Д. Нельсон - Турецкий горошек
– А что ты здесь делаешь?
– Грипп. – Мой муж жуткий пациент. Во время последней простуды он постоянно стонал:
– Я надеюсь, тебе никогда не придется страдать так, как страдаю я.
Однажды он обжегся ядоносным сумахом и уверял меня, что заболел проказой. В ту пятницу он вернулся из Африки, но мы все же уехали на выходные на лоно природы. Поскольку его рука не отвалилась, а покраснение исчезло, то я предположила, что правильным был мой диагноз.
Я щупаю его лоб. Он горячий. Он напрягся от моего прикосновения.
– Я спросил, где ты была. – Дэвид никогда не кричит. Когда он сердится, то понижает голос и четко выговаривает каждый слог. На сей раз он подчеркивал каждую букву.
– Я ночевала в городе у Джуди.
– Тебе следовало оставить записку. Это беспокойство усугубило мою болезнь.
Вместо моих привычный извинений я фыркаю:
– А кому мне было ее оставлять? Тебя же не было дома. – Я чувствую себя настоящей хулиганкой.
Звонит телефон. Я отвечаю.
– Элизабет-Энн, где ты была? Черт! Только этого не хватало. Мама! Она вздыхает:
– После звонка Дэвида я не могла сомкнуть глаз. Я была уверена, что прочту в «Глоуб» о том, что они нашли твой труп.
Она смотрит слишком много криминальных и детективных передач и убеждена, что в городе опасность угрожает жизни человека на каждом шагу. И это, по ее мнению, подтверждают многократные показы «Бостонского копа», «Службы 911», «Секретных материалов» и «Коломбо».
– Мне очень жаль, что ты переживала, но со мной все в порядке. – Мы повторяем еще несколько раз тот же диалог, чтобы я полностью осознала глубину моей вины.
Во время нашего телефонного разговора Дэвид опускается в кресло и сидит, обхватив голову руками. Повесив трубку, я советую ему лечь в постель. Он ложится и засыпает еще до того, как я выхожу из комнаты.
Я ругаю себя за то, как вела себя с матерью и Дэвидом. Я снимаю пальто. Оно падает с вешалки, и я пытаюсь повесить его второй раз. Чашка чаю. Мне необходимо выпить чаю. Чай успокаивает меня, когда я расстроена. Я перетаскиваю телефон в спальню и слышу спокойное похрапывание Дэвида. Я звоню Питеру и говорю ему, что не смогу вернуться.
– Что-то случилось?
– Нет. Да. – Я объясняю ситуацию. Питер знает, что жизнь с мужем у меня не ладится. Но он не хочет давить на меня, ждет, чтобы я сама приняла решение.
– Я не хочу, чтобы ты обвиняла меня в этом после нашей женитьбы, – говорил он по крайней мере дюжину раз.
Его позиция отличается от напора матери и Дэвида. Они заставляют меня делать то, что им хочется. А Питер пробуждает во мне желание поступать именно так, как хочется ему. Почему же я медлю?
Дожидаясь, пока закипит вода, я осознаю, насколько больше у нас общего с Питером, чем с Дэвидом. Мы разговариваем не только о всяких пустяках, но и о важных вещах. Может быть, Питер скоро устанет ждать. Эта мысль пугает меня.
Чай не приносит успокоения. Мои мысли, как и моя жизнь, вышли из-под контроля.
Глава 2
Открывая дверь моего кабинета, я слышу телефонные звонки. Смахивая по пути со стола книги, тетради и будильник под стеклянным колпаком, я проскакиваю мимо и хватаю трубку телефона, стоящего на книжной полке.
– Профессор Адамс, могу ли я чем-нибудь помочь вам? – Я не обращаю внимания на разлетевшиеся по полу стеклянные и металлические детали. Эти часы уже больше никогда не зазвонят.
– Что там за грохот? – спрашивает Питер, зная, что размеры моего кабинета позволяют мне дотянуться до всех четырех стен, не вставая со стула.
– Я рада, что ты полюбил меня не за грациозность, – говорю я, прежде чем пуститься в объяснения.
– Да, я тоже рад, что я полюбил тебя не за грациозность. Сможем мы встретиться в музее во время ланча? У меня для тебя сюрприз.
– Какой сюрприз?
– Если я скажу, то он перестанет быть сюрпризом.
– Ну и пусть перестанет.
– У меня есть два билета на выставку Хельги.
– На какое время? В час дня у меня последнее занятие. – Я не знаю, зачем говорю ему это. Он выучил мое расписание наизусть.
– В два мы пообедаем. Мухаммед подменит меня. А билеты на три часа.
– Здорово.
– Я подожду тебя у кабинета.
Я едва не отказалась. С одной стороны, мне страшно, что коллеги поймут, что он мой любовник, но с другой стороны, ведь я не обнаглела до такой степени, чтобы встречаться с любовником у себя в кабинете.
– Как там твой Дэвид?
– Не ходил на работу ни вчера, ни сегодня, в общем, он действительно болен.
В понедельник Питер мне не звонил. Можно было предположить, что он рассердился на меня за то, что я не вернулась к нему в воскресенье, но знаю, что Питера не расстраивают подобные вещи. Политика, какая-нибудь глупость, республиканцы – все это может вывести его из себя. Бессердечие и жестокость могут привести его в ярость. Но он способен понять обычные житейские ситуации. Вчера я пару раз пыталась дозвониться до него, но телефон был занят.
– Может, тебе лучше поскорее вернуться домой? – В его голосе звучит лишь искренняя озабоченность.
– И потерять такие билеты? – Он знает, что мне очень хотелось попасть на эту выставку. – Где ты раздобыл их?
– Да есть у меня кой-какие связи, – говорит он.
В этом я не сомневаюсь. Его киоск приобрел в Бостоне бешеную популярность. Три года подряд завоевывая приз за «Лучшую средневосточную кухню» на конкурсе «Бостонский феникс», он привлек к себе клиентов со всего города. И теперь он уже на дружеской ноге с мэром и большинством членов Городского совета, труппой Бостонским балета и множеством местных знаменитостей.
Музей изобразительных искусств находится в трех минутах ходьбы от Фенвея. Заботясь о процветании нашего колледжа, Совет правления построил новое здание, оборудовав там два закусочных заведения. В буфете предлагались легкие фруктовые закуски, сыр и кондитерские изделия.
– Я заказал столик в ресторане, – говорит Питер.
Это заслуживает еще большей благодарности, учитывая, что в кафе тянется длинная очередь. Ресторан находится на втором этаже. При входе висит сегодняшнее меню, где особое внимание уделено форели и устрицам. Последний раз, когда мы ели здесь форель, Питер рассказывал мне, как два года назад бродил летом по Пиренеям, осматривая Катарские твердыни[9] и ночуя в палатках. Он подружился там с одним парнем, и они ловили форель и жарили ее на углях костра.
Я слушала его историю и завидовала… завидовала тому, что он пробовал свежезапеченную форель, завидовала попутчику, который странствовал вместе с Питером по Франции, и огорчалась, что меня там не было. Когда я поведала ему об этом, он обнял меня и сказал:
– Чувства не бывают глупыми. Глупыми могут быть только порождаемые ими поступки.
