Первая любовь (СИ) - Бек Кора

— Конечно, тётя Люся!

— Обязательно! — двойняшки, как всегда, не удержались, чтоб не вставить свои пять копеек.

— Нашла, за что переживать! — возмутилась Оля. — Это ты, Люсь, не спались и не звони тёте Нине, а пиши ей на Ватсап, чтоб она ненароком немецкую речь не услышала в телефоне.

— Ага, — я кивнула головой. — Ладно, девочки, пока-пока!

— До встречи! — радостно прокричали Мартин с Миланой. Ведь мои двойняшки ни разу не летали на самолёте и им теперь не терпелось попасть на борт.

Уже в самолёте выяснилось, что наши места находятся у аварийного выхода. Поэтому ряды здесь были неполными, то есть по два кресла на ряд. Конечно, если бы не спешка, я могла купить билеты так, чтобы мы сидели вместе. Но теперь пришлось усаживать двойняшек в один ряд, а самой сесть по соседству.

Мартин с Миланой скоро освоились и делились со мной впечатлениями, когда в соседнее кресло сел мужчина примерно моего возраста. Высокий, в очках, довольно симпатичный, в руках — коричневый кожаный портфель. Судя по внешнему виду, бизнесмен средней руки или управленец в банке. Однако вскоре выяснилось, что я не угадала.

Мужчина вежливо поздоровался и угостил малышей леденцами, предварительно попросив у меня разрешения. Предложил и мне, но я отказалась.

Мои двойняшки — очень общительные детки. Не прошло и пяти минут, как они уже весело болтали с нашим новым знакомым. Оказалось, это наш бывший соотечественник, которого родители увезли ещё в раннем детстве на ПМЖ в Германию. Звали его Максим.

Несмотря на то, что Максим по-русски говорил неплохо, в его речи всё-таки чувствовался лёгкий акцент, за что малыши, недолго думая, прозвали его “дядя-иностранец”. Но Максим — молодец, не обиделся. Мало того, он быстро нашёл общий язык и со мной, и с детьми.

После обеда деток разморило, и Милана с Мартином задремали, а мы с Максимом немного поговорили за жизнь. Оказалось, он работает юристом в большой юридической компании, которая оказывает услуги переехавшим в Германию русским немцам. Сейчас возвращается из командировки в Москву, где занимался одним запутанным делом, связанным с наследством.

И всё из-за того, что их клиент умер, не оставив завещания, а теперь на его недвижимость и банковские счета претендуют его немецкая любовница и русская жена, с которой клиент в своё время то сходился, то снова разводился.

Как часто бывает, когда попутчики разговаривают друг с другом по душам, зная, что они никогда больше не увидятся, я также рассказала новому знакомому, что еду в Лейпциг не просто так, а чтобы увидеться с человеком, который называет себя моим отцом.

— Если честно, — призналась я Максиму, — моя поездка тоже отчасти связана с наследством.

— Очень интересно! — он сразу оживился.

— Тут, видите ли, Максим, в чём дело, — остудила я пыл юриста, — лично мне от дяди Антона ничего не нужно. Я, вообще, не верю, что он — мой отец. Он и родственник-то мне поскольку постольку, ведь в нашей семье никогда не говорили о нём. Я просто знала, что в Германии живёт папин брат, но до него мне не было никакого дела, как и ему до нас.

— Вот это меня тоже беспокоит, — заметил Максим. Я продолжила:

— Конечно, меня и близко нельзя назвать богатой женщиной, однако, мне от моего дядюшки ничего не нужно. Поэтому, когда дядя Антон сообщил по телефону, что написал завещание на моё имя, я не обрадовалась. Уж лучше я как-нибудь сама справлюсь со своими делами.

— И вы абсолютно правы! — Максим снял очки и, близоруко щурясь, улыбнулся. Его улыбка мне понравилась. В ней не было ни грамма фальши, которая отличает многих служителей Фемиды. Мягкая, добрая, чуть уставшая улыбка и почему-то грустные глаза.

— Не знаю, может, дядя Антон на меня обидится, — пожала я плечами, — но считаю: это моё право — принимать мне наследство, или — нет. Я склоняюсь к тому, что — нет, хоть дядя меня и убеждал, что раз я работаю в салоне красоты, его фабрика по производству красок и гелей для волос позволит мне улучшить мою работу, типа его продукции в России точно нет. Хотя я отношусь к этому весьма скептически. Руководить фабрикой — это точно не моё.

