Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки
В следующую секунду он издает звук, похожий на что-то среднее между криком боли и возгласом отвращения, и выплевывает прямо на меня все, что попало ему в рот.
— Что вы делаете?! — ору я.
— О Господи, что это?! Гадость ужасная! Это моча? — У него на глазах слезы.
Засунув пальцы в рот, он пыхтит в отчаянной попытке избавиться от следов таинственной жидкости.
Я тотчас же понимаю: он схватил то, что мы именуем «пи-пи бутылка». Давным-давно, на заре родительского статуса, я поняла, что мы никогда никуда не будем поспевать вовремя, если будем останавливаться каждый раз, когда кто-то из мальчиков захочет писать. Поэтому все три ребенка с самого раннего возраста были приучены использовать в этих случаях пластиковые бутылки.
Он с гадливостью нюхает оставшуюся в бутылке жидкость.
— Это же моча, Люси!
— Разве вам не показалось, что цвет странный? — пытаюсь я защититься.
— Я подумал, что это «Лкжозейд»[81] или один из новых энергетических напитков. Как вы думаете, мне нужно к врачу? Вдруг я подхвачу гепатит А или В?
— Нет, — твердо отвечаю я. — Не будьте смешным. Некоторые пьют урину по назначению врача. Тито, леди Ди…
— Но свежую! Здесь целая пинта[82] в этой бутылке. Как давно она тут валяется, Люси?
— Послушайте, с вами все будет в порядке, — успокаиваю его я, спрашивая себя, не относится ли он к числу тех мужчин, которые хотят, чтобы женщина приняла душ, перед тем как заняться с ней сексом.
— Просто отвезите нас домой, пожалуйста, мне необходимо почистить зубы, — с мукой в голосе просит он.
В итоге я решаю, что все же это была в основном положительная встреча.
Том приезжает домой в пятницу поздно вечером. Я уже в постели, настолько уставшая, что точно не знаю, сплю я или бодрствую, когда он, спотыкаясь, вваливается в комнату вместе со своим чемоданом. Он включает лампу, и я жмурюсь от слепящего света, когда он переодевается в очередную новую пижаму. Он в жизнерадостном настроении. Я это знаю, потому что он оставляет все, кроме средней, пуговицы расстегнутыми.
Строительные работы по возведению библиотеки начались, сообщает он возбужденно. Огромные бетонные блоки такие громадные, что для их перевозки были задействованы грузовики, обычно используемые в качестве лесовозов. Они проехали через Милан медленным конвоем, на день перекрыв движение.
Он удостоился восторженного упоминания в местной печати — и у меня в руках номер «Коррьере дела сера» с крупным заголовком «II genio inglese»[83]. Ниже его фото: он одной рукой обнимает хорошенькую брюнетку, та смотрит на него, а не в объектив.
— Кто это? — спрашиваю я.
— Это Кэт. Один из младших архитекторов.
— Очень привлекательная.
— Это один из предметов страсти Пита.
— Она все время ездит с тобой? — продолжаю я задавать вопросы.
— Да, — отвечает он. — И прежде чем ты задашь следующий вопрос, отвечаю: «Нет».
Ненависть к итальянской бюрократии, по милости которой проект был отсрочен почти на два года, обернулась любовью к сырам из Ломбардии. Том извлекает из чемодана здоровенный кусок сыра горгонзола, толстый ломоть грана-падано и миланскую салями. Он привез даже настоящий трюфель, завернутый в кусок бумажного кухонного полотенца; трюфель он планирует строгать и посыпать им каждое утро яичницу-болтунью. Он размахивает им вокруг моего носа, и я издаю возгласы признательности. Том разворачивает сыры, раскладывает их в ряд на комоде и закрывает глаза, чтобы вдохнуть их аромат. На его лице экстатическое блаженство.
— Они спали, — поясняет он.
— Я тоже, — роняю я, стараясь, чтобы мой голос не звучал сердито.
— Они должны дышать, — продолжает он, указывая на распеленатые сокровища.
— Мы тоже. — Я неохотно вылезаю из постели, чтобы отнести их вниз.
Это оказывается правильным, ибо на кухонном столе я нахожу письмо от Петры — оно пришло на мое имя сегодня утром. Это короткая формальная записка, с правильной пунктуацией, написанная ее столь хорошо знакомым мне ровным почерком. Я перечитываю письмо еще раз, чтобы убедиться, что правильно поняла его.
«Дорогая Люси!
Пожалуйста, прочти это письмо, когда Тома не будет рядом, а потом уничтожь его, потому что иначе, боюсь, ты оставишь его на кухонном столе. Когда я жила у вас в Лондоне перед отъездом в Марокко и однажды утром приводила в порядок твой письменный стол, то случайно наткнулась на целый ряд просроченных счетов и извещений от уполномоченных по взысканию задолженностей, свидетельствующих о том, что ты задолжала значительную сумму денег разным людям. Надеюсь, ты не думаешь, что я совала свой нос туда из любопытства. Деньги от продажи моего дома наконец-то пришли, и я вкладываю в письмо чек, который некоторым образом поможет разрешить эту ситуацию. Я обживаюсь в Марракеше.
С любовью и заботой, Петра.
P.S. Прочти книгу о миссис Битон. Никто из нас не является тем, кем кажется, но я все-таки рекомендовала бы тебе выделить специальный день для стирки».
По пути назад я засовываю это письмо и чек на 10 000 фунтов стерлингов в верхний ящик моего письменного стола, ощущая необыкновенную легкость бытия. Это сродни отмене смертного приговора. Я уже начала было составлять список тех, кому необходимо заплатить в первую очередь, начиная с симпатичного судебного пристава.
Счастье Тома заразительно, поэтому, возвратившись, я оцениваю момент как подходящий для того, чтобы спросить его, не согласится ли он посидеть с детьми на следующей неделе, чтобы я могла пойти к Эмме отметить ее последнее продвижение по службе. Предвижу, что к середине следующей недели с его проектом случится какая-нибудь очередная катастрофа и его настроение упадет.
— Прекрасно, — говорит он. — Какой-то журналист набивался на мое интервью в «Архитектс джорнал». Он придет на днях. А, кроме того, один итальянский архитектор пригласил нас погостить недели две в его доме в Тоскане.
— Фантастика! — откликаюсь я с неподдельным восторгом. — Никаких палаток?
— Никаких палаток! Палаццо с виноградником, не меньше. Хотя я не думаю, что один лишь кемпинг повинен в полном фиаско в Норфолке.
— А что же еще? — спрашиваю я.
Он не успевает ответить — на его прикроватном столике начинает звонить телефон. Мы оба с подозрением смотрим на него, потому что телефонные звонки поздно ночью в большинстве случаев не предвещают ничего хорошего. Я протягиваю руку, чтобы взять трубку, но Том крепко кладет свою руку на телефон и ждет, пока тот не прозвонит точно пять раз.
