Джоанна Троллоп - Разум и чувства
С этими словами она бросила ягоду на землю и раздавила носком лаковой туфельки.
Эдвард протянул ей бумажный кулек.
— Возьми еще картошки.
Элинор лежала на спине, на поношенной куртке Эдварда, которую тот расстелил для нее поверх гальки. Она помахала рукой.
— Больше не могу.
— Один кусочек.
— Честное слово, не могу. Было очень вкусно. И рыба — просто идеальная. Кстати, спасибо, что не переборщил с уксусом.
Эдвард бросил в рот еще ломтик картошки.
— У меня с ним сложные отношения.
Элинор тихонько фыркнула.
— Похоже, ты понимаешь, о чем я говорю, — рассмеялся Эдвард ей в ответ. — Слишком уж он едкий. Как некоторые люди.
— Да уж. Но не будем называть имен.
Он прилег рядом с ней, опираясь на локоть. Потом заговорщицки произнес:
— Тем более что мы оба знаем, кого имеем в виду. А ведь ты еще не видела нашей матери!
Элинор вытянула вверх обе руки и переплела пальцы, устремив взгляд высоко в ярко-синее небо.
— Кстати, о матерях…
— Тебе когда-нибудь говорили, — перебил ее Эдвард, — что, когда ты разговариваешь, у тебя двигается кончик носа? Совсем чуть-чуть, вверх-вниз. Ужасно мило!
Элинор подавила улыбку. Потом опустила руки.
— Так вот, о матерях, — повторила она.
— Ну ладно, ладно. О матерях. И что с ними?
— Ну, моя очень добрая, но…
— О да, я знаю.
— …но иногда она просто сводит меня с ума. Честное слово! Каждый день ездит смотреть для нас дома. Думаю, в Восточном Сассексе не осталось ни одного агента по недвижимости, с которым она еще не встречалась.
Эдвард осторожно поднял палец и прикоснулся к кончику ее носа. Потом сказал:
— Но ведь это хорошо! Она не теряет оптимизма.
Элинор постаралась не обращать на его палец внимания.
— Конечно. В теории. Но она же смотрит дома, которые мы никогда себе не сможем позволить. Какие-то коттеджи с пятью спальнями и тремя ванными — а один раз принялась расхваливать нам дом с бассейном и оранжереей! Можешь себе представить?
— Но…
Элинор повернула голову, чтобы посмотреть Эдварду в лицо, и отмахнулась от его пальца.
— Эд, в действительности нам не хватает даже на сарайчик в саду! Но она ничего не желает слушать.
— Они все такие.
— Кто, матери?
— Ну да, — обреченно согласился Эдвард. — Они никогда не слушают.
— Ты хочешь сказать, что и твоя не прислушивается к тебе?
Эдвард перекатился на спину.
— Я, как выяснилось, вообще никому не интересен.
— Ладно тебе!
— Я подавал заявление в «Международную амнистию»,[2] но они сказали, что для вакансий, которые у них есть, я не обладаю достаточной квалификацией. То же самое с «Оксфам».[3] Я уже согласен даже на юриспруденцию: лишь по той причине, что «Хьюман Райтс Вотч»[4] могут — теоретически! — пригласить меня на собеседование, если я соберу все нужные документы.
Секунду помолчав, Элинор спросила:
— А как ты сам думаешь, что у тебя хорошо получается?
Эдвард взял в руки камешек и стал пристально его разглядывать. Потом сказал изменившимся, гораздо более уверенным голосом:
— Организовывать что-нибудь. Я не говорю о подсчетах количества шампанского на двести гостей, этим у нас занимается Роберт. Я имею в виду серьезные вещи. У меня есть организаторские способности. На самом деле.
— Я заметила.
— Вообще-то…
— Например, сегодня, — заговорила Элинор, — ты прекрасно вел машину, легко нашел парковку, договорился с управляющим в магазине сантехники, чтобы тебе отыскали нужные краны, был тверд с этой бестолковой кассиршей, у которой надо было выкупить для Фанни билеты, выбрал тот самый каталог обоев, купил лучшие в городе фиш-энд-чипс и точно определил на пляже место, где можно спрятаться от ветра.
— Ну… пожалуй, да. Хотя это, конечно, мелочи.
— Но весьма важные. И показательные.
Эдвард приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.
— Спасибо, Элинор.
Она добродушно усмехнулась.
— Не за что.
Внезапно он помрачнел и сказал, на этот раз серьезно:
— Я буду по тебе скучать.
— Почему? Ты что, уезжаешь?
Эдвард отвел глаза. Потом размахнулся и швырнул камешек, который до этого держал в руке, в стенку волнореза.
— Не я уезжаю. Меня отсылают.
— Как это? Кто?
— Фанни.
Элинор медленно поднялась и теперь сидела рядом с ним.
— Ох…
— Да уж. Ох.
— И ты знаешь почему?
— Знаю, — сказал Эдвард, глядя ей в глаза. — И ты знаешь тоже.
Элинор сверлила взглядом собственные согнутые колени.
— И куда ты едешь? — спросила она.
— В Девон.
— Почему именно в Девон?
— Там у меня знакомые. Помнишь, я рассказывал, что готовился в Плимуте к экзаменам? На частных курсах? Думаю, мне найдется подходящее занятие. Вообще-то, я надеялся поспрашивать там, в Девоне, про какое-нибудь свободное жилье. Как думаешь? Наверняка оно там дешевле.
— Мы не можем переехать в Девон, — с грустью ответила Элинор.
— Почему?
— Это слишком далеко. У Маргарет здесь школа, Марианна учится в Королевском музыкальном колледже, и я еще не окончила курс…
— Понимаю, — сказал Эдвард, — но я все-таки спрошу. Кто знает, как все сложится.
— Спасибо тебе.
— Элли…
— Что?
— Ты будешь по мне скучать?
Элинор не решилась посмотреть на него. Вместо этого она ответила:
— Не знаю.
Эдвард приподнялся и теперь стоял на коленях рядом с ней.
— Пожалуйста, скажи, что будешь.
— Хорошо.
— Элли…
Она молчала. Он наклонился вперед и накрыл ее руку своей.
— Элли, хоть от меня сейчас и пахнет уксусом и рыбой, ты не будешь возражать, если я сделаю то, что хотел сделать с самой первой минуты нашего знакомства? Если я тебя поцелую?
И вот теперь, спустя несколько недель, он снова был в Норленде: вылезал из машины, которую Фанни вряд ли была бы рада видеть на своей подъездной аллее, — древнего «Форда Сиерра» с потертой белой полосой на мятом борту.
Маргарет изо всех сил замахала ему руками, высунувшись в окно кухни.
— Эдвард! Эдвард!
Он поднял голову и помахал в ответ; на лице у него расцвела широкая улыбка. Потом нырнул обратно в машину, выключил гремевшую из магнитолы музыку и побежал через лужайку к окну, откуда его приветствовала Маргарет.
— Классная тачка! — крикнула она.
— Неплохая, с учетом цены — всего двести пятьдесят фунтов!
