Мишель Жеро - Жаркая ночь
Энни не могла не признать, что репортаж был сделан со вкусом и преисполнен духом уважения. Она выключила телевизор, и взгляд ее упал на сложенный треугольником государственный флаг, лежавший на прикроватной тумбочке. Ей подарили его скорее в знак признательности, чем потому, что она являлась дальней родственницей Льюиса. Сколько звезд было на этом флаге, когда Льюис погиб за свою страну? Намного меньше пятидесяти. – С флага взгляд Энни переместился на телефон. Почему не звонит Рик? Даже если он был в конюшне, когда она диктовала автоответчику сообщение, он уже давно должен был вернуться в дом.
В полночь, когда Рик так и не позвонил, Энни набрала номер дежурной отеля и спросила, не звонил ли ей кто-нибудь. Было несколько звонков, подтвердила та, но от Рика Магнуссона ни одного. Недоумевающая и взволнованная, Энни снова позвонила на ферму. И снова ей ответил автоответчик. Либо Рика нет дома, либо он не отвечает на ее звонки.
А если не отвечает, то почему? Ведь в своей последней записке, которую она ему оставила, она прощалась с ним не навсегда. В ней она ясно дала понять, что им нужно какое-то время побыть вдали друг от друга и хорошенько подумать. И внезапно Энни как громом поразило: Рик ни разу не сказал ей, что любит ее, что она ему нужна. А что, если он не испытывает к ней глубоких чувств? Что, если она их себе вообразила? Она практически ничего не знает о любви. Только из писем Льюиса к Эмили. Но Рик – не Льюис, а она – не Эмили.
А может быть, нужно было признаться ему? Сказать прямо в лицо, что любит его, а не тихим шепотом, когда он спал. Но она так боялась...
Так что же теперь делать?
Можно загрузить себя работой, начать новый проект. У нее полно дел. Нужно обдумать, продавать ли ей книгу, несколько недель уйдет на подготовку к поездке в Монреаль... Энни печально вздохнула: любое будущее без Рика казалось холодным, пустым, лишенным какого-либо смысла.
Откинувшись на мягкие подушки, Энни снова включила телевизор, чтобы разогнать гнетущую тишину, и уменьшила громкость, опасаясь разбудить постояльцев в соседних номерах. Было уже далеко за полночь, когда она наконец заснула.
Ей снилась ферма.
Она сидит на крыльце в кресле-качалке, прислушиваясь к веселому пению скворцов, козодоев и малиновок. Воздух напоен сладким ароматом сена, терпким – земли и свежим – дождя. Ласковый ветерок овевает лицо, а она все качается, качается, а полозья все поскрипывают...
Внезапно скрип превратился в громкий стук.
Ничего не соображая спросонья, Энни села и помотала головой, стряхивая с себя остатки сна. Снова послышался нетерпеливый стук в дверь.
Энни вскочила с кровати, бросила быстрый взгляд на часы – ого, нет еще и пяти! – и крикнула:
– Одну минутку!
Подойдя к двери, она взглянула в глазок и сразу отпрянула, чувствуя, как перехватило дыхание.
У двери стоял Рик!
Дрожащими руками Энни сняла цепочку и открыла дверь. Несколько секунд она была не в состоянии произнести ни слова, лишь молча смотрела на него. Вид у него был усталый. И злой.
– Привет, – наконец произнесла Энни.
Больше она никак не могла придумать, что сказать или сделать. Так и стояла, не в силах оторвать от Рика глаз, наслаждаясь созерцанием его облика, такого милого и родного: грубые рабочие башмаки, выцветшие, но чистенькие джинсы, красная хлопковая рубашка, мрачное лицо с однодневной щетиной и налитыми кровью глазами.
О Господи! Приехал! Как же она по нему соскучилась! Хотелось кинуться ему на шею, крепко прижаться и поцелуями снять следы усталости.
– Я тебя разбудил, – заметил Рик.
Голос его прозвучал хрипло, и Эйни почувствовала, как от жалости к нему сжалось сердце.
– Ничего страшного. Просто... я не ожидала тебя увидеть.
Он протянул ей лист бумаги. Энни узнала записку, которую она ему написала перед отъездом.
– А... – Она вздохнула. – Заходи.
Рик проследовал за ней в комнату, и Знни даже поежилась под его холодным пристальным взглядом. Стремясь нарушить мрачное молчание, она обернулась и спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше.
– У тебя хриплый голос. Но выглядишь ты хорошо. Ожоги...
– Пустяки, – перебил ее Рик. – Они меня не беспокоят.
– Ты приехал за мной, – прошептала Энни, облекая наконец чудо произошедшего в слова.
За ней еще никто и никогда не приезжал.
– Ты же знала, что я это сделаю.
Энни нахмурилась, открыла рот, чтобы возразить, но вместо этого спросила:
– Как ты меня нашел?
– Позвонил в газету и на телевидение. – Скомкав записку в кулаке, Рик швырнул ее на кровать. – Энни, я ехал всю ночь и слишком устал, чтобы ходить вокруг да около. Я приехал отвезти тебя домой. – И, помолчав, добавил: – И я это сделаю, даже если мне придется всю дорогу нести тебя на плече.
– Ты что, злишься на меня? – недоуменно спросила Энни.
– Ты совершенно права, черт побери! Злюсь!
– Так, значит... ты приехал затем, чтобы меня отругать, – заметила Энни, с беспокойством глядя на него и в то же время чувствуя, как в душе взметнулась отчаянная радость, – а не затем, чтобы сделать мне предложение?
Глава 22
«28 апреля 1832 года.
Форт Армстронг
Дождь, дождь и дождь... Неужели я никогда больше не увижу солнца?»
Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона мисс Эмили Оглторп
Как это, черт побери, случилось, что речь зашла о предложении?
Почувствовав желание защищаться, Рик настороженно переспросил:
– Что?
– Ты слышал, что я сказала.
В глазах Энни мелькнул знакомый блеск, и Рик понял: сейчас она задаст ему жару. Откашлявшись и поморщившись от боли, он попытался повернуть разговор в другое русло:
– У нас есть одно незаконченное дело.
– Какое? – спросила Энни, встав по другую сторону кровати.
Кровать эта так и манила к себе, равно как и Энни. Только сейчас Рик понял, как сильно по ней скучал. Хотелось притянуть ее к себе, покрыть ее лицо поцелуями, но он смертельно устал. Однако не настолько, чтобы не почувствовать возникшей между ними напряженности.
По лицу Энни он бы не сказал, что она сердится на него, однако особой радости при виде его она тоже не выказала. Всю дорогу, пока Рик ехал, он тщательно продумывал каждое слово, которое ей скажет. И вот теперь эта безукоризненно отрепетированная речь, все эти вымученные романтические бредни испарились как дым.
– Ты меня бросила, – холодно констатировал он, – Пока я валялся на больничной койке, бездыханный, накачанный всякой дрянью, ты сбежала.
Энни отвернулась, на щеках ее вспыхнули два ярких пятна.
– Я знаю, прости.
– Почему ты сбежала? – спросил Рик, стараясь придать своему грубому голосу как можно больше мягкости. – При первой же подвернувшейся возможности. Почему, Энни?
