Джоанна Кингсли - Ароматы
— Да, папа, но «золотой нос» у меня, а не у нее.
— Думай, что говоришь! Тысячи таких сопляков, как ты, были бы счастливы, выпади им такая удача.
— Конечно, папа, но у меня талант. Не у тысяч молодых людей, а у одного меня.
— Ты несносный мальчишка! Убирайся, наглец, и научись вести себя прилично!
— Да, папа. — Он послушно вышел из комнаты.
Начав работать у отца, Арман проявил замечательные способности. Морис признавал, что обоняние у сына лучше, чем у него, и главный химик шутливо сравнил «золотой нос» Армана со скрипкой Страдивари — лучшей скрипкой мира.
Работая у отца, Арман поступил на курсы химии в Политехническом училище и окончил их, получив технические знания.
Через полгода он уже принимал участие в совещаниях отца и мадемуазель Шанель. Фирма предложила рынку два новых вида духов: «Рощи на острове» с древесным запахом и «Шанель № 22» — с цветочным.
Мадемуазель обращалась с Арманом фамильярно, посмеиваясь над его победоносной юной мужественностью. Она звала его «мой циветовый котик», «мой хорошенький циветовый котик». Арман знал, что это прозвище в ее устах не оскорбление, а ласка; она произносила его, глядя на Армана пристально и нежно. Но ему все-таки было неловко, что его так называет женщина, по возрасту годящаяся ему в матери. Ведь у циветового кота, или виверры африканской, добывали ценное пахучее вещество, находящееся в мешочке над половыми органами самца. Циветин содержал сильнейший аромат, стимулирующий половое чувство. Однажды в лаборатории, вдохнув его мускусный эротический запах, Арман почувствовал, как у него набухает член.
Но подобное обращение не принижало мадемуазель Шанель в глазах юного красавца до похотливой стареющей женщины. Любовные похождения законодательницы мод были известны всему свету. Как раз в это время она была любовницей герцога Вестминстерского, богатейшего человека Англии. Арман слышал истории об изумрудах, которые любовник посылал ей в подарок в сером бумажном пакете из бакалейной лавчонки, об орхидеях, которыми титулованный влюбленный осыпал ее круглый год, о копченой лососине из Шотландии, доставляемой с курьерами. Шанель была живой легендой, и любовные истории только придавали пряный вкус образу этой обжигающей, как красный перец, женщины — девчонки из парижского предместья, превратившейся в королеву мод Европы и Америки. Для двадцатилетнего Армана ее интимная жизнь казалась чем-то незначительным в сравнении с независимостью и успехом, способностью диктовать свою волю покоренному ею миру. Он надеялся достичь того же, и именно она была для него живым образцом, а не отец — воплощение инертности, исполнитель, довольный положением подчиненного, которое компенсировалось обеспеченной жизнью и чувством безопасности. Дух авантюризма в некоторой степени проявлялся и у матери Армана. Но она не обладала никакими талантами, жила как все, подчиняясь диктату общества среднего класса. Лишь иногда готовила оригинальные блюда и время от времени (Арман обнаружил это случайно) заводила любовников, о чем муж не подозревал или делал вид, что не подозревает.
Морис почувствовал невольное презрение сына и начал обращаться с Арманом строже. Заставая его в минуту рассеянности, он резко замечал: «Нечего витать в облаках! Спустись-ка на землю и работай».
Арман, не слушая попреков, думал о том, что у него иная участь, чем у отца, — он создаст парфюмерию Жолонэй.
По утрам Арман приходил в лабораторию на час раньше отца: ему нравилось проводить это время без надзора, работая самостоятельно. Он шел по бульвару к улице Шамброн и воображал, что идет в собственный салон. Его лицо было таким счастливым, что многие женщины, глядя на него, оборачивались. Он тоже замечал каждую из них, обращая внимание на платье, прическу, чутко улавливая запах тела и духов.
В это осеннее утро 1931 года Арман заметил, что улыбнувшаяся ему девушка одета в слишком тонкое для прохладной погоды манто. «Скоро она наденет шубку», — подумал он, проходя мимо.
Придя в лабораторию в превосходном расположении духа, сняв пальто и надев белый халат, он принялся за работу — нужно было изменить формулу духов, чтобы на той же основе создать туалетную воду. Он почти закончил, когда в его комнату вошел Морис с двумя листочками мягкой бумаги с влажными пятнами и протянул их Арману:
— Скажи, что ты думаешь об этих запахах?
Арман удивился: отец никогда не обращался к нему за советом. Так, может быть, это экзамен? Арман понюхал каждую бумажку, потом снова понюхал первую.
— Запах слишком тяжелый, он будет утомлять, — констатировал он.
Второй запах был более тонким, с восточной нотой, в нем чувствовался отзвук герленовского «Шалимара».
— Здесь нет основы, нет телесности, он словно хилый ребенок с большой головой. А главное, по-моему, он нестойкий…
— Ерунда! — рассердился Морис. — Ты слишком критичен. В отношении первого ты, может быть, и прав, но второй хорош.
— На мой взгляд, оба не годятся, — настаивал Арман.
— Упрямство тебя погубит. Я знаю, что говорю, потому что опираюсь на жизненный опыт и доверяю ему.
— А я доверяю своему обонянию, — возразил Арман.
Отец, выпрямившись во весь рост, хотел снова обрушиться на Армана, но в это время открылась дверь и в комнату быстро вошла Шанель.
— Добрый день, джентльмены! — сказала она по-английски.
Морис склонился и поцеловал ей руку. — Надо что-то сделать с вашими усами, — ласково пошутила она. — Ужасно щекочут. А вы как поживаете, циветовый котик? Почему мрачный, словно туча? ну, я к вам на минутку. Принесите пробные флаконы, приготовленные для меня.
Морис вышел и принес три флакона: в двух были ароматы, которые он давал нюхать Арману, а в третьем главенствовала зеленая нота.
— Неплохо, — сказала она, понюхав, — но для меня этот аромат слишком свежий и молодой, он хорош для девушек, а не для женщин. Поработайте над ним.
— Хорошо, мадемуазель.
— А этот запах слишком тяжел, окутывает, словно бархатное покрывало, — сказала она, понюхав третий флакон. — Нет, подождите. Сейчас запах был, и вот я его уже не чувствую. В нем нет стойкости, это мимолетное впечатление. Он исчезает, словно дымовая надпись, вычерчиваемая в воздухе самолетом. Воздушная реклама.
— Мы постараемся сделать так, как вы хотите, мадемуазель…
Арману неприятно было видеть провал отца и слышать униженные нотки в его голосе.
— Да, постарайтесь. Я хочу что-то такое же свежее, как первое, но более серьезное. Для современной, независимой женщины — откровенное, искреннее и вместе с тем властное! Королева, скачущая верхом…
