Наталья Сафронова - Испанский вояж
Глянув на часы, я спросила:
— Вы должны еще за кем-то заехать или на сегодня дела окончены?
— Увы, моя любимая пигалица уговорила меня оставить ее поплясать еще часочек, так что время у меня есть, и я расскажу вам подробно, когда и откуда вы уезжаете на экскурсии, — ответила наш добросовестный гид.
— Ну, у меня и кроме этого еще много вопросов, но я их задам, только если вы разрешите кроме воды заказать вам что-нибудь для поддержания сил: коньяк, виски или сейчас хорошо пойдет «Бейлис» со льдом. Уговорила? — спросила я весьма энергично.
— Уговорили на ликер, — засмеялась она.
Я одобрила решение и пошла к стойке сделать заказ. С формальностями мы покончили быстро: на первую экскурсию мы уезжали от гостиницы «Тритон», а на вторую — от автовокзала, время написано на билетах. Глоток любимого ликера придал мне бодрости, Рамзия тоже была в форме, и скоро от разговоров о трудностях работы в туризме мы перешли к воспоминаниям о нашем славном советском прошлом. Как часто бывает в таких случаях, когда встречаются люди одного поколения и одного круга, начался поиск общих знакомых. Казалось бы, на побережье Средиземного моря, в Испании, в час ночи две дамы, встретившиеся третий в жизни раз, взялись найти людей, с которыми они были знакомы лет двадцать назад за тысячи километров оттого бара, где они сейчас потягивают ледяной «Бейлис». Чем может закончиться такая попытка? Конечно, успехом. И не потому, что мир тесен, а потому, что прослойка тонка.
Когда Рамзия сказала, что окончила филологический факультет тбилисского университета по специальности прикладной лингвистики, я поняла, что нам не придется долго искать тех, кого мы обе знали.
— Университетских я не знаю, но мои друзья работали в Институте кибернетики, — я решила сузить круг поиска.
— В отделе у Чикоидзе? — уточнила Рамзия.
— Нет, у Велиашвили, они не лингвисты, а математики, — пояснила я.
Рамзия задумалась, а потом, улыбнувшись, произнесла, словно пароль:
— Тамаз Катамадзе!
Я подпрыгнула на стуле, ответ сошелся, мы встретились в прошлом. Мне хотелось умножить число тех, кого мы, как две колдуньи, пытались позвать за наш стол силой воспоминаний.
— Мераб Абашидзе? — была моя очередь называть имена.
— Да, он ухаживал за сестрой моей одноклассницы, — подхватила Рамзия, — и, по-моему, не только за ней, красавчик и умница.
— Точно, — подтвердила я.
Потом Рамзия назвала еще несколько имен, но я проиграла.
— А вы никогда не ездили на школы-семинары «Интерактивные системы»? — спросила я.
Рамзия взволнованно откинулась на стул, провела рукой по лицу и задумчиво проговорила:
— Ездила, это последние безмятежные годы перед тем кошмаром, который ждал нас впереди. Я так давно об этом не вспоминала. А сейчас готова даже рассказать, какие научные проблемы мы обсуждали на секции лингвистики и у кого в номере собирались по вечерам.
— А Зазу Матикашвили знали? Он работал в вычислительном центре Совмина?
— Его не очень, а вот его жену Лейлу знала, мы с ней в параллельных группах в университете учились, — ответила она.
— Помните, у них была бабушка, которая дружила с Еленой Ахвледиани и говорила о картинах, висящих на старых обоях: «Это Леночка подарила; это Леночка написала у нас, а это Леночка велела мне хранить»? — воспоминания множились в моей голове с пугающей быстротой.
— Да, — печально отозвалась Рамзия, — я тоже бывала в этом доме. Там на стенах висела не только Ахвледиани.
— Надеюсь, вы простите мою настойчивость, — сказала я, наклоняясь к ней через стол, — но еще один вопрос. Манану Пхакадзе вы не знали, из того же отдела, что и Тамаз?
— Нет, в этом отделе я больше никого не помню, но моего отца оперировал Михаил Самуилович Пхакадзе — отличный врач и человек с редким даже для тбилиссцев чувством юмора, — задумчиво ответила Рамзия.
У меня на глазах выступили слезы:
— Это отец Мананы, моей близкой подруги. Как многих мы потеряли в этих перестройках и перестрелках.
Лицо Рамзии помрачнело, глубоко задумавшись, она сидела и вертела в руках бокал с остатками ликера, а я принялась себя казнить. «Нет, все-таки я эгоистка, ну зачем заставила эту женщину сидеть среди ночи со мной и ворошить прошлое? Мои воспоминания легкие, веселые, и то плакать хочется, а ей каково пришлось? Закончить университет, наукой заниматься, чтобы в зрелые года работать переводчиком для «новых русских» в Испании. Как она вообще смогла сюда попасть?»
Последний вопрос я повторила вслух, чтобы немножко оторвать Рамзию от охвативших ее мыслей.
— Когда к власти пришел Гамсахурдия, началась война, жить в Тбилиси стало невозможно, но и уехать было нельзя. Некуда. У нас были заграничные паспорта, мы их успели оформить еще в восемьдесят девятом или девяностом для поездки к бабушке в Испанию. Когда все рухнуло, мы чудом добрались до Батуми, а там нам удалось сесть на корабль до Турции. Но турки брали только тех, у кого были паспорта. Моему брату из-за жены пришлось остаться. Это было как в гражданскую войну, последний корабль до Стамбула. Мы прощались навсегда, никто не думал, что их дочка будет кататься ко мне на каникулы, чтобы плясать до двух часов на дискотеке, — рассказав это, Рамзия посмотрела на часы и поднялась.
Тему воспоминаний мы закрыли.
— Пойдемте, провожу вас, — предложила я и спросила: — А в сезон выходные у вас бывают?
— Редко, моря почти не вижу, — ответила она.
— А местные пляжи знаете, где тут можно понырять? — поинтересовалась я.
— Правее порта есть насыпной мол, там хорошие камни и полно всякой живности, — толково объяснила Рамзия.
— Вот это настоящий гид! — засмеялась я. — Тогда еще один вопрос: а где купить нормальные, а не пластиковые ласты? — уже два дня, как я горько сетовала, что пожалела место в чемодане для ласт.
— Вот это не знаю, я только в продовольственные магазины успеваю заходить, и то не всегда. Но я готова одолжить вам свои, у меня все равно в ближайшие шесть дней ни одного шанса попасть на море не будет, а вы за это время и поплаваете в удовольствие, и ласты себе найдете. — С этими словами Рамзия вышла из отеля и, не предвидя возражений, добавила: — Я кину их в багажник и как-нибудь передам вам. Спокойной ночи.
— Спасибо вам и успехов, — откликнулась я и отправилась в свой номер.
Отель, построенный в классическом стиле старого «Интуриста» в Сочи, имел форму подковы, поэтому к номеру, находящемуся в торце, от площадки лифта вел коридор с двумя поворотами. Наш номер был последним по левой стороне. Я постучала в дверь, имевшую весьма солидный вид красного дерева. Марина открыла. Снимая с себя серьги, я поискала в зеркале ее взгляд — уж очень хотелось поделиться своими впечатлениями.
