Пат Бут - Сестры
Сценарист со своим жизненным кредо девственницы в аду продолжал выступать. В этой игре он никогда не знал, когда угрюмый насильник в образе человека, который переделывает написанный им сценарий, набросится из засады, чтобы уничтожить его.
Ему следовало бы обратить свою речь к Иде Хирш, ответственной за состав актеров, но, как и все остальные в кабинете, выступая, он не отрывал глаз от Пита Ривкина.
– Полагаю, все мы согласны с именем «Мелисса», верно? Такая непритязательная мечтательница из Южной Калифорнии? Поэтому на роль Мелиссы нам нужна неброская, обычного, всеамериканского типа девушка, чтобы подчеркнуть Камелию, которую играет Джейн. Девушка не слишком красивая, но на которую можно положиться: что-то вроде Аллы Шиди, Моли Рингвалд… Может быть, моложе… постарше… повыше… пониже…
Пит Ривкин внутренне застонал. Сколько раз он сам играл в эту «чуть похожая на…» игру? Именно здесь вступали в работу переросшие школьники, мечтавшие делать кино. На большом экране их потуги выглядели ужасно, но и на малом – не лучше. «Кто играл ту девчонку в его фильме… помнишь, в том, где в конце в Сахаре они едят змей?»
Прямо сейчас, в это же время, когда они сидели в этом кабинете, по всему городу шли аналогичные обсуждения актеров: и среди иностранцев в арендованных бунгало в отеле «Беверли-Хиллз», обещающих достать деньги на съемку у какого-нибудь фиктивного шейха; среди ветеранов, вспоминавших времена, когда они служили у ныне покойного Ма Мэйзона; среди осужденных и попрошаек, мечтателей и сумасшедших, ковбоев и психопатов. Все они по колено увязли в обсуждении таких известных имен, как Стрейзанд и Стрип, Тейлор и Тернер, Гольдберг и Гибсон – звезд, ради которых, если бы вдруг тех объяло огнем, они не перешли бы на другую сторону улицы, чтобы помочиться на них. В этом Ривкин не сомневался.
– Не уверен насчет имени «Мелисса». Мне оно кажется несколько слабоватым.
Никто больше ничего не знал о Мелиссе.
Пит Ривкин улыбнулся, глядя, как обсуждение потекло в другом направлении. Вопрос: «Кто станет Мелиссой?» – трансформировался в вопрос: «Кем станет Мелисса?» Похоже, никого не удивило подобное смещение акцента.
Молодой парнишка из студии, которому Пит разрешил присутствовать в качестве наблюдателя, признался, что ему всегда больше нравилось имя «Дженнифер». На вид ему было лет двадцать; синие джинсы, рубаха цвета хаки, черная ленточка галстука и жакет с оттопыренными карманами, напоминающий легкий бомбардировщик. Вероятно, он был юристом или выпускником Гарвардского университета, который считал излишеством хорошо одеваться, находясь на производстве.
Пит Ривкин улыбнулся. Иногда власть была развлечением.
– Как насчет Лайзы?
И обвел взглядом комнату: кто против?
Он был генеральным секретарем политбюро, Аттилой. Хорошо. Решение принято, языки могут отдохнуть. Теперь, как должна выглядеть Лайза?
Вытянув руку, Пит нажал переключатель переговорного устройства. Секретарше было поручено записывать всех звонивших.
– Что там у тебя? – отрывисто спросил он.
Еще одно проявление власти. По этикету, во время совещания в своем кабинете он мог принимать и делать звонки. Жест указывал, что ему стало скучно, что ему необходим личный контакт, поскольку в Голливуде разговор по телефону считался гораздо более личным, нежели беседа с глазу на глаз. Поскольку он понимал, что в этих разговорах не будет ничего по-настоящему важного, а правила, в конце концов, для того и созданы, чтобы их нарушать, то просьба, адресованная секретарше, «переключить телефон на себя» означала «дай мне отдохнуть от этих задниц». В противном случае боссы телекомпаний вроде Галвина, агенты крупного калибра, такие, как Мичел Овиц (Редфорд, Хоффман, Ньюман) и Сэм Кон (Вуди Аллен, Стрип, Минелли), или посредники на все руки, как Рэй Старк, соединились бы с ним немедленно.
