Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу
Ванька! Противный, болтливый мальчишка, который знает слишком много…
Чудес не бывает. Случайностей тоже. Они вместе. Они заодно. А значит?..
Дементьев тряхнул свои часы и постучал пальцем по циферблату. Нажал кнопку рации.
— Ну что там? Идут?
— Нет, Геннадий Иванович. Никого.
— Вы их не прозевали?
— Да вы что? — обиделся оперативник из группы наружного наблюдения.
— Черт! В чем же дело?
Где Лина? Где Варламов? Все назначенные сроки уже прошли.
В салоне в это время появились первые посетители. Лидия Ивановна села за кассу вместо Лины — не срывать же теперь работу всего салона. Фирма потом выставит им такой счет за убытки — о-го-го.
Паника вдруг овладела Дементьевым. Что случилось?!
Он боялся предположить самое страшное — то, что его опять обыграли.
Длинные гудки. Лина не берет трубку. Нет дома? Уже вышла? Или… уже не может взять? А почему мальчишка не подходит к телефону?
Геннадий сжал кулаки, впившись ногтями в ладони, и забормотал, как молитву:
— Ничего не должно случиться… Все продумано… Все подготовлено… Я нигде не ошибся… Все будет как надо…
Глава 54
Покайся, Магдалина!
«Они заодно. А значит?..»
Что именно это значит, Варламов формулировать не стал. Сука. Лиса. С лисенком. Или с крысенком, все равно.
Какой бы породы ни были эти зверюшки, их нужно истребить. Но сначала — выследить, где их нора. И прихлопнуть прямо там, на месте.
Но грязную работу выполнят, как обычно, «дубки». Сам он пачкаться не станет.
Однако следить придется самостоятельно, не теряя ни минуты, иначе уйдут.
Как бы при этом не засветиться? Ведь они оба очень хорошо знают его в лицо.
В вестибюле метро шла оживленная торговля. Вдоль мраморных стен, заслоняя дорогостоящую каменную мозаику, протянулись застекленные торговые ряды.
Взгляд Варламова выхватил из всего обилия товаров секцию с головными уборами, дорогими, эксклюзивными. Шляпы, шапки, кепки, фуражки…
— Мне вон ту, с козырьком, — наугад ткнул он пальцем в нечто клетчатое, с фирменным лейблом на тулье.
Вышколенный продавец придвинул к нему вращающееся на тонкой ножке зеркало для примерки.
— Быстрей! — прикрикнул Варламов и, схватив кепчонку, бросил деньги, не считая.
Стремглав кинулся к эскалатору, не оборачиваясь на оклик растерянного продавца:
— Молодой человек, а сдачу!
«Пусть порадуется, шляпник, — на бегу подумал Варламов. — Не Часто ему достается такой навар».
У кепки был не только длинный, нависающий козырек, но еще и отгибались щегольские наушники, наполовину скрывающие щеки.
Напялив обнову на голову, он на ходу еще и вытянул из-под воротника шарф, скрыв в нем подбородок.
Хорошо, что объекты слежки были приметными: ярко-рыжий мех и ярко-рыжая голова мальчишки. Точно: одной породы твари!
Сбежав до середины эскалатора, Варламов остановился недалеко от Лины и Ванечки. Его холодные, прозрачные глаза следили за женщиной и ребенком внимательно, но не в упор. Боялся, что они почувствуют направленный на них пристальный взгляд.
О, с каким наслаждением он придушил бы эту рыжую парочку прямо сейчас, с хрустом ломая их шейные позвонки. У него даже зубы скрипнули от этой мысли. Какая жалость, что придется перепоручить это дело другим.
«Ну ничего, Толян с Негативом справятся, им мокруха не в диковинку. Недолго тебе осталось жить, гадина-лисица. Скажи еще спасибо, что кончина твоя будет быстрой и безболезненной: пиф-паф, ой-ей-ей — и все. Моя бы воля, я бы придумал что-нибудь поинтереснее. К примеру, сначала заставил бы тебя понаблюдать, как истязают крысенка. И сам послушал, как он верещит нечеловеческим голосом».
Он услышал, как у схода с эскалатора девушка раздраженно предупредила Джонни:
— Под ноги смотри! — и резко дернула его за руку.
— Больно, тетя Лина! — вскрикнул малыш.
«Лина? — ощерился Варламов. — А представилась Ланой. Ну что ж, теперь я и имечко твое знаю. Могли бы побеседовать. Здравствуй, Линочка! Ты замечательно сегодня выглядишь. Как тебя полностью-то? Ангелина? Эвелина? А я — не Юрий Варламов. Я — джинн из зеленой винной бутылки. Ну что, выпьем бургундского на брудершафт? Теперь мы знакомы, так что поцелуемся крепко-крепко на прощание».
Лина с Ванечкой вошли в вагон. Наводчик вскочил в соседний. Народу было много, в этот час москвичи спешили на работу. Пассажиры загораживали стеклянные перегородки между вагонами, и Варламов встал у самых дверей, чтобы на каждой остановке выскакивать и глядеть: не вышли ли его поднадзорные.
Пересадка.
Мог бы запросто потерять их в толпе, кабы не ярко-рыжая лисья шуба.
«Спасибо, что так принарядилась, Лиса Патрикеевна. А я — твой хвост. Я следую за тобою повсюду. Как это пел однажды твой маленький рыжий подопечный? «Если близко лискин хвост, значит, близко лиска!» От меня не избавишься, не скроешься, хвост не отвалится от тебя. Ты — лиса, Эвелина, а не ящерица. А может, ты Магдалина? Ох, быть тебе кающейся».
Когда вышли из метро, он поуспокоился: теперь уж надо быть полным идиотом, чтобы их потерять.
А она, мерзавка, дергается, нервничает, это заметно: то за шкирку крысенка тряхнет, то подтолкнет, чтоб резвее ноги переставлял.
Новые Черемушки. Целые кварталы одинаковых, стандартных пятиэтажек. Как бы не заплутали тут Толик с Негативом. Нужно будет не только адрес сказать, но и нарисовать подробно, как и по каким проулкам добраться до лисье-крысиного логова, в котором обосновались эти твари.
Вот они сворачивают в подъезд.
Дом без лифта, значит, некоторую трудность представит вычислить этаж.
Варламов вошел вслед за Линой и Ванечкой в замызганное парадное, пахнущее кошками.
Двинулся за ними по лестнице.
Он крался тихо, зато цокот Лининых каблучков был отчетливо слышен.
Один пролет лестницы процокала, второй…
И вдруг звякнула связка ключей.
«Отпирает!» — Варламов притаился.
Услышал сердитый девичий голос:
— И чтоб из дома ни шагу. Понял?
Детский всхлип. И дверь захлопнулась.
Варламов сбежал вниз, забился под лестницу, в темный угол, спугнув обитавшую там облезлую кошку.
Лина пробежала мимо него, чуть не задев. Запах ее духов коснулся его обоняния даже сквозь шарф, в котором утонула нижняя часть его лица.
«Ишь, торопится, сучка. На свидание с Юрием Варламовым. А Юрий Варламов — он здесь. Я здесь и там. Я — везде. Я — джинн. И тебе, подружка, от меня не уйти».
Он поднялся на второй этаж. На улице слякоть, и обреченные так кстати наследили. Особенно детеныш: отпечатки его узорчатых подметок тянулись прямо к нужной квартире.