— Фабрику, если это рентабельное производство, можно продать, — заметил юрист.

— Не хочу, — покачала я головой. — Я по жизни привыкла надеяться только на себя. Хотя не исключаю, что на почве вопроса наследства мы с дядей Антоном можем и поссориться.

— А ваш дядя, Людмила, от вас узнал, что вы работаете в сфере красоты? — поинтересовался у меня зачем-то Максим.

— Не помню? — я смутилась. — Возможно, он знал раньше, ведь мой телефон дядя Антон у кого-то взял! Тогда ему должны были рассказать вообще обо всём. Хотя мне он почему-то так и не признался, как вышел на меня.

— Любопытная история! — сцепил Максим пальцы, как будто о чём-то размышляя, и вдруг сказал: Знаете, Людмила, как юрист, я бы порекомендовал вам не спешить с вступлением в наследство. Потому что иногда оно оказывается тяжким бременем для наследника. Законодательство Германии отличается от российского весьма ощутимо.

— Да я, вообще, об этом не думала! — замахала я руками. — Просто вы рассказали, для чего ездили в Россию, вот я и поделилась с вами своей, тоже отчасти странной историей. Можно сказать, скоротали время в дороге.

— Если вдруг вам понадобится моя помощь, Людмила, пожалуйста, обращайтесь, — Максим протянул мне свою визитку и сделал неожиданное признание:

— Вы не представляете, Людмила, как я благодарен вам и вашим замечательным детям!

— Но что мы такого для вас сделали? — у меня прям глаза на лоб полезли от удивления. Я даже грешным делом подумала, что юрист меня разыгрывает.

— Дело в том, что я очень, просто панически боюсь летать на самолётах, — огорошил меня своим признанием мужчина. — Боюсь авиакатастрофы.

— Вообще-то, — пробормотала я, чувствуя себя как-то неловко, ну в роли женщины, которая коня на скаку остановит и всё такое прочее, — мне тоже перед полётом приходили в голову мысли об авиакатастрофе. Но потом я запретила себе думать об этом. Ведь дети чувствуют состояние матери. Я сосредоточилась на том, чтобы малыши перенесли полёт нормально.

— Вы — мудрая женщина! — заметил Максим и, увидев, что я от его слов смутилась, пояснил:

— Пять лет назад в моей жизни случилось большое горе. Я потерял в авиакатастрофе жену и дочку. С тех пор мысль о полёте вызывает у меня чувство паники и ужаса. Я стараюсь по возможности передвигаться на поездах или автомобиле, но иногда бывают срочные дела, и я вынужден лететь, как сегодня. Но благодаря вам, Людмила, и вашим детям я так отвлёкся, что напрочь позабыл, где нахожусь. Теперь мне очень хотелось бы сделать что-то для вас.

— Спасибо, Максим. И сочувствую вашему горю.

— Спасибо. Я рад нашему знакомству, Людмила! Но вы взяли визитку из вежливости, потому что боитесь быть мне обязанной? — догадался Максим. — Уверяю вас, вы действительно мне очень помогли! Я — ваш должник.

— Ну что вы? Не стоит благодарности, — мне было неприятно, что Максим так быстро меня раскусил.

Поэтому, когда он отвернулся, я смяла его визитку в руках и выбросила её в пакетик для мусора. Надеюсь, помощь юриста в Германии мне не понадобится. К тому же, я не собираюсь задерживаться в этой, чужой для меня стране.

Но оказалось, я ошибалась. Эх, кабы знать, где упасть, соломку бы подстелила!

Что для русского хорошо…

По прибытии в Лейпциг я испытала лёгкое чувство паники. С одной стороны, мне никогда прежде не приходилось бывать за границей, и теперь я чувствовала себя не в своей тарелке. С другой, разноязыкий гул голосов, среди которого преобладала, конечно, немецкая речь, меня в некотором роде оглушил.

Нет, в самолёте большая часть пассажиров тоже говорила по-немецки, но там я отвлекалась на разговор с детьми, а потом — с нашим соседом по ряду Максимом. Так что немецкая речь, можно сказать, прошла мимо меня. А теперь я стояла, хлопая глазами и не зная, что делать.