Татьяна Алюшина - Не могу тебя забыть
— Да, ты еще маленькая, но скоро вырастешь и станешь очень красивой девушкой, — улыбнулся Илья. — И у тебя будет свой взрослый мужчина.
— Но у меня есть ты! — удивилась она. — Я вырасту, а ты все еще будешь взрослым мужчиной!
— Тогда я буду старым мужчиной, и тебе нужен будет кто-то помоложе! — усмехнулся Илья.
— Но я тебя люблю! Зачем мне кто-то помоложе? — опять удивилась девочка.
— Я тоже тебя люблю, Рыжик, — вздохнул «древнегреческий бог». — Как дочку, как младшую сестренку. Понимаешь?
— Но это неправильно!
Он обнял Юльку за плечи, притянул ее голову к себе на грудь, поцеловал в макушку.
— Нет, Рыжик, только так и правильно, все остальное неправильно, но ты, слава богу, пока этого не понимаешь.
Юлька не понимала, но ей хотелось плакать. Ей казалось, что сейчас уходит что-то важное из ее жизни, что-то, что было и уже никогда не вернется. И не будет ярким и звездным лето, беспечными и радостными игры. Что-то большое и значительное исчезало, растворялось в этот момент.
Первый раз в своей жизни она не сделала того, чего ей очень хотелось, — она не стала плакать, почувствовав, что этого делать нельзя.
— Это уходило мое детство, — прошептала Юлька, глядя на падающие снежинки за окном.
Прошлое как-то незаметно втянуло ее в себя.
Она помнила все и всегда — до мелочей, до запахов, сопровождавших воспоминания, звуков, неуловимых движений, незначительных, но очень важных мелочей, обрывков песен и снов.
Может, этот белый лист, на котором она неуклюже пыталась что-то написать, подтолкнул ее к воспоминаниям, а может, пришло время просмотреть прошлое, как фильм, — и отпустить…
— Да, уходило детство, — вздохнула она. — Оно не сразу ушло. Еще парочку фортелей я выдала, но детство уже уходило.
После Инги все стало не так. Юлька не бросалась к Илье навстречу, когда он приезжал, не оглашала окрестности радостным ором — она степенно здоровалась, подставляла щечку для дружеского поцелуя. И все-таки это лето было замечательным. Совсем по-другому, но замечательным.
Были в ее жизни речка с нырянием, ставшие традиционными спектакли и представления, волейбол, походы в лес, первые поцелуи с мальчиками и первые влюбленности в дачной компании. Девочка взрослела, менялась, начинала ощущать в себе женственность, забывая повадки «вождя краснокожих».
Зимой Юлька опять продемонстрировала одну из своих «выдач», становившихся все более редкими.
Усевшись за стол ужинать с родителями, она серьезно заявила:
— Когда мне исполнится шестнадцать лет, я выйду замуж за Илью!
— О как! — воскликнул папа.
— Почему именно в шестнадцать? — спросила мама.
— Можно было бы и в четырнадцать, конечно, — серьезно рассуждала Юлька. — Как Ромео и Джульетта, но время сейчас не то, и в четырнадцать не по закону.
— По закону и в шестнадцать нельзя, — хмыкнув, сказала мама.
— Значит, штудируем Вильяма нашего Шекспира. А тебе не рано? — поинтересовался папа.
— Ромео и Джульетта в четырнадцать лет уже любили друг друга и поженились! — возразила Юлька.
— Да. Но если ты внимательно читала, то помнишь, чем это закончилось, — серьезно заметила мама.
— А если Илья не захочет на тебе жениться? — полюбопытствовал папа.
— Как это не захочет? — поразилась Юлька. — Я же его люблю!
— Ну а если он тебя не любит или любит кого-то другого? Такой вариант ты не рассматривала? — всезнающе улыбнулся папа.
— Нет, не рассматривала, да и глупости все это! Кого же ему еще любить? — отмахнулась от него Юлька.
— Действительно, кого? — усмехнулась мама.
— Ладно, Марин, — успокоил жену папа, — до шестнадцати время еще есть, может, она тогда что другое придумает.
— И не надейтесь! — заявила родителям весьма решительная дочурка. — Только Илья! И никаких других вариантов!
Юля улыбнулась, вспомнив тот разговор и свое решительное заявление. Она убрала лист и ручку в стол, сходила на кухню, сделала себе крепкого чая с лимоном и вернулась в комнату. Убрала стул, поставив на его место кресло, забралась на него с ногами, обхватила кружку ладонями и посмотрела в окно. Она разрешила себе вспоминать, смирилась с навязчивым вторжением прошлого в сегодняшний день.
Еще пару лет родители снимали на лето дачу, но Илья приезжал к ним все реже и реже. Да и гостей почему-то поубавилось. Потом настал год, когда родители не смогли себе позволить летний сезон за городом и сняли дачу только на месяц. В этот месяц Илья был у них один раз.
В стране творилось черт-те что, в науке, естественно, тоже. Все это угнетало взрослых и отражалось на детях. Наверное, поэтому в том году не ставили Юлькины знаменитые спектакли, не разрисовывали костюмы и декорации и не предавались бесшабашному и развеселому летнему отдыху.
Взрослые все чаще вздыхали, беседуя за столом, с тревогой спрашивали друг друга: «Что же будет дальше?»
Не сдавалась одна Юлька. Конечно, она не понимала, что происходит в стране, и не задумывалась в силу своего возраста, но она, как и родители, пребывала в тревоге. Правда, по иному поводу — они совсем перестали видеться с Ильей, что, понятное дело, не устраивало энергичную, бескомпромиссную Юльку.
Перемены не обошли стороной и их семью. Страна стремительно нищала, Игорь Дмитриевич старался заработать хоть какие-то дополнительные деньги и практически не бывал дома. Он преподавал, руководил лабораторией, набирал дополнительные лекционные часы, писал статьи, брался за заказные разработки. Юлька его почти не видела — отец приходил, когда она уже спала, а уходил, когда она еще не просыпалась. У мамы появилось несколько учеников, которым она давала частные уроки, все это помимо работы в институте, так что мама тоже была загружена сверх меры. Юлька жила самостоятельной жизнью, практически не видя родителей. График ее учебы был плотным — после общеобразовательной школы она бежала в художественную, в выходные преподаватели вывозили их на этюды в Подмосковье. Еще она увлеклась реставрацией и два раза в неделю ездила в студию при институте реставрации.
Деятельную Юльку не устраивало, что из-за героических усилий взрослых, пожелавших выжить в ненормальных условиях, она перестала встречаться с предметом своей любви.
Юлька стала выкраивать свободное время и навещать отца в институте. В первый раз, когда она всем мешала, стараясь быть поближе к Илье и отвлекая его всякими вопросами, — так она соскучилась, — папа ее быстренько выпроводил, но Юлька и не думала обижаться. В следующий раз она привезла с собой папку с ватманскими листами и, устроившись в уголке, тихонько рисовала Илью. Конечно, красивого как древнегреческий бог, Илью и немного — папу и других его сотрудников. Они были так погружены в свою работу, что забывали о ее присутствии, а обнаружив девочку, все еще сидящую в уголке, поражались, как это шумная и энергичная Юлька может тихонько сидеть, не привлекая к себе внимания.
