Кэтрин Стоун - Ложе из роз
Кэсс пробормотала что-то невнятное, выражающее согласие со словами Элинор, но сделала это, скорее, из вежливости, потому что вовсе не была убеждена в ее правоте.
– Вы знали Чейза с рождения?
– Не совсем так, но добрых восемнадцать лет, пожалуй. Чейзу было восемь, когда родилась Хоуп. Хотите расскажу, как мы познакомились?
Элинор не стала дожидаться ответа Кассандры; должно быть, она приняла ее молчание за согласие или почувствовала, что Кассандре это интересно. Без суеты добрая женщина направилась к платяному шкафу, вынула из него несколько вешалок и посмотрела на Кэсс, после чего устремила коварный взгляд на постель, где прямо на одеяле стояли дорожные сумки Кассандры. Давно выцветшие, они были похожи на армейские вещевые мешки из грубой ткани, какие носят солдаты-десантники под стать своим камуфляжным костюмам.
– Почему бы вам не распаковать вещи и не повесить их в шкаф?
Была ли Элинор настоящей сказочной крестной или только притворялась, но на Кэсс ее слова оказали магическое воздействие. Совершенно против воли ее ноги шагнули к постели, а руки потянулись к мешкам на одеяле.
– О! Это так подойдет для сегодняшнего вечера, – раздался возглас Элинор, когда Кассандра извлекла из сокровищницы свое праздничное оперение – лиловый комбинезон с широким кушаком.
В течение нескольких минут Кэсс оставалась беспомощной и послушной марионеткой в руках Элинор. Впрочем, она не чувствовала от этого никакой неловкости; напротив, ее руки, полностью подчинившись воле Элинор, проворно распаковывали вороха пышных юбок и прозрачных блузок всех цветов и оттенков, как будто она уже принадлежала к кругу людей, живущих здесь, стала одной из них.
И все же ей были непонятны причины, по которым Элинор так настаивала на ее присутствии.
– Вы собирались рассказать мне, как познакомились с Чейзом.
И какой он замечательный, этот человек, не верящий, что я друг Хоуп, и желающий, чтобы я уехала отсюда поскорее и навсегда…
– О да. Мой муж… – Элинор запнулась, словно погружаясь в воспоминания.
– Его звали Эндрю, – мягко напомнила Кэсс. – Хоуп мне рассказывала.
– Да? Рассказывала? Хоуп его помнит?
– Ну конечно.
– Вы славная девушка, Кассандра Винтер. Но ведь Хоуп было всего четыре года, когда она в последний раз видела моего Эндрю. Как она может его помнить?
– И все же помнит. Она рассказывала, какими счастливыми были те времена.
Элинор, пытаясь овладеть собой, помолчала, потом начала свою историю.
– Да, это и правда были счастливые времена. Я никогда, должно быть, не пойму, почему Жан-Люк Тесье решил включить нас с Эндрю в круг своей семьи. Но он это сделал, и я всегда буду ему благодарна.
– Жан-Люк? – эхом отозвалась Кассандра. – Это был их дед?
– Да. Чейз называл его «гран-пер», по-французски «дедушка». Его ласковое прозвище стало теперь известно всем в стране винограда и виноделия.
Мы были здесь новыми людьми. Эндрю работал главным редактором в местной газете, а я пекла пироги и торты, готовила изысканные десерты, которые потом продавала в городе. У нас не было детей, хотя мы очень старались ими обзавестись. Эндрю клялся, что никогда не делился своей печалью с Жан-Люком, который в то время был всего лишь случайным знакомым. Но уж не знаю почему, когда родилась Хоуп – и как оказалось, должна была прожить здесь некоторое время, – гран-пер начал приглашать нас в свои владения, и мы постепенно стали членами его семьи. Как только у нас выдавалась свободная минутка, мы оказывались здесь, с гран-пером и его внуками.
Элинор задумчиво смотрела на ярко-синюю блузку, которую держала в руках, словно в яркости и ослепительности этой вещи отразились те счастливые дни.
– Жан-Люк как Питер Пэн[1] – он не хотел становиться взрослым. Во всяком случае, тогда. Впрочем, и мы тоже. В нашей веселой и проказливой пятерке Чейз казался самым старшим, но даже и он часто веселился и шалил вместе с нами.
Мы все сразу стали взрослыми, когда умер Жан-Люк. Буквально через несколько дней уехали оба – и Чейз, и Хоуп.
Элинор помолчала.
Кассандре потребовалось несколько секунд, чтобы услышать внезапно наступившую тишину, понять сказанное Элинор, переварить и сопоставить с тем, что рассказывала Хоуп.
– Чейз вернулся сюда.
– Так он убегал из дому? Убегал отсюда?
– О нет. Убегать было не в духе Чейза Тесье даже в двенадцать лет, когда рухнул весь его мир. Ведь Чейз уже тогда был взрослым. Он просто сказал Френсис, что собирается жить в Напа вместе с Хоуп. Френсис согласилась и обещала, что Хоуп последует за ним, когда станет чуть старше. Конечно, Френсис не очень-то верила в то, что говорила тогда. Сюда приехал Виктор и вел переговоры с агентами о продаже имения.
– Виктор собирался продать свои владения?
– Ну да. Но Чейзу каким-то образом удалось отговорить его от этого.
Хоуп ничего подобного ей не рассказывала. Впрочем, едва ли девочка четырех лет могла знать все детали этого дела. Со слов подруги получалось, что после смерти деда никогда ни один из Тесье, кроме Чейза, не жил здесь, но Френсис, Виктор и Хоуп изредка наезжали в имение.
Хоуп в возрасте четырех лет поселили в Нью-Йорке, на Манхэттене, где жил Виктор. Позже, когда Френсис была занята писанием своих бестселлеров, а Виктор гастролировал со скрипичными концертами по всему миру, Хоуп кочевала по пансионам и частным школам – тем же самым, в которых в свое время училась ее мать. На лето Хоуп часто посылали в какой-нибудь лагерь, а другие ее каникулы семья обычно проводила в роскошном отеле, на вилле или яхте.
Так рассказывала сама Хоуп. В это пестрое житье вплетались письма Чейза, его телефонные звонки и иногда совместные путешествия.
Чейз… В воспоминаниях Хоуп о своем детстве, которыми она делилась с Кэсс, он всегда был старшим братом, уверенным в себе, собранным, зрелым.
На мгновение Кассандра нахмурилась, потом улыбнулась.
– Итак, значит, Чейз жил здесь с вами и Эндрю.
– Чейз к тому времени уже испытал горечь многих потерь – Хоуп и гран-пера. Думаю, он боялся слишком сблизиться с нами и привязаться из страха когда-нибудь потерять и нас. Он остался с несколькими слугами, которых и знал-то не очень хорошо, пока не вырос настолько, что смог жить здесь один.
– Но вы бывали у него и виделись с ним.
– О да. Я настаивала на том, чтобы он первым пробовал мою стряпню, а Эндрю давал ему читать свои статьи, прежде чем печатать их.
Когда Элинор, во время рассказа машинально перебиравшая вещи, дошла наконец до черного свитера, сброшенного Кассандрой, лицо ее помрачнело, будто то, что она держала, навело ее на мрачные мысли.
