Дэвид Николс - Один день
— Лангустинов?
— В пшеничной лепешке с руколой. Без шуток. Лангустины — гамбургер нашего времени, а рукола — новый салат айсберг. Лангустинов легко разводить, они плодятся, как хомяки, и вкусные, не поверишь, — их называют лобстерами для бедных. Надо нам как-нибудь встретиться и все обсудить.
— Лангустинов?
— Нет, бизнес. Мне кажется, у тебя большие перспективы.
— Кэллум, ты что, предлагаешь мне работу? — спросил Декстер, ковыряя каблуком лужайку.
— Нет, просто предлагаю как-нибудь встретиться и…
— Поверить не могу — мой приятель предлагает мне работу!
— Да ты просто заходи, пообедаем! Только не в этой тошниловке с лангустинами, а в нормальном ресторане. Я угощаю. — Он обнял Декстера за плечи своей медвежьей лапой и, чуть понизив голос, добавил: — В последнее время что-то не вижу тебя по ящику.
— Это, наверное, потому, что ты не смотришь кабельное и спутниковое ТВ. Я теперь в основном там работаю.
— Да? И что делаешь?
— Ну, у меня сейчас новая программа, «Спортивный экстрим!». С восклицательным знаком. Мы снимаем серферов, делаем интервью со сноубордистами. Ну и все такое. Спортсмены со всего света.
— Так значит, ты постоянно в разъездах?
— Да нет, я просто ведущий. А студия в Мордене[47]. Поэтому да, я постоянно в разъездах, но только до Мордена и обратно.
— В общем, как я уже сказал, если вдруг захочется сменить амплуа… В еде и напитках ты разбираешься, с людьми ладить умеешь, если захочешь, конечно. А в бизнесе что главное? Люди. Просто мне кажется, что эта работа для тебя. Вот и всё.
Декстер вздохнул, оглядел своего старого друга и попытался найти в нем что-нибудь отталкивающе.
— Кэл, а ведь ты три года подряд носил одни и те же брюки.
— Это было давно.
— И целый семестр ел одну тушенку.
— Ну что я могу сказать — люди меняются! Так что думаешь?
— Ладно, договорились. Можешь угостить меня обедом. Но предупреждаю, в бизнесе я полный профан.
— Ладно. Все равно буду рад с тобой повидаться. — Он слегка толкнул Декстера в плечо. — Что-то ты в последнее время затих.
— Правда? А я был занят.
— Так уж занят?
— Эй, да ты сам, между прочим, мог бы позвонить!
— А я звонил, постоянно. Но ты мне ни разу не перезвонил.
— Правда? Ну, извини. У меня голова была занята другим.
— Слышал про твою маму. — Кэллум посмотрел в бокал. — Мне очень жаль. Славная у тебя была мама.
— Да, ничего. Ее давно уже нет.
Возникла секундная пауза. Они окинули взглядом лужайку, где их старые друзья разговаривали и смеялись в свете вечернего солнца. Новая подружка Кэллума, миниатюрная и очень красивая испанка, работавшая на подтанцовках при съемках видеоклипов хип хоперов, разговаривала с Сильви, которой приходилось наклоняться, чтобы ее расслышать.
— Буду рад снова увидеться с Луисой, — сказал Декстер.
— Кажется, у меня с ней все движется к концу, — заметил Кэллум.
— Значит, некоторые вещи все-таки не меняются.
Симпатичная официантка, стесняясь своего чепца, подошла, чтобы подлить им шампанского. Они оба улыбнулись ей, заговорщицки переглянулись и чокнулись.
— Двенадцать лет прошло. — Декстер потрясенно покачал головой. — Двенадцать лет. И как это может быть?
— Эмма Морли здесь, — вдруг сказал Кэллум.
— Знаю.
Они вгляделись в толпу и увидели, что Эмма стоит рядом с Миффи Бьюкенен, своей заклятой университетской соперницей. Даже с расстояния было видно, как она скрипит зубами.
— Слышал, вы поссорились.
— Было дело.
— Но сейчас-то уже помирились?
— Не знаю. Посмотрим.
— Эмма хорошая девушка.
— Это точно.
— И какой стала красавицей.
— О да!
— У вас с ней когда-нибудь?..
— Нет. Ну, то есть почти. Было пару раз.
— Почти? — Кэллум усмехнулся. — Это как?
Декстер предпочел сменить тему, спросив:
— А у тебя-то как дела?
Кэллум глотнул шампанского:
— Декс, мне тридцать четыре года. У меня красивая подружка, свой дом, свой бизнес, работа, которая мне нравится, куча денег. — Он положил руку ему на плечо. — А у тебя свое шоу на ночном ТВ! Так что можно сказать, нам обоим повезло.
И отчасти из уязвленного самолюбия, отчасти из чувства соперничества Декстер решает ему признаться:
— Хочешь, кое-что расскажу, Кэл?
* * *Услышав торжествующий вопль Кэллума, донесшийся с другого конца лужайки, Эмма повернулась и увидела, что тот обхватил Декстера за голову и треплет его за волосы. Она улыбнулась и вновь обратила свое безраздельное внимание на ненавистную Миффи Бьюкенен.
— Слышала, ты сидишь без работы, — прощебетала та.
— Я предпочитаю выражение сама себе хозяйка.
— Пишешь книгу?
— Это всего на год или два, своего рода академический отпуск.
— Но у тебя до сих пор ничего не издано, не так ли?
— Пока нет. Но мне заплатили небольшой аванс за…
Миффи скептически хмыкнула и сказала:
— А у Хэрриет Боуэн уже три романа вышло.
— Да, мне тут уже сказали. Несколько раз.
— А еще у нее трое детей.
— Ну надо же.
— А моих очаровашек видела? — Невдалеке от них двое орущих двухлетних сорванцов в костюмах-тройках наносили друг другу увечья. — Айван. Не кусаться!
— Действительно очаровашки.
— Ну, скажи? А у тебя дети есть? — спросила Миффи таким тоном, будто в жизни может быть только одно из двух: опубликованные романы или дети.
— Нет.
— С кем-нибудь встречаешься?
— Нет.
— Ни-с-кем-ни-с-кем?
— Нет.
— И никого на примете?
— Нет.
— Ну ладно, зато выглядишь ты намного лучше, чем в университете. — Миффи оценивающе оглядела ее с головы до ног, точно аукционный лот. — Вообще-то, ты одна из немногих, кто за эти годы похудел! Ты и раньше не была толстухой, так, детский жирок — но он весь куда-то словно испарился!
Эмма крепче сжала бокал с шампанским:
— Что ж, теперь я знаю, что эти двенадцать лет не были потрачены впустую.
— А еще у тебя был такой ужасный северный акцент, а теперь ты наконец стала говорить как все нормальные люди!
— Неужели? — удивленно произнесла она. — Что ж, очень жаль. Я это не нарочно.
— Если честно, мне всегда казалось, что ты притворяешься. Ну, достоверности ради…
— Что?
— Да этот акцент твой. Ну, говор шотландской голодранки. Шахтеры то, шахтеры сё, Гватемала бла-бла-бла! Всегда думала: слишком уж рьяно она играет эту свою роль активистки. Но теперь ты говоришь как все нормальные люди!
