Лана Капризная - Роман с предрассудками
«Боже ж мой!», – причитала она. – «Что с нами будет? А что я скажу маме?.. Ой-ой-ой-ой-ой!.. Может, Черский ничего не успеет узнать и согласится жениться? А там разберемся, что делать… В крайнем случае, уедут в Юго-Восточную Азию, раз она им так нравится».
Решив, таким образом, будущность Милочки, она, наконец-то, обратила внимание на дочь. И то, что она увидела, невольно заставило Ольгу Кузьминичну мысленно поблагодарить племянницу, отвлекшую внимание от совершенно неприличных конвульсий кузины.
Мать заботливо обняла Анжелику и повела ее вдоль стеночки:
– Пойдем-пойдем, дорогуша. В дамской комнате есть нюхательные соли и… еще много чего нужного, – она с сожалением обернулась к мужу. – Ты же видишь, Митя, я не могу остаться. Присмотри за Милой… Да-да, потом все расскажешь. В подробностях!
Как ни удивительно, но мысли Милочки Обольяниновой следовали тем же маршрутом, что и у тетки.
«Бабуля будет в ярости. Потерять такую партию!.. Но, может, Максим Черский ничего не узнает? Может, мы успеем пожениться, пока сплетни не распространяться? Я готова уехать к нему в Юго-Восточную Азию. Прямо завтра! Нужно немедленно написать бабушке и вызвать ее в Москву… Черт бы побрал этого ужасного Влада Путятина!»
Иными словами, Людмила Николаевна Обольянинова, дочь и внучка дипломатов, готова была мужественно принять свою судьбу: получить подножку Путятина, рухнуть на паркет, услышать язвительную реплику, а затем стать героиней светского скандала.
Если бы Владислав Путятин, сын и внук высокопоставленных государственных чиновников, услышал мысли своей партнерши, то весьма подивился бы тому, насколько ужасна его репутация. И хоть он все сделал, дабы обезопасить себя от поползновений меркантильных девиц, но в глубине души тщеславно считал, что производит на них неизгладимое впечатление классическим профилем, идеально белой кожей и – что уж скрывать! – вызывающе тесными брюками. Поэтому он на полном серьезе решил, что Людмила Обольянинова, так настойчиво смотрит на его плечо, потому что, во-первых, потрясена его близостью, а, во-вторых, любуется рельефным бицепсом, хорошо просматриваемым под тонким сукном смокинга Brioni.
Поверх склоненной головы партнерши он зорким взглядом окинул бальный зал (очки были просто удобным аксессуаром). Елена Келдыш, ненадолго отвлекшаяся от своих обязанностей, пыталась успокоить бледного банкира Козолупа. Свита, временно возглавляемая верным Нузгаром Абар-Рахман, взяла в клещи Инвара Келдыша и мешала ему пробиться к группе сачкующих холостяков. Не нашедшие кавалеров дебютантки толпились по углам, окруженные заботливыми родственниками, явно намекающими, что есть участь, куда печальнее, чем пропустить первый танец сезона, например, быть ангажированной ужасным Владом Путятиным. Прочие танцоры держались на безопасном расстоянии, отлично помня, как однажды он сделал подножку чужой партнерше, заодно уронив на пол и ее кавалера.
Неожиданно взгляд Влада наткнулся на столь же зоркий. Вооруженная оптическими стеклами Ириада Градинер внимательно рассматривала внука, кружащего в танце Людмилу Обольянинову. Честно говоря, очки были ей не нужны: хорошее зрение в роду у Градинеров. Как я и ядовитая язвительность, к слову.
– Вы представлены Ириаде Марковне Градинер? – спросил Путятин у партнерши, делая попытку вывести ее из созерцательного состояния.
– А?.. Да. Старая кошелка – мастерица лезть в чужие дела, – рассеянно ответила та.
– Людмила Николаевна, вы говорите о моей бабушке! – высокомерно заметил Влад.
Мила изумленно взглянула на своего партнера, а потом дерзко ответила (ей все равно уже было нечего терять):
– Почему-то меня это не удивляет.
«Ах ты, маленькая нахалка!» – подумал Путятин, невольно восхищаясь дерзкой дебютанткой, – «Неужели она со мной кокетничает? Когда же это случалось в последний раз?..»
Что ни говори, но жизнь у молодого миллиардера была довольно однообразной: девицы при виде него застывали соляными столбами, дамы прятались за мужей, а молодые люди – разбегались, кто куда.
– Впрочем, моя бабушка может дать фору вашей, – продолжила Милочка, решив напоследок отстоять честь семьи.
– И кто же эта милая леди? – усмехнулся Путятин.
– Аделаида Константиновна Лыкова! – почти также высокомерно, как он, ответила Мила.
Влад взглянул на нее с новым интересом.
– Так вы та внучка, которой достанется жирный кусок состояния старого банкира Лыкова? Понятно, – протянул он, быстро припомнив слухи о слиянии банковских домов, и довольно точно просчитав брачные планы блестящего Макса.
Впрочем, Влад Путятин решил, что это Максим Черский был инициатором сватовства и удвоения своих доходов…
– И что с того? – подозрительно уточнила Мила.
– А то, что вы богаты, а теперь пытаетесь заполучить себе мужа с соответствующим счетом в банке.
Милочка загадочно хмыкнула.
«Понятно. Малышка ждет, не дождется, когда этот похотливый кот черский отлипнет от Лизаветы Вонг, и вернется получить причитающиеся ему девственницу и приданое…».
– О, Людмила Николаевна, неужели ваш покорный слуга не входит в список претендентов? – решил поиграть с ней опытный интриган Путятин.
Мила вытаращилась на него, как на ценники в московском бутике Prada.
«Он что, шутит?!» – пронеслось в ее голове.
Но ужасный Путятин не отставал.
– Я весьма богат, – с потрясающей воображение ложной скромностью сообщил он, – и стану еще богаче. А нефтегазовое месторождение, знаете ли, на дороге не валяется!
– Рада за вас, – с достоинством ответила на эту беззастенчивую саморекламу Мила.
«Значит, цена за баррели и кубометры ее не интересует. Ну не то, чтобы совсем, но контрольного пакета акций банка и обещанного похотливого Макса, ей явно достаточно. А может, она влюблена в этого кота черского?» – с тревогой взглянул на партнершу Путятин. – «А как на счет него?..»
И Влад внимательнее присмотрелся к Миле, пытаясь угадать, подходит ли она под тот тип женщин, который воодушевляет, и не только, знаменитого светского красавца Максима Черского.
Не то, чтобы он раньше на нее не смотрел. При первом же беглом осмотре он определил, что девица миленькая, голубое платье вполне отвечает моде и весьма к лицу своей хозяйке.
Действительно, Милочку Обольянинову никто не назвал бы писаной красавицей. Нет, у нее все было на месте: глазки, носик, ротик, ну и все прочее. Но она никак не подходила под определение «гламурная дева», столь вожделенное прочими дебютантками. От отца, жгучего красавца Николая Обольянинова, ей досталась толика бессарабской крови, поэтому Милочка была низкоросла, темноволоса и смугла. Для московской девицы это была бы трагедия, но не для Милы, выросшей в британской столице с ее широкими взглядами на женскую красоту. Так, ее белокурая кузина Анжелика дневала и ночевала в салонах красоты, иначе через неделю-другую весь налет гламура начал бы осыпаться (вместе с наращенными ресницами, к слову). Мила же легкомысленно относилась к уходу за собой, полагая, что наследство дедули с бабулей и актуальный гардероб компенсируют недостаток гламурных блесток.
