Веселые каникулы мажора (СИ) - Драгам Аля
Потом-то семья… дети наверняка…
При мыслях о семье невольно кривлю губы, сдерживая зевок. Маринка давно разговоры ведет, а я все морожусь. Она, может, и неплохая… Опять же: дочь батиного партнера, а под ним два района ходят, это не в почтовый ящик нассать. Крутой чел!
Только вот… Как бабушка раньше говорила, не лежит душа. Зависнуть с Мариной круто: безотказная в плане интима, неглупая вроде, но…
Не то, что-то не то…
Иногда я даже завидую Генычу, увлеченному своими звездами. И пробился же! Учится в одном со мной городе, но видимся редко — то у меня тёрки, то у него свои дела, работа. Днём он созвездия изучает, а ночами их сторожит. Отец предлагал к себе взять, но Крокодил уперся — ближе к мечте, говорит, хочу быть.
Смотрю вниз на бескрайнюю синеву моря. Что-то в этом есть, в мечте Генки. Завораживает точно.
Шея затекает, но я продолжаю любоваться, с улыбкой воспроизводя забавные кадры прошлого. Например, как мы носились на берегу, а потом ждали, как нас вынесет волна.
Или как собирали ракушки и строили из них замки, которые разрушались от воды.
Или как разбивали коленки и локти, когда ползли на скалу, чтобы сорвать «самый красивый цветок». И ничего, что внизу росли такие же!
Васька пищала, что только на высоте растут самые-самые, и мы с Генкой наперегонки лезли. Срывались иногда, иногда добирались без приключений. Но всегда рыжая вредина придумывала новые задания, от которых мы не могли отвертеться.
Как я ее ненавидел, когда был маленьким! Вечно ноющая, неуклюжая, с яркими короткими хвостиками…
Почему-то ей всегда коротко обрезали волосы, хотя другие девчонки носили косы.
Василиса. Внучка бабушкиной подруги, с которой мы знакомы, кажется, всю жизнь. Про неё я не слышал и не узнавал ни разу за прошедшие годы.
Не хотел знать ничего, а сейчас… Сейчас в груди щемит и, кажется, я готов бежать впереди самолета по посадочной полосе, чтобы хоть одним глазком поглядеть на девчонку, чей нос всегда был усыпан веснушками.
Цветочек… Так я назвал её пять лет назад, впервые пригласив на танец, поддавшись на «слабо» друга. Пионерское расстояние, чтобы не оттоптать ноги, пренебрежительный взгляд поверх кудрявой макушки…
Я всем своим видом демонстрировал, как мне противно стоять рядом с Васькой, а сам втихаря вдыхал странный конфетный запах.
Почему от неё всегда пахло сладостями? С её аллергией Ваське рядом нельзя было стоять даже с карамельками, но пахла она неизменно ими.
Вот с Маринкой всё понятно: утром у нее цветочные духи, от которых чихаю не только я, но и мой кот. А вечером она душится чем-то тяжелым, но уже привычным. Сначала у меня даже болела голова, и хотелось распахнуть окно. Со временем организм адаптировался…
— Андрюш, о чём ты задумался? — рука с яркими ногтями ползет по плечу, а сама Марина прижимается со спины.
— Да так, вспоминаю.
— Расскажешь мне, о чем вспоминаешь? Ты говорил, от вашего дома до моря можно пешком дойти?
— Можно, — равнодушно пожимаю плечами.
И почему, чем ближе аэропорт, тем тоскливее в душе? Почему, чем ближе момент посадки, тем чаще я думаю, что зря решил провести каникулы со своей девушкой?
Мягкая посадка, аплодисменты экипажу, зазывные улыбки стюардессы… Всё это проскакивает мимо. Спустившись с трапа, высматриваю машину деда, хоть и знаю, что стоит он в зале прилета, не ближе.
— Давай быстрее, — поторапливаю Марину, буквально выхватывая у неё из рук дамскую сумку. Закидываю на плечо, и тащу за руку вперед.
Не терпится.
Сердце выпрыгивает от радости, и я ловлю себя на том, что испытываю давно забытые детские эмоции. Раньше тоже обожал момент приземления и первым нёсся сквозь людской поток, чтобы запрыгнуть к деду на шею. Позже отец купил машину и мы стали ездить на авто, преодолевая почти две тысячи километров за двое суток.
