Спасение Рейн (ЛП) - Кингсли Келси

— Ну что, придурок, — сказал он сквозь стиснутые зубы, пока я пытался устоять на ногах и снова поднять биту, — как тебе такой трус?

И прежде чем я успел подумать, прежде чем успел отреагировать, прежде чем успел представить себе еще один идеальный сценарий идеальной жизни, которой у меня никогда не будет, его холодные, мертвые глаза встретились с моими, когда он бросился вперед, прижал ствол пистолета к моему животу и выстрелил.

Следующие несколько минут показались мне сюрреалистичными: дождь бил по крыше, а бита выскользнула из моей руки на пол.

Я задыхался и прижимал руки к животу, осознавая, что он выстрелил в меня. Осознавал, что истекаю кровью, когда тепло просачивалось сквозь рубашку и между пальцами. Дыхание покидало легкие короткими, неглубокими очередями… но я ничего не чувствовал.

Сет смотрел мне в глаза, а я тянул руку, хватаясь за его рубашку. Пытался удержаться, пока не смог больше стоять.

— Теперь я буду ждать прямо здесь, — усмехнулся он, не сводя взгляда с моих коленей, — и буду смотреть в твои гребаные глаза, пока ты не перестанешь жалеть о прошлом.

Где-то вдалеке завыли сирены — целый хор, и я закашлялся, ощутив во рту тяжелый привкус меди.

Затем я улыбнулся.

«Хорошая работа, дружок».

— Какого хуя ты лыбишься? — прорычал Сет, крепко сжимая мою рубашку.

— Потому что… — прохрипел я, лежа на полу и страстно желая поменяться местами с человеком, смотрящим на меня сверху вниз. — Я выиграл.

Он наклонил голову, в его глазах бушевала ярость.

— С чего ты взял?

Я подумал о Рейн. Думал о Ное.

Думал о том коротком времени, которое мы провели вместе. О счастье, которое я испытал. О свободе, которую мне довелось познать. О любви и семье.

И я подумал о том, что они смогут жить дальше, никогда больше не боясь этого человека.

— Потому что о-они все еще здесь.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

РЕЙН

Повзрослев, я обнаружила, что невозможно не замечать Солджера Мэйсона.

Парень не был популярен в том смысле, в каком знаменитости прокладывают себе путь вверх по социальной лестнице, пока каждая семья в Америке не будет знать их имя. На самом деле, он вообще не был особо популярен, особенно в толпе, которую привлекала «Яма».

Солджер был известен просто тем, что существовал.

Он был добрым. Был поразительно привлекателен в детстве и, несомненно, великолепен во взрослой жизни. Солджер был щедрым. Был внимателен и обладал неослабевающим комплексом героя. И каждая из этих черт способствовала тому, что его существование затрагивало каждого, кто когда-либо с ним соприкасался.

Так что, да, не заметить его было невозможно, и я никогда не забуду, как он впервые обратил на меня внимание.

Была обычная среда, и мы с мамой после школы ходили за продуктами. Я была ребенком, всего двенадцать лет или около того, и не могла дотянуться до бутылки оливкового масла на верхней полке. И с каждой попыткой дотянуться до последней бутылки, засунутой в самый дальний угол, все больше расстраивалась и боялась, что придется возвращаться к маме с пустыми руками, пока невероятно высокий мальчик не протянул руку над моей головой и не схватил ее, не потупив взор.

— Вот, — сказал он, опуская бутылку перед моими глазами.

Я оглянулась через плечо, открыв рот, как одна из золотых рыбок, которых Сторми выиграла на карнавале несколько месяцев назад.

— Спасибо, — прошептала я, удивляясь, что вообще смогла найти свой голос — он был так хорош собой.

И, о Боже, он вообще был таким. Лицо парня выглядело так, словно его можно было увидеть в одном из моих подростковых журналов, рядом с другими юношескими сердцеедами нашего времени, с его волнистыми темными волосами, завидным строением костей и глазами цвета меда. И он был выше даже моего отца, которого раньше считала самым высоким и сильным мужчиной из всех, кого я знала, но там, в одиннадцатом проходе, я уже не была так уверена.

