Барбара Босуэл - При вспышке молнии
— Я не стану ничего говорить твоим родителям, Эмили. Скажи сама, если хочешь.
Эмили зашипела на него не хуже змеи. Уэйд решил, что это последняя капля.
— Я пошел, — объявил он, ни к кому конкретно не обращаясь, поскольку Эмили что-то шептала, хихикая, в телефонную трубку, а Боб и Мери как завороженные следили за похождениями калифорнийской акулы, питавшей слабость к серфингистам. Больше никого не было.
Уэйд сел за руль своей машины — которую так любил, которой так гордился, — и пожалел, что сегодня он не за рулем какого-нибудь другого транспортного средства, необузданного и опасного. Вроде черно-серебристого «Харли-Дэвидсона», который всегда выбирают мятущиеся бунтари во всех фильмах про мятущихся бунтарей. Он представил себе, как несется по шоссе без шлема, и ветер обдувает голову. Быть может, развеялись бы все мучительные мысли.
День выдался чудовищный, невыносимый, его следовало вычеркнуть из календаря. И кто же виноват? Не Кевин Кормак, хотя он явно поставил себе целью самолично сокрушить «Саксон и компаньонов». Не заносчивые Тауны Тилдены, не хитрая лисичка Мисти, не даже наглая Синтия.
Нет, виновата одна Дана Шилли, любовь всей его жизни, как недавно выяснилось.
Уэйд перебрал в голове все несчастья. Дана отказалась говорить с ним, словно он какой-то настырный надоеда. Дана проводит вечер с занудой Ричем Викером, а он кукует один.
Как она могла так с ним обойтись, особенно после прошлой ночи? Она же не могла не понять, что он влюблен в нее.
Уэйда вдруг осенило. А что, если в этом-то все и дело? Дана знает о его чувствах, но не разделяет их. Возможно, просто она ищет развлечения, а не любви? Но ему-то нужно и то, и другое. И только с ней. Он хочет прожить с ней всю свою жизнь, хочет жениться и завести детей. Тогда он официально станет членом семьи Шилли. У него потеплело на душе. Теперь Уэйду казалось, что ему судьбой было предназначено полюбить Дану еще тогда, когда он познакомился с Тимом.
И вдруг все его мечтания разлетелись вдребезги от одной жуткой мысли. А что, если Дана вовсе этого не хочет?! Она хорошо его знает — быть может, даже слишком хорошо. Он всегда был с ней самим собой; ей были отлично известны все его недостатки. Можно ли ее винить, если она подумала и решила: «Уэйд Саксон? Нет уж, благодарю покорно».
Уэйд вдруг ощутил пронзительную боль. Внезапно стали понятны заезженные романтические выражения вроде «сердечные страдания», «разбитое сердце»: грудь ныла так, словно сердце действительно разбилось. Господи, он словно превратился в Героя какой-нибудь душещипательной песенки, над которыми всегда потешался.
Хуже того, он достаточно давно знал семейство Шилли, чтобы не сомневаться: затруднительное положение, в которое попала Дана, непременно станет предметом оживленных обсуждений, по крайней мере среди ее братьев и сестер. Он вообразил себе картинку: Дана мучительно раздумывает, как себя дальше вести, а все Шилли часами висят на телефонах, обсуждая последнюю катастрофу. Роман Шона с Мисти Тилден побоку. Теперь нужно решать, как бы поделикатнее объяснить этому болвану Уэйду Саксону, что его никто не принимает всерьез. Что, отдавшись ему, Дана совершила страшную ошибку, о которой теперь глубоко сожалеет.
Тим, разумеется, будет неприятно поражен тем, что лучший друг соблазнил его сестру, и не станет ему сочувствовать. Разве что сострадательная Мери, как старшая сестра, предложит щадить чувства бедного Уэйда, а менее милосердная Триша посоветует держаться с ним холодно и отчужденно.
Чем подробнее он воображал себе, что его ждет, тем омерзительнее себя чувствовал. Уэйд понял, что нельзя ехать домой, где горе и одиночество, перемешавшись с горько-сладкой памятью о прошлой ночи, превратятся в невыносимую пытку.
На душе было так отвратительно, что захотелось учинить какую-нибудь пакость. Окунуться в пучину порока. Подвергнуться смертельной опасности. Он стал глядеть по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего — вернее, неподходящего, и вдруг понял, что едет по 70-му шоссе.
Это был необычный для него маршрут, и ему показалось, что судьба забросила его сюда неспроста. По обе стороны шоссе тянулась вереница убогих питейных заведений, из тех, где постоянно работает телевизор, транслирующий какие-нибудь спортивные события, а клиенты сражаются с игральными автоматами, перебраниваются и устраивают потасовки.
Все это никуда не годилось. Ни одна из этих жалких забегаловок не была достаточно порочна. А вот наконец и нечто вроде того, что он искал. Притон под названием «Кукольный домик». Вывеска гласила, что это мужской клуб, хотя ни один уважающий себя мужчина со вкусом не переступил бы его порога, кроме как на спор. Афиша обещала разнообразные развлечения, в том числе танцовщиц. «Кукольный домик» по виду ничем не уступал своим мерзким собратьям на бульваре Адмирала Уилсона, к тому же до них было далековато. На замусоренной автостоянке среди нескольких облупленных развалюх высился огромный черный «Рейндж-Ровер» — не от Петерсена ли? Все откровенно говорило о том, что перед вами низкопробный бордель.
То, что нужно!
Уэйд въехал на стоянку и остановился возле нового, с иголочки, черного гиганта. Две роскошные машины стоят рядом посреди окружающего убожества — забавно.
Уэйд распахнул дверь; на него сразу обрушился шквал оглушительной музыки. Он прищурился, пытаясь привыкнуть к дымному полумраку. Три девушки, на которых не было ничего, кроме чисто символических — не шире бечевки — трусиков телесного цвета и туфель на невероятно высоких каблуках, танцевали на подковообразной барной стойке. Две из них извивались вокруг шестов, помещавшихся на концах подковы. Оседлав шесты, они то опускались, то поднимались, зазывно к ним прижимаясь; их движения были слишком грубы, чтобы хоть сколько-нибудь волновать.
Вместо того чтобы завестись, Уэйд окончательно упал духом. Гнев прошел. Тупое отчаяние гнало его обратно в машину, чтобы…
— Уэйд!
При звуке собственного имени он остолбенел. Никогда в жизни он не подумал бы, что может встретить знакомого в таком месте!
— Эй, Саксон! Сюда!
Увидев, что из-за столика за стойкой ему машет рукой Шон Шилли, Уэйд на мгновение лишился дара речи. Он так и остался стоять столбом, разинув рот.
Потом он заметил, что Шон был не один. Рядом во всей красе сидела Мисти Тилден в платье без бретелей, выставлявшем напоказ исполинских размеров бюст.
А еще за их столиком был какой-то бочкообразный сальный человечек, похожий на слизняка, у которого на лбу словно было написано «скользкий тип».
Уэйд начал постепенно оправляться от потрясения. Когда Шон снова помахал ему, долгие годы дружбы с семьей Шилли подтолкнули его вперед.