Где мы только не ночевали! И у родственников, и в палатке, и в машине. Это были чудесные дни, которых я ждал весь год!
Кручу головой, стоит только ступить в крытое помещение, но все равно пропускаю момент, когда дед появляется сзади.
Хохочу, как ребенок, утопая в объятиях родного человека. Соскучился безумно просто!
— Мой дед, Андрей Павлович. А это Марина, моя… — небольшая заминка, во время которой моя девушка успевает фыркнуть и посмотреть, сузив глаза.
— Невеста Андрея, — суёт узкую ладонь, которую дед пожимает, смотря на меня глазами полными шока.
Да я как бы и сам в не меньшем шоке!
— Раз так серьезно, — тянет дед, — поздравляю. Бабушка обрадуется!
Сомневаюсь, но ничего не говорю. Как раз наш багаж скидывают на ленту, и я вытаскиваю две битком набитые сумки. В обеих одежда Маринки, моего — минимум.
— В машину иди, невеста, — хмыкаю и шлёпаю девчонку по заднице, ещё больше шокируя деда. — Мы постоим, перекурить надо.
— Ты же не…
— Садись, Марина, — открываю перед ней дверь и надавливаю на плечи.
Не курю и не собираюсь, да и дед давно избавился от вредной привычки, что удивительно, ведь вечерами народ любит собраться и посмолить папироски. Но у бабули не забалуешь!
— Жениться, значит, собрался?
— Да не, это… так…
— Так, — хмыкают, рассматривая меня с ног до головы. — Бабке не ляпни, а то получим оба. Ты — за то, что скрывал, я за компанию. Ещё и родителям твоим достанется.
— За компанию она может, — поддерживаю. — Помнишь, как гоняла нас мокрым полотенцем?
— Когда Васька разрисовала твою кровать?
Дед заливает чуть хриплым смехом, а я тихо бормочу себе под нос:
— Нет, не тогда.
Уже хочу спросить, приезжает ли моя детская повинность в посёлок, но отчего-то молчу. И так слишком много сегодня вспоминаю про Ваську.
Непорядок. Фигня это всё.
— Геныч был весной. Говорит, всё по-старому: кассеты на карандаше, кино по субботам? — сидя с дедом впереди, разворачиваюсь к нему, чтобы и Маринка тоже слышала.
— На карандаше? Это как?
— Нууу… Лучше сама посмотришь.
Мысленно потираю руки, жадно смотря в окно.
Изменилось… всё…
На месте привычных виноградников то здесь, то там высятся замки, обнесенные трехметровыми заборами.
Рощи почти все вырублены…
— Дед, а сады-то кому помешали?
— Так тем, кому и раньше. Только раньше руки были связаны, а как начался развал, так везде и пошло-поехало. Дальше-то совсем не узнаешь.
— Совсем?
— Что-то осталось неизменным, — дедушка улыбается, приглаживая одной рукой усы. — Кино, как твой Генка сказал, по субботам. Бабушка ходит с подругами, да…
— Бабушка в кино⁉
— А кто ж еще индийские танцы смотреть-то будет? Людка обзванивает, вот они и ходят. Поддержать, так сказать.
С трудом представляю бабушку в кино, но, кстати, с удовольствием посмотрю на это. У меня на дне сумки лежит как раз подарок от матери — яркий цветной платок, купленный на одной из ярмарок.
— Дед, — прошу. — Останови на выезде. Надо чё—нить к чаю организовать!
— Да не надо ничего. Бабка уже ждёт, напекла всего. Шурка приходила, блинов твоих любимых принесла. Помнишь, как любил? С вареньицем. А Васька, слышь, еще и сметаной сверху мазала. Васька — девчонка Шуркина, — поясняет Марине. — Ненавидели друг друга… Ууу! Бабки все умилялись, что такая ненависть только до любви и бывает. А от вишь как вышло-то…
Последнюю фразочку дедушка уже под нос проговаривает, но я все равно отчетливо её слышу.
И почему-то вздыхаю…
Глава 02
Лето 1998 года. Василиса.
Крошка моя, я по тебе скучаю!
Я от тебя письма не получаю.
Ты далеко и даже не скучала.
Но я вернусь, вернусь, чтоб ты узнала,
Что я далеко, я по тебе скучаю,
Я от тебя письма не получаю…
Ты далеко и даже не скучаешь,
Но я вернусь, вернусь, и ты узнаешь,
Что я далеко от тебя…