– Передай Фреду, я свяжусь с ним позже, – рявкнул он в трубку и бросил ее на рычаг аппарата, в то время как присутствовавшие в комнате обменялись многозначительными взглядами. Все отлично знали, кто такой Фред. Если перед тем они считали, что он на коне, то теперь знали, что Фред потихоньку сдает позиции.
– Думаю, Лайза – замечательная идея, мистер Ривкин. Естественная и одновременно возвышенная. Южнокалифорнийская и одновременно с оттенком шика, – угодливо произнес кто-то.
Но Пит Ривкин вновь не слушал. Он думал о телефонных звонках и пытался понять, почему его антенны – это тонко настроенные приборы шестого чувства, позволявшие угадывать приближение беды, – начали раскачиваться, как мачты корабля в штормовом море.
Второй раз до него пыталась дозвониться Джули Беннет. Какого черта ей нужно?
– Ты нормально питаешься?
Негр покачал головой.
– Непохоже, чтобы я голодал, доктор.
– Головокружение? Слабость?
– Словно у меня нет больше сил. Кажется, ничего не в состоянии делать.
Он выглядел задумчивым. Изнуренным. Ему было около пятидесяти. Общая картина и рассказ пациента совпадали с результатами осмотра. Глухой отзвук на простукивание в основании левого легкого и снижение доступа воздуха в пораженную область. Человек быстро худел, кашлял с кровью и всю жизнь много курил. Сомнений практически не было. Рентген почти наверняка покажет опухоль.
Роберт Фоли ощутил знакомое чувство негодования. Зачем Господь создал рак? К чему боль, болезни, ужас и отчаяние? Что хорошего в наших страданиях? Неужели всемогущий владыка не мог для нашей же «пользы» уготовить нам иные, менее жестокие испытания? Что за нелепый каприз побудил его приступить к сотворению мира? Какой фатальный порыв ветра сказался на его делах, какая слабость заставляет его жаждать наших щедро расточаемых восхвалений и нашего обожания, и если в его характере имелись недостатки, то как тогда быть с его высоко превозносимым совершенством? Подобного рода сомнения и опасения с восхитительной легкостью устранялись простым актом веры. В конце концов, как может несовершенный разум человека постичь промысел Божий? Но куда обратиться, когда вера ушла?
– Джеймс, мне хочется, чтобы ты сделал рентген грудной клетки. И я дам тебе направление на анализ крови, чтобы точно установить, что с тобой происходит.
Он надеялся, что улыбка получилась ободряющей.
Старался не выказывать раздражения. Рак дыхательных путей. В тридцати процентах случаев смерть наступает ранее, чем через пять лет. Жена без мужа. Дети без отца. Жизнь медленно уходит из тела, затем смерть.
– Что-нибудь не так, доктор?
– Не думаю, но нужно проверить. Чтобы убедиться.
В Беверли-Хиллз ему пришлось бы сказать правду, хотя подобное открытие вряд ли в интересах пациента. Там ему пришлось бы иметь дело с адвокатами, расследующими дела о небрежном лечении. Здесь, в бесплатной клинике, он мог избавить этого человека от ненужного волнения и облегчить его существование поддержкой, а позднее, когда появится боль, уколами героина и надеждой. Этот человек никогда не подаст на него в суд, потому что елейные адвокаты никогда не приблизятся к двери его конуры, которую он называет домом. Поэтому Джеймс умрет с достоинством, с душевным спокойствием и успокаивающей сознание надеждой на выздоровление, которое никогда не наступит. Никто не желает услышать, что он умрет, а те, кто наиболее яростно протестовал, утверждая, что хотят это знать, оказывались менее других способными выдержать это известие.
