Вероника Кузнецова - Робин
— А это уж не ваше дело, — напомнил я ей, причём сказал сущую правду.
Она зло посмотрела на меня и сквозь зубы процедила что-то типа «оборванец». Впрочем, поручение она выполнила добросовестно, не забывая, однако, меня оскорблять, на что мне пришлось отвечать, исключительно чтобы не показаться невежливым и невнимательным к её словам, но я был гораздо сдержаннее, чем она, хотя её не устраивали даже мои краткие ответы. Наблюдая за ней, я понял, что она пытается подражать леди Кэтрин, но на свой лад. Получалось не так уж плохо, и теперь, когда я понял, в чём секрет её неестественного тона и странных жестов, было даже забавно.
— Вряд ли ты сумеешь самостоятельно раздеться и надеть вот это, — сказала Рыжая, с сомнением глядя на меня.
Я насторожился, предположив, что балахон, который она принесла, таит в себе какие-нибудь хитроумные застёжки.
— Это почему же?
— Судя по твоему платью, воришка, ты никогда не меняешь одежду, а значит, едва ли сможешь вспомнить, как это делается.
И что ей далась моя одежда? Одежда как одежда, не хуже чем у других, а уж по прочности ей нет равных.
— Вам так уж хочется меня раздеть? — спросил я, не подумав, какой смысл приобрели мои слова.
Она покраснела и отвернулась.
— Какой бесстыдник! — возмущённо промолвила она.
Я понял, что, сам того не ожидая, сумел её задеть, и порадовался этому.
— Пакостный мальчишка! Болван неотёсанный! Подзаборник!..
Я слушал эти нелестные эпитеты совершенно спокойно, без возмущения, даже с любопытством, потому что чем больше она говорила, тем больше злилась и возбуждалась, приходя в совершенное бешенство.
— А леди Кэтрин знает, как вы умеете ругаться? — поинтересовался я в минуту затишья.
Рыжая осеклась и, по-моему, пожалела, что так распалилась.
— Ты наглый воришка, — сообщила она без недавней страсти и швырнула в меня балахоном.
Я его ловко подхватил, но она, как кошка, бросилась ко мне и вырвала его из моих рук.
— Ступай мыться! — истерически закричала она. — Здесь не место грязным подкидышам!
— А чистым подкидышам здесь место? — спросил я. — Кстати, у меня ещё недавно был отец, родной отец.
Она побагровела и тяжело опустилась на стул, и я сразу пожалел, что довёл женщину до припадка. Всё-таки мне не следовало начинать новую жизнь со ссоры с горничной моей приёмной бабушки. Она сама начала перепалку, но мне не надо было поддаваться на провокацию. Ко всему этому, с ней сделалось дурно, и виновником её болезни могут счесть меня.
— Вам плохо? — робко спросил я. — Дать вам воды?
— Если ты сейчас же не влезешь в корыто, грязный поросёнок, то тебе самому придётся плохо, — ответствовала она, и я успокоился за её жизнь, потому что, как правило, умирающие не ругаются.
Я плескался в корыте и не мог определить, нравится ли мне это занятие или нет. Поплавать в реке было приятно, но это удовольствие выпадало мне не часто, а сейчас я мылся тёплой, даже горячей водой с мылом… Нет, я так и не понял свои ощущения, несмотря на то, что Агнес заставила меня вымыться в трёх водах.
— Теперь надень ночную рубашку и ложись в постель, — велела она мне, искоса поглядывая на синяки на моём правом предплечье, за которое схватился Громила, отбрасывая меня к стене при нашем памятном разговоре.
Я с удивлением облачился в чудной балахон, призванный, оказывается, служить всего лишь ночным одеянием. Покупать или шить вещь, нужную лишь для нескольких часов сна, можно было, лишь не зная, куда ещё деть лишние деньги. И постель! Мало того, что я должен был спать на самой настоящей кровати с ножками и мягкой периной, так на ней были ещё и простыни, словно одного одеяла кому-то казалось недостаточным. Было трогательно, что здешние обитатели не поскупились для меня на такую ненужную роскошь. Или у них денег так много, что им их не жалко? Если бы это не была семья моего отца, то Робин Гуду следовало бы отобрать у неё излишки богатства.
— А вы тоже спите на такой кровати? — на всякий случай спросил я Агнес.
— Ваша милость привыкли к другим условиям? — насмешливо осведомилась она.
Рыжая была права, хотя имела в виду совсем другое, чем я.
— Конечно, — согласился я, не уточняя, и осторожно влез на своё слишком мягкое ложе.
— У миссис Хадсон тоже есть две кровати, — похвастался я.
— Завтра я разбужу тебя и принесу одежду, — пообещала Агнесс. — Ночью не смей выходить из комнаты.
Она брезгливо взяла мою одежду и хотела выйти, но я вспомнил о папиросах.
— Подождите, мисс Агнесс! — закричал я, вскакивая.
— Что такое? — спросила она.
— У меня в кармане остались папиросы.
На губах у Рыжей заиграла злорадная улыбка.
— Обойдёшься без папирос, порочный мальчишка, — заявила она и захлопнула дверь.
Я остался один. Мисс Агнесс едва ли была способна на другой ответ, но о потере папирос я особо не волновался: настанет утро, и покурить я попрошу у отца. И вообще, мне ни о чём не следовало волноваться. Мне было так тепло, мягко и безопасно, как не было ни разу в жизни, однако почему-то меня охватила смутная тревога. Я не знал, как ко мне отнесутся родные моего нового отца, особенно его старший брат, которого я не видел, и отец Уинкл, встретивший моё появление с явным неудовольствием. Ночь окрашивала мои опасения в особо тёмные краски, но против них у меня было сильное средство: я знал, что могу уйти отсюда, достать спрятанные часы с цепочкой и перебраться в другой город. Потом мне вспомнилось, с какой ненавистью посмотрел, если можно так сказать о слепом, умирающий отец на миссис Хадсон, и мне стало страшно, что к раздавленной кукле и чёрной фигуре в моих кошмарах прибавится и взгляд отца. Но я не должен был допустить, чтобы страх победил меня. Меня зовут Робин, и это имя обязывает меня быть бесстрашным. Никто и ничто не сможет нарушить мой покой и напугать меня. Я сам кого хочешь напугаю, пусть кто-нибудь попробует ко мне сунуться!
С этими успокоительными мыслями я заснул, и ночью мне снилась… раздавленная кукла в кровавой луже.
Обычно у меня очень чуткий сон, ведь я привык к тому, что мне надо постоянно быть настороже из-за пьяного отца, но на этот раз я спал так крепко, что не заметил, как наступило утро. Меня разбудил звук отворившейся двери. Я сел в постели и мысленно приготовился к новой схватке с непонятно почему взъевшейся на меня Рыжей, но в комнату вошла темноволосая стройная девушка с ворохом одежды.
— Уже проснулся, мальчик? — весело спросила она. — Тебя зовут Робин, да? А меня — Фанни.
Она принялась внимательно меня разглядывать.
— Ну, не такой уж ты страшный зверь, как мне передали, — подвела она итог. — Так, вполне безобидный маленький зверёночек… Надеюсь, ты на меня не обиделся? А раз нет, то не смотри так настороженно, потому что я не собираюсь с тобой ссориться. Раз ты стал сыном молодого хозяина и будешь жить с нами, значит, нам лучше всего сразу подружиться.
