Сьюзен Кросленд - Захватывающая страсть
– Самое главное для журналиста воскресной газеты, Тюльпанчик, не начинать писать раньше четверга. Относись ко вторникам и средам как к дням для подготовительной работы, то есть к дням, когда можно побездельничать.
– Но вы ведь что-то так сосредоточенно печатали сегодня…
– А-а… Я просто делал заметки для будущей работы – «освобождал мозги от информации».
– То есть писал что-нибудь, не имеющее к «Бастиону» ни малейшего отношения. Наверное, свой эпохальный труд о внутренних антисоциалистических течениях в ЕЭС.
– А главный редактор не возражает?
– Ты очень быстро поймешь, Тюльпанчик, что Бена Фронвелла интересует только конкретный результат. Если ты недели за две не напишешь ничего стоящего, он появится в один прекрасный вторник у тебя за спиной и прозрачно намекнет, что пора отрабатывать зарплату. Но, если Бен получит хорошую статью, ему абсолютно наплевать, что именно ты пишешь во вторник. Еще, имей в виду, он любит, чтобы все сидели на своих местах. Это напоминает и вам, и самому Бену о том, кто в доме хозяин. А что ты писала раньше, Дейзи?
Девушка вспыхнула.
– Я расскажу вам как-нибудь в другой раз, – сказала она.
Дейзи не хотелось обманывать Анджелу и Джайлза, и в то же время она не хотела рисковать и говорить им правду, которая может дойти потом до ушей Бена Фронвелла. Поэтому девушка поспешила перевести разговор на другую тему.
– Я приехала в Англию всего месяц назад. Родилась и выросла в Филадельфии. Моим родителям не нравится человек, которого я люблю. Он для них – огромный уродливый паук, опутавший сетями ненаглядную доченьку. Они говорят, что он не подходящий для меня человек, но в Лондон я приехала не поэтому. А потому, что мне вдруг захотелось хотя бы год не зависеть абсолютно ни от кого. Или, по крайней мере, мне самой кажется, что причина именно в этом.
– А ты очень переживаешь из-за того, что родители считают твоего парня неподходящим? Теперь я понимаю, почему тебе так не нравится это слово.
– Мне неприятно их расстраивать, – объяснила Дейзи. – Где-то в глубине души я надеюсь, что, если проживу год без Карла и мои чувства к нему останутся прежними, это убедит папу и маму принять все как есть.
– Ты единственная дочь? – спросила Анджела.
– Нет. У меня есть старший брат. Он уже женат. Мы с ним ладим, хотя иногда он кажется мне чересчур напыщенным. Он адвокат. Мой папа – республиканец. Он владелец банка. Один из столпов общества, как у нас это называют. Но он вовсе не из тех республиканцев, которые считают, что если государство принимает программы помощи престарелым и малоимущим, значит, страна стоит на пороге коммунизма. Наверное, он либеральный республиканец.
– Вроде Нельсона Рокфеллера? – пошутил Джайлз.
– Только не такой богатый. Хотя, конечно, и не бедный. Однако, когда еврей просит руки его дочери, папа тут же перестает быть либералом. Даже странно. В самом начале нашего с Карлом романа я не обсуждала его с родителями, хотя они, конечно же, догадывались о наших отношениях. Но тоже предпочитали ничего не говорить. А когда Карл звонил мне домой во время каникул, восторга папа с мамой явно не испытывали. Думаю, надеялись, что все это быстро кончится. Я познакомилась с Карлом в Принстоне. Он там преподает. Карл на десять лет старше меня. Я закончила Рэдклифф, но домой не вернулась – решила пройти двухлетний курс скульптуры в Колумбии. Мы с подругой снимали в Нью-Йорке квартиру на двоих.
Дейзи вдруг поняла, что теперь Джайлз и Анджела наверняка должны догадаться, что она никогда не имела отношения к журналистике. Джайлз внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Фарфоровое личико Анджелы оставалось непроницаемым.
Пока спутники Дейзи поглощали обед, девушка продолжала говорить. Впервые за шесть недель ей представилась наконец возможность побеседовать с кем-то о себе.
– В Рэдклиффе я специализировалась в английском. Хотя скульптурой занималась тоже. А в Колумбии я училась у одного известного американского скульптора. Он оказался к тому же неплохим учителем, просто замечательным. А родители всегда поддерживали меня во всех моих начинаниях. Поэтому мне только хуже оттого, что теперь они считают, если я выйду замуж за Карла, то обязательно потом об этом пожалею. Карл такой умный, но это не имеет для них никакого значения, потому что он еврей.
Джайлз взял со стола бутылку кьянти и долил бокалы себе и Анджеле.
– А ты не собираешься скушать что-нибудь, Тюльпанчик?
– И вот в конце концов я решила уехать за границу и год пожить одной, – закончив фразу, Дейзи сделала два больших глотка кьянти.
Джайлз долил и ее бокал, Дейзи приступила наконец к ланчу.
– Мои родители просто с ума сойдут, если я выберу кого-нибудь не того, – сказала Анджела, зажигая сигарету. – Думаю, втайне они боятся, что в один прекрасный день я преподнесу им в мужья какого-нибудь готтентота. Вообще-то до сих пор меня не интересовали чернокожие мужчины, но кто знает, что будет дальше. Кстати, не думаю, что мои предки были бы против, если бы я собралась замуж за еврея. На нашем державном острове не так уж сильна пуританская мораль. Правда, Джайлз?
– Смотря что за еврей. Всякая любящая мамаша была бы просто в восторге, если бы дочь ее вышла замуж за Рокфеллера. Она бы и не вспомнила, что он еврей. Если ты еще не заметила, Тюльпанчик, англичане – самая корыстная нация на земле.
– Да, – подтвердила Анджела. – Хотя мы обычно приходим в ярость, если кто-нибудь из иностранцев позволяет себе утверждать, что в Англии именно деньги делают жениха подходящим или неподходящим. А у Карла есть деньги, Дейзи?
– Только то, что он зарабатывает преподаванием и статьями. Этого вполне достаточно для жизни, но, конечно же, немного.
– А… – произнесла Анджела.
Когда Дейзи вернулась после ланча за свой стол, взгляд ее упал на пишущую машинку. В самом деле, ведь можно взять и написать письмо Карлу. А со стороны это будет выглядеть так, будто она работает. «Дорогой Карл», – начала Дейзи. Затем она вынула лист из машинки, скомкала его и швырнула в сторону корзины для бумаг. Дейзи успела заметить, что никто из ее коллег не бросает мусор в корзину.
Девушка вставила в каретку новый лист. Если пропустить обращение, все, кто пройдет мимо ее стола, ничего не увидят, кроме нескольких абзацев, которые вполне могут быть началом ее новой статьи.
«Да, ты прав, я решила начать новую жизнь, поступить на работу, чтобы не так чудовищно по тебе скучать. И все равно, когда сегодня утром я шла в редакцию, взгляд мой случайно упал на идущего впереди мужчину – и внутри раздался знакомый щелчок…»
Дейзи остановилась. Карл писал ей, что, хотя ему доставляет огромное удовольствие читать каждый раз о чувствах, которые испытывает к нему Дейзи, он хотел бы еще попутно узнать что-нибудь о том, как, собственно, протекает ее жизнь в Лондоне. Вот она и напишет ему о том, как прошел первый день в «Бастионе». На какую-то секунду Дейзи целиком отдалась во власть чувств. Она даже прикрыла глаза. Все-таки не стоит больше пить вино во время ланча.
