя.
– А я вот возьму и твои слова без спросу в путеводитель вставлю, – пригрозила она.
– Дарю, – великодушно разрешил Игорь. – Все свои бесценные слова дарю тебе к Новому году. Который, между прочим, наступает сегодня ночью, не забыла?
– Забыла! – ахнула Галинка. – Сегодня, что ли, тридцать первое декабря?
– Несомненно.
«Интересно, где мы будем Новый год встречать? – подумала она. – А вообще-то все равно! Где скажет».
При мысли о том, что новогоднюю ночь она проведет с этим вот мужчиной, который обнимает ее, глядя на росчерк вулканных вершин на низком, затянутом тучами небе, а волосы, темно-русые, лежат у него на лбу таким же росчерком, – при одной этой мысли Галинка почувствовала себя так, как чувствовала она себя только в детстве, когда ей снилось, будто идет она по обыкновенной улице, идет, а потом вдруг прямо с места, без разбега взлетает в воздух, и все переворачивается у нее внутри от этого неожиданного, пугающего счастьем взлета.
Игорь так засмотрелся на эти свои десять линий, которые говорят о мире все, что Галинке жаль было отвлекать его от этого зрелища. Тем более что самой ей при этом так же хорошо было смотреть на него, как ему на вздыбленную лаву и вулканы. Нет, не так же, гораздо лучше ей было на него смотреть – на все его линии!
Она загляделась на эти линии – его плеч, рук – и не заметила, что он уже отвлекся от вулканов и смотрит на нее. И вздрогнула, когда он сказал:
– Пошли обедать, Галинка. В здешнем ресторане еду прямо на лаве жарят. На огне преисподней, можно сказать.
– Откуда ты знаешь? – удивилась она. – Путеводитель какой-нибудь читал?
– Вон те две испанские старушки, – кивнул он, – обсуждают, считать им это пламя адским или воздержаться от резких оценок. И говорят, что, как бы там ни было, на лаве отлично запекается баранина.
– А я думала, ты, кроме вулканов, ни про что не думаешь, – засмеялась Галинка. – Ты же на них смотрел, а ни на каких не на старушек.
Ресторан с приятным названием «Дьявол» располагался на возвышенности. Стены его зала были стеклянными, и вокруг, сколько взгляда хватало, расстилались все те же поля лавы. Ничего лишнего.
– Ничего себе баранина, – заметил Игорь, положив прибор на опустевшую тарелку. – Торжество веселых богохульников.
– Это тоже для путеводителя подаришь? – засмеялась Галинка.
– Я же сказал: все свои слова дарю тебе, – улыбнулся он. – И вообще все свое тебе дарю. Если пожелаешь принять.
Последнюю фразу он явно добавил потому, что почувствовал смущение из-за красивости предыдущей. Очень смешно было видеть смущение в его глазах.
– Желаю! – кивнула Галинка. – Желаю твое все. Перечислить почленно?
– Через час. Дороги здесь хорошие – ровно через час я тебя до отеля довезу и начнешь перечислять. А то если мы займемся этим прямо сейчас, то милые старушки, боюсь, все-таки сочтут здешнее пламя адским. А у меня на этот счет другое мнение.
Так они болтали глупости или молча смотрели друг на друга, ели десерт – тоже необычный, ледяное мороженое с горячим кремом, – и оба читали друг у друга в глазах, что каждый ждет минуты, когда они в самом деле окажутся наедине – в комнате, распахнутой на океан, или хотя бы в машине с затемненными от солнца стеклами, отлично приспособленной для того, чтобы целоваться.
