Несносный босс (СИ) - Ти Эллин
Захожу в интернет-магазин и оформляю доставку на завтра в офис к утру. Как раз мы приедем с Западной и Сонечка сразу сможет забрать свой телефон у меня. Скажу, что это за моральный ущерб из-за испуга от моей собаки. В конце концов мне нужно, чтобы Соня была всегда на связи, а я даже не знаю, подлежит ли тот телефон ремонту. Старенький…
***
Вот именно сегодня хотелось поспать подольше, но, к сожалению, такого счастья испытать мне не дано. Сам вызвался Сонечку домой перед работой везти, надо выполнять обещания.
В оговоренное ранее время стою у ворот дома Демида и Еськи, жду ее, опираясь на капот и выкуривая сигарету. Давно собирался бросить, но всё никак повода нет, а ради самого себя как-то и не стимул особо.
Она выходит через минуту, вся смущенная и закрытая. Смотрит на меня с прищуром и не спешит подходить.
— Доброе утро, — говорю ей, начиная разговор, потому что сама она явно не решится на это.
— Доброе, — отвечает, и очень мило зевает, прикрывая рот рукой. Глядя на нее и меня на зевок пробирает, и стоим с ней как два дурака в семь утра на улице и зеваем.
— Едем?
— Может, я всё-таки сама? — почему-то снова пытается съехать. А в чем прикол-то? Машиной же удобнее намного. — Не хочу вас своими проблемами нагружать, да и…
— Что? — спрашиваю, выбрасывая окурок.
— Вы курили, запах будет, а у меня аллергия…
— А… — черт, вот я бестолочь. Сам же только вчера видел, как она чуть не задыхалась у автосервиса, сказала мне, что это из-за острого запаха в моем кабинете. — Стекла опустим, быстро выветрится. Садись, Сонечка, едем.
Я заметил, что уговаривать ее — дурное дело. Проще рыкнуть и она сразу сдается, иначе мы так на месте топтаться можем ой сколько времени, которого нет.
Она наконец-то садится в машину, я опускаю стекла, как и обещал, и еду к ней домой. Я помню, где живет, память на местность у меня хорошая, подвозил ее пару раз.
— Телефон сильно разбился? — спрашиваю ее, чтобы разрядить тишину, в которой мы едем.
— Да, экран отвалился… Кажется, ремонт ему тоже не светит.
Она говорит это очень грустно и я вспоминаю свои догадки по поводу того, что ей не до покупки телефона сейчас. Зарплатой я не обделяю, конечно, но я ведь не знаю, как строится ее жизнь за стенами работы, мало ли, что у нее там происходит.
— Сонь, тебе нужна какая-то помощь? — спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать, и замечаю, с какими удивленными глазами Сонечка поворачивает ко мне голову.
— В каком смысле?
— Да в любом, — пожимаю плечами. — Хотя бы во вчерашней ситуации.
— Разберусь сама, — она хмурится, явно не хочет рассказывать. Я понимаю ее, тоже не трепался бы с кем попало о таком. Но я не кто попало! — Это просто недоразумение, не знаю, что вы там себе придумали.
— Я вообще ничего не думал, Соня, — говорю ей, паркуясь во дворе ее дома. Ну и райончик… — Жду тебя тут?
— Да, — кивает Соня, — я быстро, только переоденусь.
Она уходит, а я выхожу из машины и закуриваю на улице, чтобы Соне не воняло дымом, с ее-то аллергией… Тьфу.
Глава 8. Соня
Ну пожалуйста… Ну пожалуйста, открывайся, я очень тебя прошу!
Дверь не поддается, и в квартире никаких признаков жизни. Шумоизоляция тут никакая, если бы там кто-то разговаривал, было бы слышно в подъезд.
Я открываю ключом замок, но дверь всё еще закрыта изнутри на другой. И хоть танцы с бубнами тут устраивай, толку никакого не будет.
Я барабаню в дверь кулаками и пару раз от бессилия стучу по ней ногой, больно ударяясь пальцем, но толку вообще никакого!
Раньше тетя Катя с дядей Юрой так не пили… Да, они никогда не были приятными людьми, никогда нормально ко мне не относились. Каждый раз я слышала слова, что испортила им жизнь тем, что свалилась на голову и всё прочее. Но до моих семнадцати в целом было довольно сносно. Я не трогала их — они не трогали меня. Я сама старалась зарабатывать, чтобы позволять себе вкусняшки или какие-то недорогие вещи, потому что от них, конечно, ждать не приходилось, и мы могли нормально уживаться. В любом случае я благодарна им, что меня не отдали в детский дом, потому что, если бы не они, оказалась я бы там очень скоро, ведь других родственников у меня нет.
