Николь Фосселер - Под шафрановой луной
Если она не ошиблась в расчетах, ее похитили меньше двух недель назад, но казалось, с тех пор прошла вечность. Она здесь четвертый день… В ближайшие дни за ней прибудут люди Коглана. И возвращение в Аден, к Ральфу – всего лишь вопрос времени. Но даже мысль о тамошней безрадостной жизни с равнодушным мужем, к которому у нее почти не осталось чувств, была невыносима. Что же с ней будет? «Об этом я подумаю потом, когда придет время. Еще рано. Но домой – мне нужно домой! К папе, маме и Ангелине. Обратно в Англию. Домой». Но что, если английская сторона ее попросту бросит, если цена слишком высока? Если она обречена оставаться здесь? «Нет, об этом и думать нельзя, – приказала она себе. – Если я не буду об этом думать, этого не случится. Да и Рашид этого никогда не допустит…» Или?
Майя нехотя признала, что соскучилась по Рашиду. Один раз она видела его, случайно выглянув в окно, он поднимался на рыжей лошади ко входу во дворец, двигаясь, словно они с животным были единым целым. Она скучала по его голосу, его насмешливой улыбке, спокойствию и решительности, окружавшим его, как аура. Каждое утро, когда еще до восхода солнца раздавался крик муэдзина и вскоре слышалось, как бормочут молитвы женщины, она скучала по молитвам Рашида и его людей, которые медленно выводили ее из сна каждый день путешествия. Плеск или журчание, когда они чистились водой или песком и один кричал другому Аллах акбар, Бог велик. Они вместе шептали стихотворение, постепенно его освоила и Майя: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, властителю дня Суда! Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи, веди нас прямым путем. Путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших». Сначала эти звуки и слова убаюкивали Майю по вечерам – пока она не начала безрассудно тратить драгоценные часы ночного покоя на разговоры или молчание рядом с Рашидом. В Ижаре молились пять раз в день, и Майя каждый раз вспоминала и скучала по каменистой дороге. И по Рашиду.
Какие нелепые мысли и чувства! Этот мужчина украл у нее свободу. Хотя она нечасто чувствовала себя пленницей во время пути, как и здесь, в Ижаре. Не больше, чем в Блэкхолле или в Адене. А была ли она когда-нибудь свободна? Чем определяется свобода?
Звук шагов прервал ее размышления, и она подняла взгляд. К ней приближался мужчина не слишком высокого роста, его худобу подчеркивало белое одеяние с красной вышивкой по краям и на вырезе, стянутое на талии ярким красно-оранжевым поясом, из-под которого торчала роскошная серебряная джамбия. Красно-оранжевым был и тюрбан над его немолодым лицом, напоминающим сокола. На вид ему было далеко за пятьдесят, судя по бороде с проседью и не совсем гладкой коже на руках.
– Мне сказали, я смогу найти вас здесь, – обратился он к ней и улыбнулся. У него были добрые темно-коричневые глаза. Майя продолжала молчать, и его лоб покрылся морщинами.
– Вы же говорите на нашем языке?
Майя кивнула и слегка покачала головой.
– Немного, – правдиво ответила она с коротким смешком, он засмеялся в ответ.
– Простите, что я увиделся с вами только сегодня, раньше не позволяли дела. Хозяин дома, султан Салих ибн Мушин аль-Ижар, – он положил правую руку на сердце и низко поклонился.
Майя поспешно вскочила, не зная, как себя вести, и решилась на благовоспитанный британский книксен.
– Майя Гарретт, – представилась она, украдкой вылавливая ногой тапок.
