Валентина Мельникова - Колечко с бирюзой
— Верно. — Наташа села на стул, сложила руки на коленях и почувствовала, что пальцы слегка подрагивают от волнения. — Зачем вам это?
Мужчина в недоумении посмотрел на нее:
— Вы что, не в курсе, по какому ведомству теперь проходите?
Наташа пожала плечами:
— Честно сказать, меня это не особо волнует. Я знаю свои обязанности и думаю, что смогу с ними справиться.
Офицер осуждающе покачал головой:
— К сожалению, вы слишком молоды и, наверное, не до конца осознали важность полученного задания. Старший лейтенант Карташов выполнял специальное задание, и поэтому мы не можем позволить, чтобы он находился в общей палате вплоть до выздоровления. Кроме того, весьма желательно, чтобы он скорее встал на ноги. А это возможно только при индивидуальном уходе.
— Но тогда лучше пригласить кого-то из близких. Тут еще важен психологический настрой.
— Я с вами вполне согласен, но Карташов категорически запретил сообщать матери о его ранении, а других близких людей у него пока нет. Кроме друзей, разумеется. Но, увы, у них свои должностные обязанности. — Кавторанг придвинулся ближе, положил широкую ладонь поверх ее руки. — Девочка, поймите правильно. От вас очень многое зависит. Ранение он получил тяжелое. Положение усугубило и то, что он долгое время пробыл в воде, потерял много крови… Вполне возможны осложнения, если не повторная операция, не одно переливание крови… Человек он физически крепкий, и ваш Лацкарт надеется, что все сложится самым лучшим образом. Но может всякое случиться, поэтому я прошу вас находиться при нем неотлучно, ухаживать так, как вы ухаживали бы за собственным братом или любимым человеком. Да он и сам этого хочет, говорит, что ваши руки снимают боль…
Наташа покраснела:
— Да я всего-то раз до его щеки дотронулась…
Офицер опять улыбнулся, и девушка успокоилась. Улыбка преобразила ее собеседника, утратившего прежнюю строгость и сухость. Даже глаза, невыразительные и поначалу глядевшие сквозь нее, потеплели, а взгляд смягчился.
— Вы вспомнили про психологический настрой. Думаю, при постоянном общении с такой красивой девушкой он и сам не пожелает слишком долго валяться в постели.
— Но я смогу ухаживать за ним только до середины августа. С первого сентября начинаются занятия в институте.
— Если понадобится, мы все вопросы, конечно, уладим. Пока же не будем загадывать, согласны?
Наташа кивнула, а Сивцов открыл папку и достал листок бумаги с машинописным текстом.
— Ознакомьтесь, пожалуйста, с этим документом. Это подписка о неразглашении всего того, чему вы будете свидетелем и что вам доведется услышать.
Наташа, прочитав, подписала бумагу и молча отдала ее кавторангу. Он аккуратно вложил ее в папочку и вдруг хитро подмигнул ей:
— Ну вот и нормалек! Можете заступать на службу, Наталья Константиновна!
— Простите, — Наташа встала со стула, — но мне нужно съездить домой, предупредить бабушку, кое-что взять из одежды.
— Сколько времени на это понадобится?
— Завтра в восемь утра я буду здесь.
— Хорошо, только сейчас нужно будет решить вопрос о вашей временной замене…
— Не беспокойтесь, я сейчас переговорю с Ниной Ивановной, она сумеет найти кого-нибудь.
Но, как ни странно, Нина Ивановна решила в ее отсутствие сама присмотреть за Игорем Карташовым.
— Езжай, езжай, пригляжу, наверно, не хуже тебя! Чему-то и нас учили в свое время!..
До электрички оставалось еще более часа времени, и Наташа решила напоследок забежать в первую палату. Лейтенанта все-таки побрили, и девушка отметила, что без щетины он выглядел намного моложе, но по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Правая рука раненого была притянута бинтами к раме кровати, а процедурная медсестра копошилась рядом, устанавливая капельницу.
— Как он, Катя? — спросила ее Наташа.
Женщина неопределенно пожала плечами:
— Только что плановый обход прошел. Опять его смотрели.
Больной вдруг открыл глаза, и Наташа прикусила губу. Против ее ожиданий, они оказались не карими, а глубокого серого цвета. На фоне загорелого лица, обрамленного черными волосами, они напомнили ей льдинки, стягивающие осенью поверхность небольших лужиц. Они так же резко контрастируют с темной поверхностью земли и так же притягивают к себе: хочется всмотреться в то, что скрывается за их серебристо-голубой поверхностью, прикоснуться к ним, ощутить холодок, почувствовать хрупкость и недолговечность их существования. Увидев эти глаза, Наташа поняла, насколько беззащитен сейчас перед болью этот сильный и мужественный человек. Ее сердце сжалось: неужели он не перенесет страданий?
Раненый с трудом повернул голову, глянул на медсестру, потом перевел взгляд на Наташу. Губы его шевельнулись, едва слышно он произнес:
— Вы кто?
— Наташа, ваша сиделка. С завтрашнего дня начну ухаживать за вами…
Карташов слабо шевельнул рукой, словно подзывал ее поближе. Наташа подошла и склонилась над ним.
— Обычно я ухаживаю за девушками. — Каждое слово давалось ему с трудом.
Наташа успокаивающе погладила его по руке:
— За этим дело не станет, и я думаю, что совсем скоро. А пока придется слушаться меня.
— Есть, товарищ адмирал! — Раненый попытался поднести руку к виску, но сил не хватило, и рука обессиленно упала на одеяло. — О, черт! — Он виновато глянул на девушку. — Не думал, что мне понадобится нянька…
Отрегулировав поступление лекарства из капельницы, Екатерина ушла, а Игорь показал Наташе глазами на стул:
— Посидите чуток! Сивцов сказал, вы только завтра приступаете к работе?
— Да, мне нужно съездить домой. Я живу недалеко от Владивостока…
Она не успела закончить фразу. В палату влетела Нина Ивановна.
— Давай, Наталья, бегом отсюда! — Она расправила одеяло на Игоре, раздвинула шторы на окне, развернула цветочный горшок на подоконнике и, заметив, что Наташа в нерешительности застыла на пороге, взяла ее под руку. — Пойдем, пойдем! С минуты на минуту тут высокое начальство будет. Сейчас они с Лацкартом в его кабинете беседуют, и нам лучше им на глаза не показываться…
…За окном прогрохотал товарняк, и, тряхнув головой, Наташа отогнала воспоминания. В окне показались первые домишки станции, и она прошла в тамбур, приготовилась выходить.
Глава 4
Анастасия Семеновна Гончар варила варенье. Все пространство летней кухни занимали эмалированные тазы с ягодой, сахаром, разнокалиберные стеклянные банки, полиэтиленовые и жестяные крышки, и внучка знала: самое последнее дело лезть в это время к бабушке с расспросами, рассказами и просьбами.
Наташа бочком протиснулась к небольшому холодильнику, налила себе молока в большую глиняную кружку, отрезала кусок хлеба и направилась в дом.