Но последние пару лет… Они пьют. Сильно. И упиваются до такого состояния, что разбудить их почти невозможно. Это не каждый день происходит, но уже чаще, чем раз в неделю, и меня это тревожит. Потому что когда они пьют, в них просыпается агрессия, и я даже пострадала уже пару раз. Один раз дядя Юра меня толкнул со злости и я упала и ударилась плечом, а другой раз в меня полетела кружка горячего чая, слава богу уже не кипятка и я отделалась просто покрасневшей кожей.
И сегодня тот самый день, когда их невозможно разбудить, видимо. И что мне делать?!
Стучу по двери уже скорее от отчаяния, чем в надежде, что это поможет. Как назло еще и третий этаж! В окно не забраться… Чёрт! И что мне делать? Я не могу заявиться на работу в таком виде! Я, конечно, душ у Еси приняла, но стиральной машиной не стала наглеть и пользоваться, думала, что без труда попаду в квартиру и переоденусь.
Вчера, когда я после работы в очередной раз прогуливалась и не хотела идти домой, мимо ехал какой-то козел на машине и обляпал меня из лужи. Блузку я прикрыла сумкой, а вот юбка пострадала. Не могу я так идти на работу, не могу! Особенно когда не буду прятаться весь день за стойкой, у меня же, чтобы ей жилось хорошо, обучение Марины… Черт!
Глаза наполняются слезами, как же обидно… Я же ничего плохого никому не сделала, ну почему каждый раз я должна страдать? Я так устала…
Мне ничего не остается как сдаться Мирославу Сергеевичу и попросить отгул. Не знаю, что еще придумать. Ехать обратно к Есе и еще и вещи у нее просить я точно не буду. Мне и без того жутко неловко, что я притащилась у ним. Упала, как снег на голову…
Ухожу. С каждой ступенькой плакать мне хочется только сильнее, оттого, какой жалкой я себя во всей этой ситуации чувствую. Мне стыдно, правда, жутко неловко.
Выхожу из подъезда и стираю стекающие по щекам мокрые дорожки, хотя я меньше всего хочу плакать и быть слабой перед Ольховским. Он и так уже слишком много видел и чересчур много знает обо мне, это ни в какие ворота уже… Сама просила оставить отношения сугубо деловыми и шурую ему навстречу со слезами на глазах, вау. Прям типичная подчиненная.
Мирослав Сергеевич сидит на капоте машины и вскакивает на ноги, как только видит меня. Он сразу считывает, что что-то не то. Во-первых, я стираю слезы, а во-вторых, я всё в той одежде, хотя домой ехала только чтобы переодеться.
— Сонечка? Что случилось? — спрашивает он. Подлетает ко мне, хватает за плечи и осматривает с ног до головы, словно проверяя, всё ли со мной в порядке. А я в порядке! Внешне точно. Этот внутри неполадки искать надо, там все давно надломано или даже разрушено.
— Мирослав Сергеевич, а можно отгул? — спрашиваю его. Голос дрожит, слезы снова бегут по щекам, а ком стоит в горле. Это всё он виноват! Это всё Ольховский! Он своей странной заботой заставляет меня чувствовать себя слабой! Расклеилась, как позорище…
— Сегодня? — переспрашивает. Киваю.
— Да, я не смогла попасть в квартиру, буду сидеть тут и ждать, пока они очнутся.
— На улице сидеть, Сонь? — он хмурится и всё еще не отпускает моих плечей. На улице… а где еще-то? В квартиру то я войти не могу. Киваю снова. — Нет, так не пойдет. Я не брошу тебя тут одну, я совсем сволочь по-твоему?
Ну, не то чтобы совсем, конечно… И не то чтобы прям сволочь…
— Я не могу на работу в таком виде, — осматриваю себя, — а туда тоже попасть не могу. А вещи все там.
— Что там за беда? — спрашивает, и я опускаю голову. Господи, ну почему так сложно-то, а? Лучше бы он не вызвался меня отвозить. Слишком много личной информации, мне тяжело! — Соня, времени молчать нет, ну? Быстро!
— Там тетя моя, и ее муж. Они стали выпивать. Когда пьют — танком не разбудить, — выдаю ему всё, как на духу. Когда рявкает — не могу иначе, машинально сдаюсь. — Два замка в двери, один из которых можно открыть и закрыть только изнутри. И он закрыт. Вчера попасть не смогла в квартиру, думала, сегодня уже откроют, но нет…