– Вам всего хватает? – осведомился султан Салих. В отличие от правителя Лодара, которому доставляло удовольствие хвалиться своими пленниками, у него был не властный характер. В обычных обстоятельствах ему, конечно, хватило бы сообщения прислуги, что с англичанкой все хорошо, в конце концов, он знал, что жены хорошо позаботятся о залоге переговоров с правительством Адена. Но султан Салих был любопытным от природы человеком, а слухи из женской части дома – что чужеземка говорит по-арабски, интересуется жизнью дворца, даже предлагает помощь в домашних делах и на кухне и вообще кажется очень открытым и любознательным человеком – не давали ему покоя и сподвигли самостоятельно составить мнение о гостье. А она оказалась необыкновенно привлекательной.
Майя кивнула, но он уловил легкую нерешительность.
– Возможно, у вас есть желания, которые я в силах исполнить своими скромными средствами?
Майя прикусила нижнюю губу, раздумывая, отважиться или нет, и наконец решилась:
– Прошу прощения, но, может быть, у вас есть книги?
Султан изумился, и Майя принялась лихорадочно соображать, верное ли слово, кутуб, она употребила и правильно ли произнесла, но потом лицо правителя просветлело, и он кивнул.
– Разумеется. Идите за мной.
На среднем этаже был проход из женской половины в остальную часть здания, и вскоре султан привел Майю в комнату, где стояло множество сундуков. Их потемневшее от времени дерево было украшено искусной резьбой, тонкая обшивка из желтоватого металла покрывала края и крышки. Майя не могла определить, из латуни они или из бронзы. На ковре темно-синих и красных тонов стоял квадратный стол, его поверхность была украшена мозаикой похожих цветов. Стол не доходил Майе даже до колен, а перед ним лежала толстая подушка, богато вышитая, с кисточками по углам.
– Пожалуйста, – султан жестом обвел комнату. – Ищите, что нужно. Вы можете забирать книги с собой или читать их здесь. Как вам угодно.
Майя осторожно приблизилась к ближайшему сундуку, опустилась на колени и откинула крышку. С изумленным, счастливым возгласом она вдохнула бархатистый пыльный аромат старых книг, столь любимый, что на глазах ее выступили слезы. В стопки были уложены драгоценные тома в тонких кожаных переплетах и с глубоким золотым тиснением на арабском. Она бережно взяла в руки первый, вынула его и, наморщив лоб, принялась расшифровывать размашистые, витиеватые знаки, раскрыла книгу и пробежала глазами по страницам. На протяжении немалого времени Майю занимали одни лишь книги. Ее так увлекли эти сокровища, что она даже забыла о присутствии султана и не увидела, как на смену тихой радости на его лице пришло задумчивое удивление – он почувствовал, как в нем зарождается то, что он считал утерянным долгие годы.
Наконец Майя нашла то, на что надеялась, осторожно положила лишние книги на место и обернулась, скрестив руки и прижимая к груди три тома.
– Шукран, – поблагодарила она с сияющей улыбкой.
У нее есть книги. Она спасена.
Во всяком случае, она так думала.
11
Неделю назад бдительные воины султана Нисаба еще издалека узнали Рашида и его аль-Шахинов по одежде и манере езды и беспрепятственно пропустили группу согласно давно заключенному саииру, но верблюд и лошадь с двумя одетыми в светлое чужеземцами показались им подозрительными. Они поскакали к группе, недвусмысленно держа оружие на изготовку, и вежливо попросили мужчин следовать за ними, чтобы лично обсудить с султаном пребывание на этой территории. Султан Нисаба молча выслушал сообщение об их происхождении и намерениях. Разве можно верить чужеземцам, что осмелились забраться так далеко в глубь страны? Может быть, укрепление дружеских отношений с Ижаром лишь отговорка и на самом деле они таят враждебные замыслы против султана Салиха? Сколько денег они готовы заплатить за продолжение пути в Ижар – двадцать талеров? Сорок? Пятьдесят или больше? Султан Нисаба не любил поспешных решений, он предоставил вновь прибывшим гостям просторные комнаты во дворце под неусыпной охраной своих людей, «чтобы с иностранцами ничего не случилось». В полном спокойствии он размышлял, что предпринять. Взвесив все «за» и «против», султан решил отправить Салиху гонца с вестью.
