Рут Харрис - Последние романтики
Салли сдержала обещание, данное с такой болью, и не стала тянуть с разводом. По условиям развода Ким съезжал из дома на Карлтон-стрит, а Салли оставалась жить там вместе с детьми. Ким был потрясен тем, как он скучал по своим детям! Смерть отца заставила его дорожить детьми. Он постоянно думал о своем отце и обо всем, что тот для него сделал. Сам он был равнодушным отцом; его же отец был любящим отцом. Ким был весь в делах, часто отсутствовал, а когда находился дома, то тоже бывал чем-нибудь занят. Его же собственный отец был для него одним из самых важных людей на свете. Ким стал часто звонить детям, пытался чаще с ними видеться, злился, что ему приходилось спрашивать на это разрешение Салли. Ким не предусмотрел все эмоциональные последствия развода, а теперь, после неожиданной, потрясшей его смерти отца, живя в одиночестве в комнате «Алгонкин-отеля», Ким начал сравнивать себя с Салли. После первых переживаний, связанных с разводом и разъездом, Салли начала вести свою собственную, иную жизнь. Пожалуй, она никогда не выглядела так хорошо, никогда не была так уверена в себе. Она была любящей матерью своим детям; она выполняла теперь заказы издателей журналов, с которыми познакомилась, когда вышла замуж за Кима; у нее даже бывали, как гордо сообщил Кимджи, гости-джентльмены. Прежняя холодная горечь, излившаяся на Кима во время их расставания, превратилась в обычное равнодушие. Это стало значительно худшим оскорблением, чем любые горькие слова. Возвращаясь каждую ночь в свою пустую комнату в гостинице, Ким задавался вопросом, не совершил ли он ошибки.
Но самым сокрушительным, оглушающим ударом – возможно, потому, что этот удар можно было измерить и оценить в цифрах, – был удар, связанный с деньгами. Несколько дней спустя после смерти отца Ким встретился с адвокатом Лэнсинга. Ким знал, что по завещанию ему отходит половина отцовских денег, а вторая половина отдается под опеку для обеспечения Кимджи и Кристи. Ким не представлял, как много денег было у его отца, хотя знал, что он сколотил значительное состояние во время бума на бирже в двадцатые годы. Если бы Киму приказали оценить состояние отца, он сказал бы, что оно стоит около 750 тысяч долларов, то есть отец был почти миллионером – по крайней мере, так было до Краха. Вероятно, сейчас его имущество оценивается значительно дешевле и, может быть, составляет лишь половину прежней суммы.
– Примите мои искренние соболезнования… трагедия… прекрасный человек… ужасные времена… – говорил адвокат отца, тонкий, сухой человек.
Ким почти не слышал слов сочувствия, которые бормотал адвокат. Затем, шелестя бумагами, адвокат, учившийся вместе с отцом в Йельском университете и работавший с ним тридцать лет, начал объяснять Киму особенности последнего желания и завещания Лэнсинга.
«…большая закладная на дом в Старом Бруквилле… непокрытые выплаты при продаже акций… большие потери на биржах по продаже недвижимости в Чикаго и Виннипеге… сертификаты, не имеющие никакой цены… паническая распродажа…»
Ким слышал слова, но, главное, он слышал тон, которым эти слова произносились.
– Во сколько оценивается имущество, если все долги будут уплачены? – спросил он.
Последовало молчание.
– Мне очень жаль, Ким, – наконец сказал адвокат. – Не останется ничего, кроме…
– Кроме? – повторил Ким механически.
– Кроме долгов, – произнес адвокат после еще одной длительной паузы.
– Понятно, – сказал Ким. Он чувствовал себя опустошенным. Он вспомнил отца при разных обстоятельствах. Улыбающимся, щедрым, экспансивным. Довольным, что он оставляет Киму хорошее наследство. Счастливым, что он достаточно богат, чтобы оставить деньги на содержание любимых и обожаемых внуков. Преисполненным радости оттого, что он может давать, поддерживать, помогать. Ким вспомнил, как отец говорил ему, что счастлив и горд тем, что после его кончины каждому будет оставлено достаточно для нормальной жизни. Он вспомнил это не десять, не двадцать, но сотни раз. Быть щедрым отцу было необходимо, щедрость доставляла ему самое большое удовольствие. И вот – ничего. Бедный, бедный отец. Ким вздрогнул от пронзившей его боли, представив, что чувствовал отец, какое унижение пережил, что именно заставило его… совершить то, что он совершил. Ким встал, чтобы побыстрее уйти из офиса, и расстаться с болью, потом вспомнил о чем-то:
– Как много долгов осталось? Во сколько они оцениваются?
– Почти полмиллиона долларов, – ответил адвокат. Он даже не заглянул в лежащие перед ним бумаги. – Всего 486 тысяч 731 доллар 24 цента.
– Я все оплачу. До последнего цента, – сказал Ким. – Это самое меньшее, что я могу сделать. – Он вновь вспомнил, как много его отец сделал для него. Он был Киму не только отцом, но заменил и рано ушедшую мать. Ради сына отец отказался от личной жизни. Ким вспомнил, как десятилетним мальчиком вместе с отцом по вечерам готовился к первому школьному спектаклю. Он вспомнил, как после полудня в выходные дни запускал игрушечные кораблики в пруду Центрального парка. Он вспомнил каникулы в Роки Маунтенз, куда они поехали с отцом и захватили одного его школьного приятеля. Лэнсинг покупал им десятки порций мороженого, десятки «хот-догсов», мазал йодом десятки раз разбитые мальчишеские коленки. Бескорыстный. Вот слово, определяющее его отца. И его отец никогда, никогда не ждал ничего ни от кого взамен. Теперь наступила очередь Кима. По крайней мере, он сумеет выплатить долги. «Я продам все свои акции, но сделаю это».
На лице адвоката ничего не отразилось. Ким подумал, что, может быть, существовали какие-либо юридические препятствия к тому, чтобы он мог выплатить долги своего отца.
– Почему нет? – спросил Ким, не выдержав молчания. – Разве сын не может заплатить долги своего отца?
– Может, – согласился адвокат. – Но ваша часть акций уже не существует в прежнем виде. Она обесценилась.
– Обесценилась? Еще летом мои акции стоили двести тысяч.
– На сегодняшнем рынке ваша часть акций стоит пятнадцать тысяч долларов.
– Я не верю, – сказал Ким в оцепенении. Но он знал, что адвокат говорит правду.
– Мне очень жаль, Ким, – сказал адвокат.
Интересно, многим ли адвокат уже сообщил или собирался сообщить подобные мрачные новости. Наверное, ему стоило посочувствовать. Но Киму не было жаль никого, кроме самого себя.
Брат, подай десять центов.
«Брат, подай десять центов»Глава тринадцатая
1
Николь отправилась в Нью-Йорк в начале 1930 года. Рождество, на которое была назначена их свадьба, пришло и ушло, Николь беспокоилась о Киме, об их будущем. В течение многих лет он ей писал, и очень часто. У нее хранились связки его писем – страстных, энергичных, цветистых. Он всегда вкладывал всю свою душу в то, что пишет. Письма, которые он писал ей с тех пор, как по телефону сообщил о смерти отца, отличались от прежних: они были безличными, мертвыми, плоскими. Николь боялась, что его чувства к ней изменились. Она вспомнила, какими напряженными стали их отношения; вспомнила все их споры о беспорядочных привычках Кима; его обвинения в том, что она не понимает его; о том, как она на самом деле мечтала побыть немного без него, одной. Вероятно, он чувствовал то же самое. Тогда. Вероятно, он чувствовал то же самое и сейчас.
