Джудит Крэнц - Все или ничего
Дверь в другом конце комнаты открылась, и с охапкой дров в руках в нее вошел Сэм Батлер. Она наблюдала, как он, стараясь не шуметь, разводит огонь в камине поярче, потом присаживается у него, собираясь, очевидно, ждать ее пробуждения. Судя по серьезному выражению лица и удобной позе, Джез поняла, что он готов, если потребуется, просидеть так целую ночь. Всю вторую половину дня, которую она проспала в этом уединенном горном – или еще каком? – пристанище, он охранял ее сон.
– Добрый вечер, Сэм, – сказала она негромко.
Он вздрогнул от неожиданности. Джез поняла, что он унесся мыслями куда-то в другое место, далеко отсюда, и ее внезапное обращение вернуло его из мира мечты.
– Джез! – Суровое выражение лица сменилось радостным, едва он увидел ее. – Я уже забеспокоился. Ты просто провалилась в сон, и я никак не мог тебя разбудить.
– Что ж, не каждый день я выпиваю бутылку вина перед обедом. И не каждый день меня похищают.
– Я не знал твоего адреса, иначе отвез бы тебя домой.
– Надо было заглянуть в права.
– Не хотелось без разрешения рыться в твоей сумочке, – ответил он со всей серьезностью. – Это неприлично.
– Что ж, очень... тактично с твоей стороны. Это твой дом?
– Да. Я нашел его несколько месяцев назад.
– Где мы?
– В Голливуд-Хидлс. Этот дом построен почти восемьдесят лет назад. А на заднем дворе олени бегают.
– Сколько сейчас времени?
Сэм взглянул на часы:
– Почти семь тридцать, вечер, суббота. Наверное, у тебя назначена какая-нибудь встреча? Если еще не опоздала. Я сейчас же отвезу тебя домой.
Джез опустилась рядом с ним у огня.
– У меня нет никаких встреч, а вот у тебя должна быть. Может, просто вызвать сюда такси?
– Я собирался провести этот вечер дома, один. Неделя выдалась тяжелая.
Он решительно сложил на коленях руки, словно доказывая: ему абсолютно нечем больше заняться, как только сидеть у огня, глядя на пылающие дрова и о чем-то неспешно раздумывая.
– Тогда мне самый смысл побыстрее отсюда убраться, – предположила Джез.
– Да ничего подобного. Я... Я могу предложить тебе выпить.
– Это ты точно можешь, – задумчиво протянула Джез.
– А могу еще приготовить мясо.
– И этому верю, – улыбнулась она.
– Вот только телевизор включить не смогу – он сломан.
– Вот и отлично, – тихо сказала Джез. – Не нужен нам никакой телевизор.
– Можно еще включить музыку.
– Это великолепно. Музыку я просто обожаю.
– Вот и все, чем я могу развлечь тебя.
– И больше так уж ничего не можешь придумать?
– В такое-то время? Чтобы куда-то пойти, мы не одеты.
– И больше никакой идеи? Ни единого предложения?
– Нет. С воображением у меня плохо, – отозвался он, и в его глазах мелькнул недоверчивый огонек.
– Похоже, это точно, – сочувственно покачала головой Джез.
Она потянулась вперед, повернулась и легла спиной ему на колени, глядя на него снизу вверх. Голова ее удобно покоилась на его сложенных на коленях руках, губы потянулись к его щеке.
– А как насчет поцелуя, коббер? – Обвив его руками, она притянула к себе его голову. – Как правило, пока не изобрели телевизор, люди для развлечения занимались именно этим.
– Джез... – Сэм выпрямился, освобождаясь из ее рук. – Я хочу слишком многого.
– Тогда в чем же дело?
– Я бы хотел начать с тобой все сначала. Я вовсе не хочу терять голову и кидаться на тебя, как это случилось при первой встрече. И не хочу выглядеть в твоих глазах безмозглым кретином, который считает себя сверхмодной кинозвездой.
– Это мешает тебе поцеловать меня?
– Да.
– Ты слишком много думаешь, – сказала Джез и, приподнявшись так, чтобы дотянуться до него, запечатлела на его губах торопливый поцелуй. – Сегодня нападать буду я. Но следующий шаг могу предоставить тебе. Обещаю, что не стану использовать его против тебя.
Чуть отстранившись, Сэм внимательно изучал в отблесках огня ее лицо.
– Это не считается, – наконец решил он. – Это не поцелуй, а клевание. На мой взгляд, даже брата так не целуют.
Джез с жаром прильнула к нему и, обвив руками, одарила долгим поцелуем. Такой уж никак не назовешь сестринским.
– Уж извини, – опять заметил он, – но это тоже не годится. Так целуют кузена.
– Ну ладно. Потом не говори, что ты этого не хотел, – предупредила Джез угрожающим шепотом.
Значит, он тоже игрок. И весьма искусный. Что ж, если игра стоит свеч, она тоже маху не даст. Легко толкнув Сэма на ковер, она склонилась над ним. Он лежал спокойно, чуть вопросительно поглядывая на нее снизу вверх, словно измеряя взглядом ее возможности. Застыв в сладкой неподвижности, Джез подумала вдруг, что никогда прежде так глубоко не задумывалась над следующим моментом. Она привыкла получать поцелуи, а не предлагать их.
Вглядываясь в лицо Сэма, казалось, спокойно выжидавшего нового прикосновения ее губ, она представила себе происходящее с его точки зрения, увидела сцену его глазами, отметив участившееся дыхание в своей груди, горячую волну, начавшую заполнять ее, и почувствовала, как раскрываются в ответ на сдерживаемое желание, которое прочла в его глазах, ее губы. Джез потянулась к нему в поцелуе, словно предлагая торжественный дар, – сначала мягко и нежно, потом впиваясь в него с нарастающей страстью, пока желание не захватило ее полностью, заставив жадно исследовать его губы кончиком языка. Она легко просунула язык сквозь приоткрытые губы Сэма и остановилась, выжидая ответного прикосновения. Когда его не последовало, она изысканно-захватническим броском проникла глубже, обнаружив искомое между зубами Сэма, с восторгом отмечая волнующее ответное тепло.
Теперь Сэм уже отзывался на ее поцелуи, отвечал ей, принимаясь властно целовать, однако все еще оставался в рамках обозначенных им самим границ, и Джез подумала во внезапной вспышке утонченного нетерпения, что может целовать его так еще долго, а может и остановиться, что было бы самым идиотским решением в этот момент. Она может делать все, что захочет, с этим крупным, прекрасным, опытным партнером, который только что страстно поклялся, что хочет начать с нею все сначала. Придется дать ему понять, чего она ждет от него, иначе он так и будет сдерживать себя. Он ясно намекнул на это – или пригрозил? Опять национальная гордость?
Джез не спеша принялась расстегивать на Сэме рубашку, целуя его и намеренно медленно продвигаясь дальше, к прекрасной и чувственной его шее, затем к груди. Время от времени она останавливалась, словно решая, что делать дальше, и боясь двинуться, поддразнивая его, и лишь после этого, словно все еще колеблется, нехотя двигалась дальше, к соскам. С дразнящей замедленностью она взяла губами один из них, нежно зажав другой тремя пальцами левой руки, и принялась осторожно массировать, играя с нежной чувственной частичкой его тела, почти полностью утопавшей в светлой поросли на груди. Внезапно оба застыли, и, когда Джез снова принялась упиваться игрой с сосками, он не смог сдержать стон, который тут же нашел отклик у Джез, еще более страстно принявшейся ласкать его грудь, касаясь соска языком, шутливо выпуская его и тут же подхватывая вновь, одновременно играя вторым жадными, влажными пальцами. Джез чувствовала, как напряглось все его тело, как вздулись мускулы в процессе этой игры, хотя Сэм оставался по-прежнему неподвижным, отдаваясь ее сладкой атаке. Ни звука не сорвалось с его губ, и только унять бешеное биение сердца оказалось не в его власти, как не властен он был и успокоить учащенное дыхание. Она почувствовала, как дрожь пронзила ее тело, познавшее неизведанное ранее ощущение – доставлять наслаждение мужчине, – доставлять осознанно, неустанно, то наслаждение, которое он уже не в состоянии выносить пассивно. Она чувствовала, как набухает и увлажняется ее лоно, ни на секунду не забывая, что он рядом, существует лишь для нее, для подчинения ее желаниям и движениям. Джез целеустремленно двинулась далее, в то время как любопытство, желание знать, готов ли он, опередило ее действия, заставив задуматься, не перестаралась ли она, как там ему, есть ли силы продолжать дальше эту игру, оставаясь по-прежнему неподвижным, и кто обучил его этому...
