Кэтрин Лэниган - Все или ничего
Алекс разрыдался. Шейн медленно притворила дверь, понимая, что увидела больше, чем дозволено Богом. «Невероятно! — думала она, поднимаясь по лестнице. — Оказывается, брата мучают демоны пострашнее моих».
Глава 33
Обоюдоострый нож сомнения безжалостно врезался в сознание Шейн, причиняя девушке невыразимые муки.
До того как Барбара попала в аварию, жизнь казалась простой и понятной. Она знала правила, которые пыталась навязать ей мать, и успешно с ними боролась. В этом заключался смысл ее существования.
Однако несколько месяцев назад судьба сделала неожиданный поворот. Шейн всегда считала, что любит Берта. Но сейчас, когда он попросил ее шпионить за Александром, она начала сомневаться в своих чувствах. Не то чтобы она слишком тревожилась за брата (с какой стати? Он-то не больно за нее тревожился!), просто Берт открылся ей с неприятной стороны.
Шейн никогда не была слишком верна интересам семьи, но раньше никто не заставлял ее их предавать. Берт поставил девушку перед жестким выбором. И это ей не нравилось.
Впервые она увидела его глазами своей матери и поняла, что Берт чужак, который никогда не войдет в мир Котреллов. И дело вовсе не в его происхождении. Просто он совершенно не верил в себя. Этот недостаток был хорошо знаком Шейн. Она и сама страдала от этой неуверенности.
Все эти мысли теснились в голове у девушки, когда она подъезжала к дому Берта. Линн увезла детей в Бостон, чтобы записать их в частные школы. Ее не будет четыре дня. Шейн много недель ждала этого момента, но сейчас почему-то не испытывала бурной радости.
Берт встретил ее на парадном крыльце. Он отпустил слуг, чтобы они могли побыть наедине. Впустив Шейн в дом, он закрыл дверь и поцеловал девушку.
— Что-то случилось? — спросил он, заметив ее необычную сдержанность.
Шейн взглянула на него. Долгое время она говорила себе, что в этом мужчине — вся ее жизнь, и пыталась любыми способами привязать его к себе. А стоило ли? Она знала, как манипулировать Бертом, чтобы получить от него желаемое.
Вся беда в том, что и он знал ее слабые стороны.
— У меня была трудная неделя. Мама пришла в сознание.
— Хорошая новость.
— Ты так считаешь? — Она прошла в гостиную и села за столик с черной мраморной столешницей.
Берт налил ей «Столичной», достал из кармана пакетик с кокаином и замшевый кисет, в котором лежали две знакомые стеклянные трубочки.
Шейн посмотрела на кокаин, потом на Берта:
— Что ты хочешь, Берт? Трахнуться? Или мы просто нанюхаемся порошка и будем ловить кайф?
— Господи! Что за бес в тебя вселился?
Девушка вздохнула и уронила голову на руку.
— Не знаю… Ничего, ничего я не знаю!
Берт обошел столик и сочувственно обнял ее за плечи — Зачем нам что-то делать? Мы можем просто поговорить.
— Да? — Она посмотрела на него с надеждой. Может быть, она зря в нем сомневалась? — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, малышка.
Шейн растаяла. Она всегда таяла, когда он бросал ей эти жалкие крохи. Ей нужно было знать, что кто-то ее любит, любит безоговорочно, независимо от того, что она говорит и делает, — просто за то, что она есть на свете. И она верила, что Берт любит се именно так.
— Пойдем наверх, — сказала она, обнимая Берта.
— Пойдем. — Он улыбнулся и помог ей встать. — Бутылку захватить?
— Нет. — Она заколебалась, вспомнив о том, каких вершин страсти они достигали. — Возьми кокаин.
Они не спали всю ночь — не было времени. Впервые Берт употребил кокаина больше, чем Шейн, и это придало ему небывалую сексуальную силу. Они угомонились только перед самым рассветом.
Он курил сигарету, а обнаженная девушка лежала у него на груди. Несмотря на наркотик, у него была ясная голова Шейн же сильно опьянела.
Берт погладил ее по плечу:
— Как дела дома, милая?
— Х-хорошо.
— Ты мне можешь рассказать что-нибудь про Александра?
— А это обязательно — о нем говорить?
— Только если есть что-то интересное.
Шейн подняла голову. Комната кругами плыла перед глазами. Как всегда, она боялась не угодить Бергу: если не сделать так, как он просит, он может ее отвергнуть. Всю жизнь ее отвергали — родители, Голливуд, Александр… А братику поделом! Пусть не слишком задается.
— Алекс возомнил себя важной шишкой — как же, теперь он сам заправляет делами на ранчо! Ему кажется, что он и со мной может обращаться как с какой-то служанкой. Но это не так!
— Конечно, не так, милая.
Шейн приподнялась на локте и попыталась сосредоточить взгляд. Ее отяжелевшие веки опускались сами собой, а голова слегка покачивалась на нетвердой руке.
— Александр думает, что Морин выйдет за него замуж. Я слышала, как он разговаривал сам с собой у себя в кабинете.
— Разговаривал сам с собой? И часто он это делает?
— В последнее время часто. — Она зевнула.
— А что еще он сказал?
— Я не совсем поняла. Да так, ничего особенного.
Берт заинтересовался:
— Например?
— Ну, он как будто хочет кого-то там перехитрить. По-моему, он имел в виду маму. Еще он сказал, что женится на Морин, захватит ее землю и станет самым могущественным.
И тогда никто не сможет ему указывать. Или что-то в этом роде. Он смотрел на ее фотографию и плакал. У него в столе лежат ее вещи. Я видела.
— Какие вещи?
— Рваный шарфик, губная помада и духи. В общем, блажь какая-то.
— Это не блажь, это наваждение, — пробормотал Берт себе под нос.
Шейн не все передала дословно, но смысл ясен Итак, Александр по-прежнему намерен играть по своим правилам.
Глупец! Он ходит по лезвию ножа. А жаль. Берт всегда симпатизировал Алексу, но покрывать его перед мафией он не станет, иначе сам попадет под удар.
Он погладил Шейн по руке и груди.
— Ты устала. Может, поспишь немного?
— Пожалуй.
Берт встал и пошел в ванную.
— Ты куда?
— Скоро шесть. Сегодня утром у меня деловая встреча.
— Ты серьезно? Неужели люди работают в такую рань?
— Конечно. Особенно если им нужно лететь в Хьюстон.
— О, — выдохнула она и тут же заснула на атласных кремовых простынях.
* * *Шейн проснулась в два часа дня. Берт еще не возвращался. Она приняла душ, оделась и поехала домой.
За воротами ранчо она повернула налево, не заметив, как с западной дороги подъехала Линн.
Линн сразу узнала красную спортивную машину и поняла, что в ее доме только что была Шейн Котрелл.
Она нарочно солгала мужу, что уезжает на четыре дня, рассчитывая застать его врасплох. И это ей удалось.
Войдя в дом, она направилась в спальню. Постель была смята и разворошена. Линн оцепенело стояла, представляя своего мужа в объятиях Шейн и ожидая знакомого приступа тошноты. Но тошноты не было. Линн не испытывала ничего: ни злости, ни боли.