И также не была уверена в том новом чувстве, возникшем, набухающем и согревающем область внизу моего живота при виде его улыбки.

— Да, без проблем, — ответил он. — Хорошего дня, ладно?

И на этом все закончилось. Это был первый раз, когда я по-настоящему познакомилась с Солджером Мэйсоном, первый раз, когда он скрасил мой день и заставил меня усомниться в своих эмоциях.

А он даже не подозревал об этом.

Сейчас я сидела в кресле в приемном отделении больницы, одетая в чистые треники и футболку, которую жена Патрика Кинни, Кинси, принесла мне в приемный покой. Мой сын был рядом со мной, его тяжелая голова прижалась к моему плечу, когда он наконец-то — каким-то образом — нашел сон после пережитого кошмарного испытания в доме 1111 по Даффодил-лейн.

По другую сторону от меня сидел Гарри, который приехал сразу же, как только я написала сообщение. И как мне удалось собрать воедино связные слова — «Солджера ранили, и это выглядит не очень хорошо», — не могу сказать. Полагаю, я просто сделала то, что всегда делала раньше — то, что должно было быть сделано.

Потом был Патрик, сидевший по другую сторону от Ноя. Пока Ной спал, никто из них не разговаривал, и мне оставалось только вспоминать о том времени — о том, как я впервые по-настоящему познакомилась с Солджером Мэйсоном. И мне стало интересно, как я смогу жить дальше, не имея возможности рассказать ему об этом.

Что, если так и не смогу рассказать ему, что действительно писала ему? Дважды я написала ему письма во время его пребывания в тюрьме, но потом оба раза передумывала и выбрасывала их, чувствуя себя глупо из-за мысли, что он вообще захочет меня услышать.

«Боже, почему я еще не сказала ему об этом?»

Что, если у меня никогда не будет возможности признаться, что с того момента, как он спас меня в тот первый раз в «Яме», я молилась ему, как молятся своему богу? Молилась, чтобы он вернулся и все снова стало хорошо. Чтобы еще раз доказать, что некоторые мужчины бывают хорошими и достойными и сами заслуживают хороших и достойных вещей.

Что, если у меня никогда не будет возможности сказать ему, что я полюбила его задолго до того, как произнесла эти слова вслух? Что, если у меня больше никогда не будет возможности произнести эти слова?

Боже, как же я сейчас ненавидела свой мозг. Ненавидела за то, что не могу остановить поток своих мыслей, за то, что не могу контролировать панику и беспокойство, которые окружали ниточку, на которой держалась его жизнь.

Я зажмурилась, а сердце бешено заколотилось, когда вспомнила те последние мгновения перед приездом полиции…

ХЛОПОК!

Первый выстрел разнесся по дому, с силой ударив по моим барабанным перепонкам.

Я громко, слишком громко вздохнула и закрыла рот рукой, не позволив себе закричать от ужаса.

Кот спрыгнул с кровати и юркнул под нее, съежившись и уставившись на меня своими светящимися желтыми глазами. Он искал у меня утешения, но не находил его.

— Что это было? — прошептала я Элевен пронзительным голосом, но, конечно, вопрос остался без ответа.

Мое сердце гулко стучало в грудной клетке и отдавалось в костях. Мне хотелось вскочить и убежать. Я хотела выйти из комнаты и убедиться, что с Солджером все в порядке.

Все, о чем я могла думать, — это Солджер, Солджер, Солджер, Солджер, его имя, повторяющееся бесконечно и неистово.

Но он приказал мне оставаться здесь, молчать и прятаться, а сам отправился противостоять злобному, ужасному, ненавистному человеку, которого я когда-то — так много лет назад — желала.

До того, как начались годы насилия, извинений и нападений.

До страха перед тем, что случится со мной и моим сыном, если я осмелюсь обратиться в полицию.