Проводница - Ласкарева Елена
Она сгребла с полки стопку белья и пошла заправлять постели на верхних полках. В их фирменном составе было положено подавать вагон на посадку с уже застеленными «верхами».
Лидка надулась и принялась сосредоточенно разрезать на кусочки брусок мыла. В каждый туалет по кусочку, хватит туда и обратно. Получается экономия полбруска в рейс. Ольга смеялась над Лидкиной патологической жадностью, но напарница упорно половинила положенную норму, а остаток уносила домой. Да еще хвасталась, что вообще мыла не покупает.
Ольга любила мыло дорогое, душистое от которого кожа становится гладкой. А Лидка считала, что любое сгодится, лишь бы пенилось. Она и на туалетной бумаге экономила, выгадывая рулон раз в два рейса.
Ксения тоже носила домой мыло и туалетную бумагу, но Ольга из принципа покупала себе и Корешку свое. У матери же даже постельное белье сплошь было с казенными штампами железной дороги, и вафельные полотенца, и посудные — тоже «меченые».
С «железки» тащили все, и это даже не считалось воровством. Положено списывать рваное старье, а вместо него списывали новенькое. Доходило до смешного: вывесят во дворе соседки белье сушить, а потом собачатся, чья простыня или наволочка — метки-то одинаковые.
Ольга аккуратно расправила одеяло, взбила подушку и поставила ее «треугольничком», как учили в интернате. Осталось последнее купе застелить, и скоро на посадку.
Как вспомнила про интернат, даже настроение испортилось. Корешок опять остался с теткой Тамарой. Ксения укатила на Челябинск. И ни за что не желает хотя бы отгулы взять. Придется осенью вновь определять Корешка в интернат. Хотя бы до зимних каникул, до покупки квартиры…
Или плюнуть на все и с сентября найти ему няню? Честно говоря, денег жалко. Нянькина зарплата — это как раз Ольгин месячный калым, а значит мечта о квартире отодвинется на неопределенный срок. Да и Ксения не пустит на свою драгоценную жилплощадь чужого человека. Вон, в их отсутствие пацану приходится у Тамары ночевать, хотя та согласилась бы и к ним приходить. Да Ксения против, словно у нее там клад спрятан.
Состав дернулся, и Ольга чуть не упала. Поезд неспешно подплыл к перрону, и у вагона засуетились пассажиры с чемоданами. Ольга глянула в окно и вдруг увидела на платформе Никиту. Лидка тоже заметила его и заорала на весь вагон:
— Встречай дружка, подружка! Придется, видно, мне сегодня в ночь дежурить…
— Заткнись, — зашипела Ольга.
Она откинула подножку, спрыгнула на перрон и принялась деловито проверять билеты, словно и не видела Никиту. А у самой сердце почему-то принялось гулко барабанить о ребра. Зачем пришел? Ведь только что расстались… Или передумал?
Он остановился рядом и игриво спросил: — А безбилетника провезете, девушка?
— Дорого будет стоить, — буркнула Ольга. Она вернула билеты женщине с двумя детьми и сказала: — Проходите, шестое купе.
Никита подсадил на высокую подножку девочку лет семи и взял из рук женщины тяжелый тюк.
— Давайте я вам помогу.
С вещами в руках он поднялся в вагон, донес их до купе и вернулся к Ольге.
— Скажи, пусть напарница постоит, — шепнул он.
— Не могу, моя смена.
— А ты поменяйся.
Ольга замерла. По спине пробежали мурашки, а затылок обожгло его дыхание.
— Зачем? — напряженно спросила она.
— А я вино принес. Надо обмыть начало нашего славного предприятия.
— Мы через двадцать минут отправляемся — напомнила Ольга.
— Ну и что? — Он обезоруживающе улыбнулся. — До Минвод доеду, а там рабочим поездом вернусь. Хватит нам времени до Минвод? — с намеком спросил он.
Ольга пожала плечами и позвала осипшим враз голосом:
— Лидка!
— Уже иду!
Толстуха Лидка живенько выплыла из вагона и сменила Ольгу на посту. Хитро покосилась на них и подмигнула:
— Вы только не очень шумите… И вина оставьте глоточек. У тебя какое, Никит?
— Шампанское, естественно, — заявил он — Мы тебе бутылку оставим. Хватит?
