Метод супружества (ЛП) - Малком Энн

Ах, по крайней мере, одна счастливая вещь произошла вчера.

Неужели Кип… перенес меня через порог?

Да, он это сделал.

Потом он приготовил мне сыр на гриле.

И я вспомнила, что это было чертовски потрясающе.

С другой стороны, все жареное, с сыром и углеводами, когда ты в стельку пьян, восхитительно. Ничего такого, что могло бы произвести впечатление. В пьяном состоянии я бы съела человеческую голову, если бы она была зажарена во фритюре.

Я переворачиваюсь на спину, морщась от боли и спазмов в животе, которые сопровождают это движение.

Уставившись в потолок, размышляю о том, как пройдет мой день. Нора настояла, чтобы у меня был выходной. Всю неделю она очень старалась, пытаясь убедить меня, что мне нужен медовый месяц.

Я упорно боролась с этим. Мы делали достаточно: лгали нашим друзьям, совершали мошенничество, жили вместе неопределенное количество времени. Мне не нужен был Кип, чтобы испортить совершенно хороший отпуск.

Кроме того, я не могу себе этого позволить.

Нора хорошо мне платила. Слишком хорошо, честно говоря. Я всего лишь бариста. Конечно, я помогала управлять заведением, когда Нора впадала в депрессию, болела или устраивала бурю. Тина тоже так поступала.

Это не рутинная работа. Мне чертовски нравится в пекарне — за исключением раннего утра, к которому я никогда не привыкну. Мне нравится работать с людьми, которых я люблю, и вокруг всегда вкусные сладости. У меня есть свобода, все льготы и достаточно денег, чтобы платить за аренду моего коттеджа на берегу моря, а также покупать себе одежду и красивую мебель. Этого достаточно, чтобы прожить замечательную жизнь.

Я прожила в Америке достаточно долго и работала на достаточном количестве должностей, чтобы понимать, что это не просто получить.

Так что да, моя лучшая подруга гребаное сокровище. За исключением того случая, когда она пыталась заставить меня отправиться в свадебное путешествие и взять выходной после того, как я выйду замуж. Конечно, если бы мне действительно нравился мой муж, я была бы счастлива провести неделю, трахаясь и распивая напитки с зонтиками где-нибудь на пляже. Это было бы потрясающе.

Как бы то ни было, это гребаный кошмар.

— Что, черт возьми, ты наделала, тупая сука? — говорю я вслух, откидываясь на подушку и прикладывая ладонь ко лбу. — Тебе крышка.

***

Мне потребовалось много времени, чтобы встать с постели.

Затем я посидела под душем около тридцати минут, прежде чем почистить зубы и нанести немного увлажняющего крема, который дала мне Нора, потому что она пришла в ужас, узнав, что я использую на лице то же самое, что и на теле.

Я не увлекаюсь дорогими средствами по уходу за кожей, как Нора, но должна сказать, что мне действительно понравилось то, что она мне дала. Пахнет тоже приятно. Хотя я не заметила большой разницы, кроме ценны.

Моя кожа хорошо держится и без ботокса, несмотря на то что в юности я предпочитала загорать на пляже Бонди без солнцезащитного крема. Хорошие гены. Единственное, что моя мать сделала для меня.

Я не какая-то неприхотливая сучка. Делаю маникюр раз в две недели. Массаж каждый месяц. Каждые шесть недель крашу свои золотистые волосы, чтобы создавался эффект осветленных прядей, а секущиеся кончики были подстрижены. Благодаря всему тому загару, который я приобрела в юности, у меня был своего рода базовый слой, и моя кожа всегда легко загорает. На переносице у меня небольшая россыпь веснушек, которая зимой становится более заметной.

Я прикусила губу, рассматривая свое обнаженное тело.

Когда мне было за двадцать, когда я была замужем, то всегда была стройной, подтянутой, и во мне не было ни грамма жира. Я постоянно была голодна, подсчитывала калорийность каждого кусочка пищи, который попадал мне в рот, и всегда находила, что с моим организмом что-то не так.

Мои отношения с самой собой и едой были, мягко говоря, нездоровыми.

После моего развода и переезда потребовались годы, чтобы избавиться от этого дерьма. Есть то, что хочу: любить свое гребаное тело. Не желать покончить с собой из-за того, что съела кусочек торта.

Помогла работа в пекарне.

Не моей талии, а с тому, чтобы понять, что моя ценность измеряется не размером моего платья.

Как бы то ни было, мои бедра стали шире, а живот больше не плоский, как стиральная доска, но я все еще такая, какую большинство людей сочли бы стройной. Я по-прежнему великолепно выгляжу в одежде.

Иногда, глядя на свое обнаженное тело, я слышу в голове голос моего бывшего мужа, рассказывающий мне обо всем, что со мной не так.

Чаще я слышу его голос в те дни, когда у меня такое похмелье.

— Гребаная выпивка, — пробормотала я своему отражению, топая в комнату, чтобы натянуть спортивные штаны и выцветшую футболку, на которой, возможно, когда-то было написано: «Я видел чудаков в Барселоне».

Я не потрудилась застелить свою постель. Обычно так и делала, хотя и презирала это занятие, особенно в ранние утренние часы, когда вставала. Но я как-то читала о том, что заправленная постель настроит вас на весь день и сделает вашу жизнь менее похожей на пожар в мусорном контейнере.

Как бы то ни было, я мало что могла сделать, чтобы моя жизнь не стала похожа на пожар в мусорном контейнере.

Кофе для меня сейчас самое важное.

Я, спотыкаясь, дохожу до кухни, морщась от солнечных лучей, льющихся в окна, глядя на океан, который обычно скрашивал мое утро и напоминал о доме.

Никаких признаков Кипа.

Это хорошо.

Я не могу справиться с этим прямо сейчас.

Особенно не могу смириться с ним и с жареным сыром, который он приготовил мне вчера вечером. Ему не нужно было готовить это для меня. Он мог бы послать меня к черту. Я бы посоветовала мне отвалить.

Этот жест был слишком… тактичным, на мой взгляд.

Соседи по комнате. Вот кем мы были.

Я занялась приготовлением кофе и убедила себя, что на самом деле умереть от похмелья невозможно.

Подпрыгиваю, когда входная дверь открывается и закрывается, и на секунду думаю о том, чтобы броситься к кухонному столу, схватить нож из набора и замахнуться на незваного гостя.

Потом я вспомнила.

Мой сосед по комнате.

Кип вошел на кухню весь в поту.

И без рубашки.

Из наушников, все еще торчавших у него в ушах, доносилась музыка.

И его пресс.

Черт возьми, его пресс.

Стиральная доска.

Как будто я могла бы в буквальном смысле отстирать свое белье об эти гребаные штуки. Если бы я стирала белье. Они как будто вылеплены. Идеальны. Или они могли бы быть такими, если бы не длинный неровный шрам, пересекающий его торс по диагонали. Его окружают пара таких же, поменьше.

Конечно, шрамы только делают его более привлекательным. Опасным.

Без рубашки и лоснящийся от пота, он совсем не похож на развязного, самоуверенного Кипа, которого я знаю и сдержанно презираю.

Нет, он выглядит как парень, с которым я бы трахнулась.

Он ухмыляется мне, вынимая наушники.

— Как твоя голова? Ты проснулась в собственной блевотине? Я подумывал о том, чтобы поспать с тобой, чтобы убедиться, что ты на самом деле не захлебнешься собственной рвотой, но не хотел, чтобы ты приставала ко мне, поэтому решил, что ты выживешь.

Фу.

Этот засранец.

Определенно, это не тот парень, с которым я бы трахнулась.

Когда-либо.

Делаю мысленную заметку выгравировать это где-нибудь на камне.

Хмурюсь, многозначительно оглядев его с ног до головы.

— Ты действительно один из тех парней, которые бегают трусцой без рубашки? — спрашиваю я, прислоняясь к краю стойки и держа в руках свою кофейную чашку. — Женщины тренируются так же усердно и становятся такими же горячими, и вы не увидите, как мы бегаем трусцой по улице с болтающимися сиськами.

Кип ухмыляется.

— К сожалению.

Я отпиваю кофе.

— Ты гребаный извращенец, — говорю я. — И вопреки тому, во что ты веришь, мы не хотим видеть твои соски, когда ты идешь на пробежку. Не снимай рубашку.