Кристин Ханна - Всё ради любви
Энджи остановилась у задней двери, собираясь с духом. Изобразив на лице улыбку, она открыла дверь, вышла из дома и огляделась, ожидая увидеть толпу.
Однако во дворе не было никого, кроме мамы.
Энджи направилась к ней и села рядом на бревно.
— Мы знали, что рано или поздно ты выйдешь, — сказала мама.
— Мы?
— Твой папа и я.
Энджи вздохнула. Значит, мама продолжает разговаривать с папой. Энджи хорошо знала, что такое тоска, поэтому не могла осуждать мать за то, что та никак не отпускает от себя отца. Правда, ей все не удавалось решить для себя, стоит беспокоиться из-за этого или нет. Она накрыла ладонью руку матери. Кожа была рыхлой и мягкой.
— И что же он сказал насчет моего возвращения домой?
На лице матери явственно отразилось облегчение.
— Твои сестры считают, что я должна показаться врачу. А ты спрашиваешь, что сказал папа. Ах, Энджела, я так рада, что ты дома. — Мария обняла дочь и прижала ее к своей груди.
Впервые за все время она не разоделась в пух и прах. Сейчас на ней был свитер рельефной вязки и старые джинсы, и Энджи сразу заметила, как сильно она похудела. Ее охватило беспокойство.
— Ты похудела, — сказала она, отстраняясь от матери.
— Естественно. Сорок семь лет я обедала вместе с мужем. А без него что-то не получается.
— Тогда будем обедать вместе, ты и я. Я ведь тоже одна.
— Так ты остаешься?
— Что ты имеешь в виду?
— Мира считает, что кто-то должен о тебе позаботиться и что тебе нужно где-то спрятаться на несколько дней. Управлять проблемным рестораном не так-то просто. Она считает, что через день-два ты сбежишь.
Энджи догадалась, что Мира выразила мнение остальных членов семьи. Это не удивило ее. Сестра не понимала, что за мечта может подвигнуть юную девушку отправиться на поиски другой жизни… или как душевная боль может заставить ее сделать крутой разворот и вернуться домой. Родственники всегда считали, что амбиции Энджи слишком остро наточены, если можно так выразиться, и однажды она может о них порезаться.
— А ты что думаешь?
Мария прикусила нижнюю губу. Этот жест говорил о ее беспокойстве и был знаком Энджи так же хорошо, как шум океана.
— Папа говорит, что ждал двадцать лет, когда ты займешься его детищем, рестораном, и он не хочет, чтобы кто-то вставал у тебя на пути.
Энджи улыбнулась. Сказано абсолютно в духе папы. На мгновение она даже поверила, что он здесь, с ними, стоит в тени его любимых деревьев. Она вздохнула, сожалея, что в тишине, нарушаемой лишь рокотом океана и шорохом песка, не раздастся его голос. В памяти непроизвольно всплыла прошедшая ночь и пролитые слезы.
— Даже не знаю, хватит ли у меня сил помочь тебе.
— Он любил сидеть здесь и смотреть на океан, — сказала мама, прижимаясь к ней плечом. — «Мария, надо укрепить эту лестницу». Эти слова он говорил в первые дни каждого лета.
— Ты слышишь меня? Прошедшая ночь… нелегко она мне далась.
— Каждое лето мы что-то переделывали. Облик дома и участка менялся из года в год.
— Знаю, но…
— И все перемены начинались с одного. С укрепления лестницы.
— Одной только лестницы, да? — с улыбкой уточнила Энджи. — Самое длинное путешествие начинается с первого шага. Вообще, дорогу осилит идущий.
— Некоторые поговорки абсолютно правильны.
— А что, если я не знаю, с чего начать?
— Узнаешь.
Мама обняла ее. Они долго сидели так, прижавшись друг к другу, и смотрели на океан. Наконец Энджи нарушила молчание:
— Кстати, как ты узнала, что я здесь?
— Мистер Петерсон видел, как ты ехала через город.
— Началось, — рассмеялась Энджи, вспомнив, что все жители города связаны невидимой сетью.
Однажды на школьном балу она позволила Томми Матуччи положить руки ей на попу. Новость достигла мамы прежде, чем закончился танец. В детстве Энджи ужасно раздражало, что их городок такой маленький. Сейчас же ей было приятно сознавать, что люди заметили ее.
Она услышала звук подъехавшей машины. Оглянувшись на дом, она увидела перед крыльцом зеленый минивэн.
Из машины выбралась Мира. На ней были выцветший джинсовый комбинезон и футболка с изображением группы «Металлика». В руках она держала стопку бухгалтерских книг.
— Сейчас самое подходящее время, чтобы начать, — сказала она. — Советую тебе прочитать их побыстрее, пока Ливви не обнаружила, что я их увезла.
— Видишь? — произнесла мама, улыбаясь Энджи. — Семья всегда подскажет, с чего начать.
3
Дождь поливал мощеный плитами двор «Академии Фиркрест», отчего все строения блестели, словно покрытые лаком.
Стоявшая под флагштоком Лорен Рибидо посмотрела на часы по меньшей мере в десятый раз за последние несколько минут.
Было четверть седьмого.
Мама обещала приехать к половине шестого, чтобы успеть на встречу с представителями различных университетов.
Лорен корила себя за то, что опять купилась на сладкие обещания. Зря она это сделала. Счастливые часы в таверне «Прибой» заканчиваются только в половине седьмого.
Но почему же ей так больно? Ведь все это продолжается годами, ее сердцу уже давно полагалось бы очерстветь.
Лорен повернулась спиной к пустой дороге и пошла к спортзалу. Она успела дойти до дверей, когда ее окликнул юношеский голос.
Дэвид.
Лорен резко обернулась, на ее лице заиграла улыбка. Дэвид выпрыгнул с пассажирского сиденья нового черного «кадиллака эскалейд» и бедром захлопнул дверь. Он выглядел классно в голубых слаксах «Докерс» и желтом свитере. Хотя его светлые волосы были мокрыми и словно прилипли к голове, он все равно был самым привлекательным парнем в школе.
— Я думал, ты уже внутри, — сказал он, подбегая к ней.
— Мама так и не приехала.
— Опять?
Лорен почувствовала, что на глаза навернулись слезы, и разозлилась на себя за это.
— Ничего страшного.
Он сгреб ее в объятия, и на эти несколько мгновений ей показалось, что мир прекрасен.
— А твой отец придет? — осторожно спросила она, надеясь, что хоть на этот раз мистер Хейнз оставит свои дела ради Дэвида.
— He-а. Ведь должен же кто-то валить лес.
Лорен услышала горечь в его голосе и только собралась сказать: «Я люблю тебя», но ей помешал стук каблуков.
— Здравствуй, Лорен.
Лорен высвободилась из объятий Дэвида и посмотрела на его мать, которая изо всех сил старалась выглядеть невозмутимой.
— Здравствуйте, миссис Хейнз.
— А где твоя мама? — поинтересовалась та, забрасывая на плечо ремешок дорогой коричневой сумочки и оглядываясь по сторонам.
