Наташа Колесникова - Молочные реки
— Да ладно, не кипятись, Андрей, — с досадой махнул рукой главный инженер. — Промашка вышла, что поделаешь?
— А что скажет ваша протеже? Кто отвечать будет?
— Слушай, я уже позвонил Лене, она в администрации мэра, сгладил, так сказать… Но и ты не подведи, что она тебе сделает? А меня на пенсию может отправить к чертовой матери! На эту пенсию можно прожить с больной женой?
Сергиенко понимал, в чем проблема. По заводской табели о рангах главный инженер был вторым человеком после директора, среди инженерно-технических работников, конечно. Но поскольку на заводе от слесарных мастерских до цеха розлива и упаковки готовой продукции царило электричество, вынужден был по каждой мелочи советоваться и даже испрашивать разрешение у своего подчиненного, главного энергетика. Какому же начальнику это понравится? И когда возникла необходимость укрепить пол во втором цехе, Пустовой дал разрешение, даже не выяснив, в каком именно месте потрескался бетонный пол. Знал, что под бетоном проходят силовые кабели, да надеялся — авось и пронесет.
Давно пора отправить его на пенсию, да нельзя было. Иван Тимофеевич Пустовой был некогда директором молокозавода, всячески поддерживал энергичную комсомолку-демократку Елену Сергиенко, даже когда ее из комсомола исключили. Понимал старый, хитрый номенклатурный лис, откуда ветер дует, и стелил себе соломку, чтобы мягче было упасть. И постелил. Лена никогда не говорила о договоренностях с Пустовым, но Андрей помнил, как в годы кризиса тот не противодействовал тому, чтобы рабочий коллектив избрал новым директором Елену, даже поддерживал ее. И вот результат — директор никудышнего молокозавода, на который не обращали внимания даже бандиты, стремящиеся прибрать к рукам все сколь-нибудь стоящее в Плавнинске, стал главным инженером процветающего предприятия с солидной зарплатой и машиной с персональным водителем. Потому-то Сергиенко при нем называл свою жену «ваша протеже».
К нему Иван Тимофеевич тоже относился хорошо, незадолго до своей отставки с поста директора назначил начальником электроцеха. Ну что с ним поделаешь? Жена и вправду больна, диабет у нее, пусть уж работает, в принципе неплохой мужик.
— Что она сказала? — спросил Сергиенко.
— Все нормально, Андрей.
Сергиенко кивнул и вернулся к себе. Остановка всего завода на полчаса — вряд ли нормальное явление. Нарушен технологический цикл, рассчитанный по минутам. Наверное, завод понесет убытки, и Лене это сильно не понравится. Но может быть, Пустовой убедил ее в том, что отключение электроэнергии на полчаса было необходимо.
Но почему-то думалось, что сегодня счастливого вечера дома не получится. Да двух таких сумасшедших вечеров подряд и не бывало никогда. Они потому и врезались в память, что случались как-то внезапно. Ну вот вчера — позвонила, сказала, что задержится, встречается с Тамарой. А что такое встречи с Тамарой? Бабские дела о моде, покупках да сплетни, что с кем и когда. После этого Лена была не особо настроена на разговоры с мужем и тем более на такую невероятную страсть. Да вот поди ж ты! Оказалось, что Тамара опять разводится, а Ленка под впечатлением этого события прониклась уважением к собственному мужу, который к тому же угодил с ужином.
Вот и получилось… А сегодня точно все будет пресно и скучно, это в лучшем случае.
Его опасения оправдались в половине седьмого вечера, когда он вернулся домой, в кирпичный особняк на престижной улице Гарегина Мовсесяна. Кстати, не поленился, сходил в местный музей, узнал, кем был этот самый Мовсесян. Оказывается, до революции — весьма популярный стоматолог в Краснодаре, тогдашнем Екатеринодаре, а потом стал революционером, был назначен руководить станицей Плавнинской, на этом посту и погиб в девятнадцатом году от рук белоказаков. Потом его именем была названа улица. А когда началась перестройка и повальное переименование улиц Ленина, Свердлова, Куйбышева и всяких прочих Калининых, никто не решился переименовать улицу Мовсесяна, ибо просто не знали, что он был первым большевистским начальником в станице Плавнинской. Фамилия армянская, ну так чего ж нам разжигать межнациональную рознь? В стотысячном Плавнинске немало армян живет, еще возмущаться станут.
Не переименовали. И со временем улица эта стала почти такой же, как и Крылатское в Москве, где сам президент квартиру имел. Как-то незаметно переселили бизнесмены и начальники хозяев участков в двенадцать соток в городские квартиры, понастроили тут кирпичных домов, и улица превратилась в самый престижный район Плавнинска.
Войдя в дом, Сергиенко прошел на кухню, там ждала его жена. Взгляд ее не обещал ничего хорошего. А на плите уныло стояла сковородка с макаронами и вареными сосисками. Что-то похожее он и ожидал.
— Привет, Лена. Ты сегодня раньше меня дома.
— Что ты устроил на заводе, Андрей? — не отвечая на приветствие, жестко спросила Елена, нервно комкая в руках кухонное полотенце. — Почему технологический процесс был прерван на полчаса?
— Пустовой же тебе все объяснил, — с улыбкой сказал Сергиенко.
— Ничего он мне не объяснил! — сорвалась на крик Елена. — Ты отключил весь завод на целых полчаса! Кто тебе дал право на это? Прекрасно знаешь номер моего мобильника, мог бы позвонить! Спросить!
Улыбка медленно сползла с губ Сергиенко, упала на пол и уползла под кухонный диван.
— Что спрашивать?! — нахмурившись, спросил он. — Отключилась вторая цеховая подстанция, перекос по фазе, сработала дифзащита. Тебе все понятно? Ты у нас большой спец в энергетике, можешь решить, что делать в такой ситуации, да?
— Мне плевать на ситуацию! Десять тонн прочти готового продукта мы вынуждены выбросить на помойку! Вернее, продать местному совхозу, что одно и то же! Кто будет оплачивать убытки? Ты?
— Погоди, Лена, давай разберемся. Во-первых, при чем тут мобильник? Я думал, ты в своем кабинете, знаешь, что случилось, доверяешь мне. Во-вторых, могла подойти сама, прислать кого-то, если твоему технологическому процессу угрожала опасность. Я ведь не технолог и делал то, что должен делать главный энергетик.
Она презрительно усмехнулась, забросила полотенце на плечо, уставилась на мужа немигающим взглядом.
— Иван Тимофеевич сказал, что кабель второй подстанции коротнул из-за давности лет. Ты думаешь об этих кабелях, ты вообще хоть о чем-то думаешь?! — с тихой яростью спросила Елена. — Кабели можно и нужно менять ночью, когда производство стоит! Ты главный энергетик или работаешь на заводе моим мужем, нахлебником?!
Этого он никак не ожидал. Конечно, десять тонн продукции, проданной за копейки на корм скоту, — большой убыток, но называть его нахлебником никому не позволено! Да, он чувствовал, что этот вечер не будет окрашен нежно-розовым цветом, но и того, что он станет грязно-серым, никак не ожидал.
