Александра Матвеева - Селеста, бедная Селеста...
Вдруг мой взгляд выхватил девичье лицо. Очень белое, чистое и спокойное. Девушка сидела среди гама одна и не волновалась. Длинная толстенная коса была перекинута на грудь. Девушка тоненькими пальчиками расплетала и заплетала косу. Это сейчас я знаю, что так у тебя выражается крайняя степень волнения. Тогда ты казалась безмятежной и притянула меня к себе. Я сел рядом, и ты посмотрела на меня понимающе и одобрительно. Потом всегда, что бы ни случилось, я оборачивался и встречал твой взгляд, понимающий и одобрительный.
У меня долго все силы уходили на учебу. Я не сразу понял, что за тобой ухаживают.
В этом месте я заснула, так и не узнав, что послужило толчком к Лешкиной влюбленности.
Проснулась я довольно рано, сразу поняла, что Лешки рядом нет. Некоторое время я лежала на спине, глядя в синеющее окно и пытаясь определить, что чувствую после этой ночи: облегчение или разочарование.
Когда Лешка сел рядом со мной и взял мою руку в свою, я приготовилась к серьезному разговору. После поцелуев моя бедная головушка сладко кружилась и разговаривать не хотелось, а хотелось гладить плюшевую голову, целовать тугие щеки, чувствовать его губы, руки, сильное тело, уже не страшное своей силой, а волнующее, влекущее.
Но после того, как мы выяснили, что ни у кого из нас нет опыта, нам следовало поговорить. Я читала советы специалистов о начале интимных отношений и знала, что прежде, чем лечь в постель, надо договориться по ряду пунктов, например о том, как поступить в случае беременности.
Я не знала, как бы я стала поступать и чего мне следует требовать от Лешки. Я вообще не была способна рассуждать, договариваться, вырабатывать позицию. Поэтому предоставила право говорить Лешке.
— Аля, — торжественно начал он, — я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты стала моей первой женщиной.
Здесь он вдруг замолчал, покраснел и заговорил, быстро, сбивчиво, больно тиская мою ладонь и не замечая этого:
— Я хочу тебя. Все время. Если бы ты знала, как я тебя хочу.
Разговор перестал мне нравиться. Я затосковала, теряя решимость. Стало ясно, что я совсем не готова приобретать опыт. В панике я не сразу поняла слова Лешки.
— Я не хочу просто так. Вдруг тебе не понравится? И ты больше не захочешь. Я боюсь тебя потерять.
— Что же делать?
Я облегченно вздохнула, радуясь, что не надо на что-то решаться немедленно.
— Выходи за меня замуж.
— Когда?
— Летом, сразу.
— Как сразу?
— Поедем к моим. Познакомимся. И сразу подадим заявление в ЗАГС. И обвенчаемся.
— С ума сошел?
— Почему?
— Венчаться — это навсегда.
— А ты не хочешь?
Я походила по пустой квартире. Лешки нигде не было. Вообще никого не было. Квартира выглядела так, будто ее хорошенько убрали месяц назад, а потом просто старались не слишком пачкать.
Одна из дверей, выходящих в просторный квадратный холл, оказалась закрытой. Ночью я спросила у Лешки:
— Чья это квартира?
— Моя.
— Откуда у тебя?
— От бабушки с дедушкой.
— Они умерли?
— С чего это? Удалились на покой. Живут в Ставрополье на родине деда.
Наверное, в закрытой комнате хранятся вещи бывших хозяев.
Отсутствие Лешки начинало беспокоить. Я заглянула в холодильник, установила наличие яиц и масла. Следовательно, о завтраке можно не волноваться.
Зашла в ванную. Оглядела себя в зеркале. Лешкина футболка, презентованная им в качестве ночнушки, доходила до колен. Ну можно ли быть таким здоровенным?
Я повертела кран и с радостью обнаружила наличие горячей воды. Чудо, что у них воду все еще не отключили на профилактику.
Я быстренько нырнула под душ, хорошенько вымылась и выстирала кое-что. Натянув на голое тело футболку, направилась на кухню, после недолгих поисков увидела необходимое — утюг. Погладив кое-что, натянула на себя. Наличие на теле белья, к тому же свежепостиранного, вселяло уверенность, и я, довольная жизнью, встала перед зеркалом и начала расплетать косу.
Я не слышала, как он вошел, что очень странно, потому что Лешка движется с грацией пожилого слона.
Но я не слышала, как он вошел, просто внезапно его лицо возникло рядом с моим в зеркале. Лешка выглядел бы вполне пристойно, если бы не роза в зубах. Я обернулась, он разжал зубы, роза упала в мою ладонь. Я сжала пальцами длинный стебель и прижала губы к длинному пунцовому бутону.
— Спасибо, Лешик, миленький, — растроганно протянула я.
Лешка обнял и поцеловал меня. И снова поцелуй был другим, незнакомым, несущим неизведанные ощущения. Лешка поцеловал меня неторопливо, сильно и нежно. Это было новым. И новой была уверенность, с которой Лешка обнимал и целовал меня. Словно он сознавал свои права на меня, точно знал, что, целуя меня, не только получает удовольствие, но и дарит его. Он вел себя не как настырный мальчишка, а как взрослый мужчина.
Я смотрела в сияющие антрацитовые глаза и поражалась произошедшей в Лешке перемене.
— Какой ты… — сказала я, и Лешка кивнул, не уточняя, что я имею в виду.
— Можно, я заплету тебе косу? — робко спросил он и погладил мои волосы.
— Попробуй, — неуверенно разрешила я.
Он сопел, стараясь. Его пальцы путались в моих волосах, больно дергая их.
Я терпела, сжав зубы, чтобы не вскрикнуть от боли и чтобы не рассмеяться при виде кривобокого чудовища, созданного моим парикмахером.
Очередной рывок оказался сильнее предыдущих, я заорала в голос, невольно схватив за руку безжалостного палача.
— Пусти, Лешка, ты мне все волосы вырвал!
— Ну подожди. Я уже почти закончил.
— Ты что, воображаешь, что я с этим выйду на улицу?
— Нет? А для чего я старался?
— Для удовольствия. Ты ведь садист. Выдираешь волосы и тащишься.
— Ты что, серьезно считаешь, что я нарочно причиняю тебе боль?
— Считаю.
— И получаю от этого удовольствие?
— Конечно.
— Дура! — неожиданно обиженно сказал Лешка. У него даже губы дрожали от несправедливого обвинения. Я сразу пожалела о своей шутке и пошла за Лешкой в комнату.
Он сидел на тахте, уставившись в окно. Очень большой, очень здоровый и очень печальный.
— Лешик… — Я нерешительно обняла его и обрадовалась, когда он не отстранился.
— Это шутка.
— Глупая.
— Глупая, — согласилась я. — Хочешь еще поплести?
Он угрюмо помотал головой.
— А порасчесывать? — искушала я, и Лешка не выдержал.
Он бережно водил расческой по всей длине волос. От усердия его лицо раскраснелось, над верхней губой выступили бисеринки пота. Я смотрела на него и испытывала странное чувство, постепенно догадываясь, что это незнакомое мне томительное посасывание под ложечкой и есть любовь.