Уже промелькнули мимо окон полукруглые цехи вагоноремонтного депо, калитка знакомого с детства двора, Корешок у калитки, унылая трехэтажка Бригадного дома. Скорый поезд уже миновал пригороды, остановился на две минуты в поселке Гайдук и приближался к длинному, прорубленному в горах тоннелю.
Ольга сидела у окна, а Никита рядом с ней на нижней полке, и его бедро тесно прижималось к ее ноге. Бутылку шампанского они уже выпили, Никита открыл вторую, а третью оставил Лидке. На закуску он по-джентльменски взял коробку конфет, но от жары шоколад расплавился, размазался по коробке. Ольга взяла конфету и испачкала пальцы. Потянулась за полотенцем, но Никита перехватил ее руку.
— Погоди. — Он вдруг обхватил губами ее пальцы и слизнул с них шоколад. — Сладенькая…
Ольга растерялась от неожиданности и так и замерла, забыв отнять руку.
Поезд стремительно влетел в тоннель, и разом стало темно. Гулко загрохотало в темноте эхо от перестука колес, замелькали мимо окон редкие фонарики на стенах.
В купе автоматически зажглась лампа ночника Никита перегнулся через Ольгу, выключил ночник, потом потянулся к двери и щелкнул замком.
Неожиданно для самой себя Ольга вдруг принялась оживленно рассказывать:
— А вот помнишь, была такая песня, «Фонарик»? Мне мать говорила, что раньше, когда в поезд контролеры садились, бригадир велел в рубке эту пластинку ставить. Ну, чтоб всех предупредить. А контролеры и не секут, идут себе с проверкой, а во всех вагонах из радиоточки несется: «Горит, горит, горит…»
В темноте ей не было видно лица Никиты, но голос его оказался каким-то глухим:
— Я знаю эту песню. У бабушки была пластинка. Там еще такие слова есть: «И фонарик, ах какая умница, вдруг погас на несколько минут»…
Ольга ощутила, что его рот плотно обхватил ее губы, его рука скользнула за вырез блузки. И сразу дыхание перехватило, словно ее неожиданно сбросили с обрыва в воду.
Сил сопротивляться не было… да и не хотелось ей противиться его ласке. Наоборот, хотелось, чтоб он не останавливался на этом, а стал смелее и нахальнее…
Никита опрокинул ее на полку, прервал на секунду поцелуй и опустил на окно плотную дерматиновую штору. Так что, когда тоннель наконец кончился, в купе было по-прежнему темно.
Эх, права была Лидка… Стук колес под днищем вагона и мерное покачивание совпадают с биоритмом сексуальной чакры…
Впервые в жизни Ольга испытала такое острое, радостное ощущение, впервые в жизни так исступленно и неистово обнимала мужчину, прижимала его к себе, впервые позабыла, где она, и даже, кто она…
Теперь было немного стыдно… Она отвернулась и торопливо натянула одежду, потом подняла штору.
Избегая смотреть в лицо Никите, нашла в сумке зеркальце, глянула в него, чтоб поправить волосы.
Какой кошмар! Физиономия пунцовая, глаза блестят как-то лихорадочно, губы просто фиолетового цвета. На люди так нельзя показаться.
Никита взял ее лицо за подбородок и повернул к себе. Несколько долгих минут он смотрел на нее. так что Ольга смущенно опустила глаза, а потом ласково сказал:
— Да ты просто красавица… Оставь так волосы, тебе очень идет…
И Ольге было нестерпимо приятно слушать его слова. Она просто таяла от них.
— Настоящая русалка… И что ты в модели не пошла? Сейчас бы, знаешь, какие бабки зашибала?!
— Ну, что за профессия: вешалка для платьев' — неловко хмыкнула Ольга.
— А это разве профессия для такой девушки, как ты? — укоризненно сказал Никита.
— Другого не умею, — буркнула она.
Он обнял ее за плечи, притянул к себе и вздохнул:
— Эх, Олька, жизнь наша недоделанная… Ну ничего, скоро и мы заживем по-людски… Не хочу ничего обещать, но если у нас все сладится, то бросишь ты эту бодягу… Одевать буду, отдыхать возить, не пожалеешь.
— Ты… о чем? — с замиранием сердца спросила Ольга. — Это что, предложение?
Она произнесла это как можно небрежнее, и правильно сделала, потому что Никита ухмыльнулся:
