Анджела Арни - Вторая жена
Смущенный и одновременно обрадованный этим понимающим жестом, Тони благодарно стиснул ее кисть.
— Ты права, — сказал он. — Это действительно моральная трусость, но я исправлюсь. Сегодня же. Обещаю.
— Это будет проще, чем ты думаешь, — сказала Фелисити, от всей души надеясь, что она окажется права, и стараясь говорить убедительно. — Вот увидишь. — Она скрестила пальцы и помолилась, чтобы дети Тони отнеслись к этой идее с большим воодушевлением, чем Аннабел.
Тони повеселел. Конечно, Фелисити права. Поэтому медлить нет смысла. Он с готовностью поднялся. Если хочешь что-то сделать, не тяни время.
— Я сию же минуту отправлю им факс. Сообщу о тебе, о свадьбе и о том, что сегодня буду у них. Потом поеду в Лондон и договорюсь, что они будут присутствовать на нашем бракосочетании.
Фелисити сомневалась, что такую новость можно сообщать по факсу, но промолчала. В конце концов, Тони лучше знает своих детей. И все же его следует предупредить.
— Они могут не захотеть прийти на свадьбу, — сказала она, вспомнив реакцию Аннабел.
— Еще как захотят. Отец я им или нет? — Интуиция подсказывала Тони, что это решает все. Отец остается отцом, в разводе он или нет. То, что дети больше не живут с ним, ничего не меняет. Они просто обязаны хотеть быть рядом в важнейшие моменты его жизни. Это само собой разумеется. Если бы Фелисити спросила почему, он не смог бы ответить. И все равно эта мысль грела ему душу.
— Да, — подтвердила Фелисити. В глубине души она не ждала от этой уверенности ничего хорошего, но благоразумно промолчала. Тони должен справиться со своими отпрысками так же, как она справилась с Аннабел. Дай Бог, чтобы все обошлось.
Тони стоял, прижавшись спиной к закрытой двери, и беспомощно смотрел на детей. При виде их мрачных лиц его недавний оптимизм улетучился. Он не мог понять, кто из троих настроен более агрессивно: Хилари или близнецы Филип и Питер. Они сидели в спальне Хилари. Мальчики ссутулились в белых креслах, Хилари валялась на кровати. Все трое не закрывая ртов хрустели хлопьями из пакетиков. Тони заскрежетал зубами. Он знал, что дети делают это ему назло, и решил не поддаваться на провокацию.
Комната Хилари была окрашена в белый цвет с разбросанными здесь и там мелкими зелеными мазками. Впечатление элегантности усиливалось благодаря вьющемуся растению в снежно-белом керамическом горшке, размещенному так, чтобы извилистые побеги создавали контраст с геометрическими линиями широкого подоконника. Спальня выглядела великолепно. Вещи находились на своих местах и идеально сочетались друг с другом. Но Хилари ее ненавидела. Все здесь было нереальным и постоянно напоминало о том, какой нереальной стала их жизнь за последний год. Она ненавидела комнату, ненавидела их нынешнюю жизнь и часто вспоминала свою прежнюю спальню в Черри-Триз с розами на стенах, полную сказочных сокровищ. Одноглазая лошадь-качалка, коробки из-под «лего», комиксы, книги и целая стена, отведенная для призов, полученных ею на соревнованиях местного пони-клуба.
— Дешевка, — с нажимом сказала мать, забирая детей и переселяясь в Лондон. — Мне никогда не нравилась твоя комната, а Пирса вообще от нее тошнит. Он говорит, что все в Черри-Триз симптом плохого вкуса.
Хилари нашла в словаре слово «симптом», но ее усердие было достойно лучшего применения. «Симптом», «архетип», «воплощение», «квинтэссенция». Она твердо знала лишь одно: Пирс (которого называли партнером матери) этого не одобряет, а раз так, этого не одобряет и мать. Хотя было время, когда мать восторгалась обоями их старого дома, помогала Хилари прикалывать к ним призовые розетки и говорила, что они красивые. Но это было очень давно. Еще в жизни до Пирса.
Пирс был редактором роскошного-прероскошного журнала, посвященного дому и саду. Он всегда говорил по мобильному телефону, иногда рявкал приказы невидимым людям, а иногда говорил голосом, который Филип насмешливо величал чарующим и называл собеседников «моя прелесть» и «моя радость». А теперь таким телефоном обзавелась и мать. Она соглашалась с каждым словом Пирса и даже писала статьи для его журнала. Однажды она использовала спальню Хилари как иллюстрацию к статье «Идеальная спальня для городского ребенка».
— Но я не городской ребенок, — обиженно сказала Хилари, когда мать показала ей статью.
— Теперь городской, — лаконично прозвучало в ответ.
А приход отца только подтвердил это. Она действительно городской ребенок. Старый дом теперь потерян для нее навсегда, потому что отец собирается жениться на ком-то другом. На женщине по имени Фелисити, у которой есть дочь Аннабел. Хилари возненавидела обеих, едва узнав об их существовании.
Большую часть времени она воевала с близнецами, но они были единодушны в одном. В том, что касается их родителей. Они решили во что бы то ни стало вновь свести отца с матерью. Филип, бывший старше Питера на десять минут, являлся главой заговора, цель которого до сих пор казалась легкой и вполне достижимой.
— Просто нужно подождать, — всегда говорил Филип. — Да, они развелись, но никто из них не собирается жениться во второй раз.
Но Хилари это внушало определенные сомнения.
— Я думаю, что мама и Пирс когда-нибудь поженятся. В конце концов, они живут в одном доме и в одной спальне. — Хилари придавала этому факту огромное значение.
— Нет, этого не будет, — уверенно отвечал Филип. — Пирс не женится на маме. Я знаю это, потому что подслушал их разговор. Пирс говорил ей, что брак существует для обыкновенных людей, а не для таких, как они сами. Говорил, что у них открытая связь и что они не нуждаются в куске бумаги, который бы привязывал их друг к другу.
— А что сказала она? — полюбопытствовал Питер. Он не любил Пирса не меньше остальных, но втайне предпочел бы, чтобы мать вышла за него, а не жила в грехе. Как и Хилари, он придавал большое значение тому, что у матери и Пирса была общая спальня. Если неженатые люди живут в одной спальне, это грех. Он знал это и тревожился. Брат Том всегда говорил, что жить с кем-то вне брака большой грех, а это нехорошо. Господу это не нравится. А брат Том в таких вещах разбирается.
— А мама, как обычно, пробормотала, что Пирс совершенно прав и что ей надоело быть обыкновенной, — с горечью ответил Филип. — Иногда я думаю, что она согласится, даже если этот ужасный человек скажет, что луна сделана из зеленого сыра.
— А мне нравится быть обыкновенной, — заявила Хилари. — Я ненавижу этот пижонский дом и пижонов, которые приходят сюда. На самом деле все они обыкновенные и только притворяются, что это не так.
— Во всяком случае, папа обыкновенный и не пытается притворяться кем-то другим, — сказал Филип, и эта мысль утешила их всех. — У него нет ни подружки, ни кого-нибудь другого. А маме рано или поздно надоест эта дубина Пирс. В конце концов, это всего лишь вожделение.
